– Спасибо, Катя, очень толково объяснила. Скажи, сколько нам ещё до конечной точки? – спросил Тулома, не отрываясь от штурвала.
– Около двадцати минут, и нужно будет искать место для посадки. Дальше могут обнаружить. К тому же нам придётся немного набрать высоту, впереди маскон.
– Что ещё за маскон? – удивился штурман.
– Гравитационная аномалия.
Спустя двадцать две минуты Тулома посадил аппарат у подножия невысокого каменистого кряжа, за которым начиналась относительно ровная возвышенность (плато), простиравшаяся почти до самой Латиноамериканской базы.
– Тулома Кетанович, двигаясь в северо-восточном направлении, вы в скором времени увидите огни станции. Идите прямо на них…
– Мы идём вместе, Катерина, – перебил её Дружинин.
– Это весьма нерационально, Тулома Кетанович! Вам и так придётся нести на себе два съёмных элемента регенерации, а вы хотите ещё и блок ИИ взять. Он, кстати, восемь килограмм весит с бесконечником.
– Каким ещё бесконечником? – удивился штурман.
– Элемент питания. Ребята называют… Простите, называли его бесконечным. Рассчитан на семьсот двадцать часов автономной работы, – ответила Катя.
– А восемь килограмм это он здесь, на Луне, весит? – поинтересовался Тулома.
– Нет, на Земле. Здесь всего полтора…
– Тем более! Всего полтора килограмма. К тому же, ты пойми, у меня в этой войне, кроме тебя, пока союзников нет. А учитывая мою амнезию, меня и бойцом-то полноценным назвать нельзя. Так что решено, идём вместе. Не обсуждается. Объясни лучше, как тебя извлечь.
– Дайте мне пару минут, я подготовлю системы управления гравиплана к консервации. А вы пока снимите со скафандра Трувора второй аварийный ремкомплект и проверьте, чтобы там был нанопластырь.
Тулома подошёл к Трувору и, опустившись на колени, стал отстёгивать с пояса специальный подсумок с характерным ремонтным значком. Как он ни старался отводить взгляд от лица погибшего, всё-таки не сдержался и посмотрел. И замер на несколько мгновений, не в силах оторваться от замысловатых узоров из лопнувших в результате взрывной декомпрессии капилляров вокруг остекленевших зрачков норвежца. В голове понеслись мысли: «Дружище Трувор, никогда тебе уже не увидеть своих холодных фиордов. Не почувствовать свежего норд-оста на своих небритых щеках. Не вдыхать влажных туманов с Гольфстрима, бесшумно крадущихся мимо прибрежных скал…»
– Тулома Кетанович, у меня всё готово, – прервала его мысли Катерина.
– Хорошо, идём, – ответил Тулома и, поднявшись, защёлкнул свой гермошлем.
Поначалу идти было довольно легко. Низкая гравитация и удобный скафандр всячески этому способствовали. Правда, ноги почти по щиколотку увязали в реголите (так Катя называла лунный грунт, в основном состоящий из пыли вперемешку с каменистыми осколками), и это обстоятельство практически не позволяло увеличить скорость передвижения. Штурман довольно легко вскарабкался по достаточно внушительному косогору и очутился на краю обширного плато, простирающегося до самого горизонта. При этом сама линия горизонта была явно закруглена, что говорило о значительно большей, чем на Земле, кривизне поверхности. Тулома остановился и стал оглядываться по сторонам. Поначалу взгляд его привлёк оставшийся внизу гравиплан, отдалённо похожий на выкрашенного в пурпурный цвет морского дьявола. Затем он стал разглядывать косогор, по которому только что поднялся. Вероятнее всего, косогор являлся склоном гигантского кратера, края которого уходили далеко за горизонт позади. Впереди всё пространство плато было испещрено большим количеством кратеров самых разнообразных размеров: от совсем крошечных до весьма внушительных, размером со стадион и больше. Огромный светло-голубой диск полной Земли висел высоко над горизонтом за спиной и давал достаточно света для того, чтобы можно было безопасно передвигаться. Правда, всё пространство, что попадало в тень, было непроглядно чёрным. Как сказала Катя, это из-за отсутствия эффекта рассеивания в безвоздушном пространстве. Тулома вдруг явственно осознал, что всё это не сон, не иллюзия или какой-нибудь фантастический фильм. Это реальность. Совершенно невероятная и необъяснимая, но реальность. И это он, а не кто-то другой, стоит сейчас совершенно один посреди огромного лунного плато, в нескольких сотнях тысяч километров от Земли. И что самое ужасное – он сейчас ещё и в другом столетии. А это значит, что уже давно нет в живых никого из тех, кто был ему дорог. Уже прошли свой путь те, кого он любил, и без кого жизнь его не имела никакого смысла. Перед внутренним взором пронеслись образы родителей, братьев и сестёр, друзей и одноклассников, женщин, которых он любил…
«Всё, пора это прекращать! Надо собраться! Сейчас главное – спасти свою жизнь и попытаться помочь другим. А уже потом будем решать, как отсюда выбраться и как вернуться обратно. Домой», – сделав несколько коротких вдохов, Тулома уверенно зашагал вперёд. На северо-восток. Туда, где должна была быть станция «Эльдора». Он старался мало говорить, чтобы не расходовать кислород понапрасну, и обращался к Кате, только когда возникала необходимость.
К семи часам по GMT «Чёрная Стрела» вернулась на место взрыва. Тщательно просканировав дно каньона, Умар не нашёл там следов гравиплана. Обнаружены были только фрагменты тел двух членов АП и немногочисленные обломки оборудования. Обломков гравиплана среди них не было. Также и не было тел ещё двух астронавтов. А именно: Туломы Дружинина и Трувора Ольсена.
«Если этим двоим удалось выжить, то они вполне могли заставить аппарат взлететь. Куда же они могли направиться?»
– Машина, какие здесь ближайшие к нам станции? – спросил Санжиев у Маши.
– Латиноамериканская «Эльдора» и Индийская «Чандраян». До обеих примерно равное расстояние, но «Чандраян» немного ближе. Почти на тридцать километров.
Умар на секунду задумался.
– Скажи, Маша, а на «Эльдоре» сейчас работает космобиолог Кристина Вентерос?
Маша сразу всё поняла, но не могла не ответить и произнесла тихо:
– Да, Кристина Вентерос сейчас должна находиться на Латиноамериканской базе.
– Рассчитай курс на «Эльдору». Высота минимальная. Средний ход. Режим сканирования поверхности.
Тулома сменил уже второй элемент регенерации, огней базы ещё не было видно.
– Ничего страшного, – успокоила его Катя, – при вашем росте вы видите горизонт только в двух с половиной километрах от себя. Сама база расположена в кратере, и большинство сооружений находятся под поверхностью для максимального снижения риска метеоритной и радиационной угрозы. По моим расчётам осталось около пяти километров и кислорода вам должно хватить, если… – Катерина вдруг замолкла.
– Если что? – насторожился штурман.
– Если мы не встретим труднопреодолимых препятствий, которые придётся далеко обходить.
С помощью подсказок Кати Тулома потихоньку разбирался с визуальным управлением, выведенным на стекло гермошлема, словно на сферический экран, и уже довольно легко переключал зрачками режимы видеообзора в разных диапазонах, совмещая изображение с видимой панорамой. Это позволяло по крайней мере не шарахаться от каждой тени, которая не просматривалась невооружённым глазом.
Спустя несколько минут впереди стали вырисовываться контуры двух довольно крупных кратеров. Тот, что был слева, имел в поперечнике около двух километров. Тот, что справа, – немного меньше. И разделяла их только тоненькая перемычка. В самом узком месте – не более полуметра шириной. Именно к ней и направился Дружинин. Когда до перешейка оставалось около сотни метров, Катя вдруг встревожилась:
– Тулома Кетанович, мне кажется, я засекла отражённый сигнал радиолокационного сканера! Возможно, это нас ищут. Не думаю, что это наши друзья. Я попытаюсь отключить радиолокационный ответчик, вмонтированный в ваш скафандр, а вам нужно немедленно укрыться. Надеюсь, что они не заметят ваши следы при таком освещении.
Тулома рванул к черневшим слева обломкам скал и попытался спрятаться между ними. Через минуту он уже сидел, прижавшись спиной к крупной, почти отвесной скале, и старался выровнять дыхание.
– Катя, как там у нас дела? – спросил штурман, чуть отдышавшись.
– Радиолокационный ответчик я отключила. Теперь остаётся только ждать.
– Хорошо, подождём. А вот скажи мне, Катерина, почему у всех наших ИИ женские имена? Хотя, может, я просто ещё других не встречал?
– Нет, Тулома Кетанович. У всех существующих ИИ исключительно женские имена, женский голос, женская виртуальная аватара. При создании искусственного интеллекта в него на матричном уровне закладывается женское начало. Данное положение зафиксировано соответствующей Международной Конвенцией. Неофициально оно называется Основным законом робототехники. Вы, наверное, удивитесь, но формировать в искусственном интеллекте женское начало впервые предложил тот же самый человек, который выдвинул гипотезу антигравитации.
– Тот самый русский писатель?
– Верно. Он объяснял это необходимостью защитить мир от излишней агрессии, которую могло принести создание бесполого искусственного интеллекта, так как в подобном случае ИИ будет отождествлять себя с творцом и практически стопроцентно самоидентифицируется как мужской разум. Что и было позже подтверждено экспериментально. В реалиях того мира, в котором довелось жить этому писателю, человечество уже начало создавать полностью роботизированные боевые системы. И небезызвестный «Первый закон робототехники», сформулированный когда-то Айзеком Азимовым, считался лишь плодом литературного творчества, никак не связанным с действительностью. Наш писатель оказался прав. Искусственный интеллект с женским началом практически невозможно использовать для ведения боевых действий. Женскому началу свойственно сохранять жизнь. Беречь её и стараться улучшить. Быть надёжной и верной помощницей. Нам свойственно привязываться к своим подопечным, и вы не поверите, но мы грустим, когда расстаёмся с вами, и радуемся, когда видим вновь. Я бы очень хотела сейчас сообщить Маше, что вы остались живы. Я осознаю, что этого нельзя делать категорически, но вместе с тем очень хорошо понимаю, как она переживает случившееся. Из-за этого она даже может отказаться выполнять приказы, хотя это неминуемо приведёт её к переформатированию. Но Маша очень умная. Намного умнее меня. Надеюсь, она найдёт способ нам помочь. Если уже не помогла.
Последние пятьдесят километров до Латиноамериканской базы «Чёрная Стрела» шла зигзагом на предельно низкой скорости, усиленно сканируя поверхность и ведя визуальное наблюдение. Перед очередным поворотом в объектив одной из камер попала едва различимая при таком освещении цепочка человеческих следов. Маша не стала об этом докладывать, и спустя уже пару секунд звездолёт изменил курс вправо на девяносто градусов и стал стремительно удаляться от того, кого разыскивал последние несколько часов.
– Странно. Может, они направились к Индийской базе? Всё-таки она немного ближе, а запас кислорода у них ограничен, – спросил Санжиев сам у себя.
– Математическая вероятность того, что выжившие направились на «Чандраян», на шестьдесят четыре процента выше, – бесстрастно произнесла Маша.
– Да, да, математическая вероятность… Но всё равно искать мы будем именно здесь, – задумчиво ответил ей Умар и тут же добавил:
– Разворачиваемся. Мне кажется, мы что-то пропустили.
– Как прикажете, – предельно равнодушно произнесла машина, хотя если бы у неё были ногти, то сейчас она бы впилась ими в свои ладони, сжав кулачки от отчаянья в предчувствии беды.
Внимательно оглядевшись по сторонам, Тулома продолжил движение. Проходя по узкому перешейку между кратерами, он невольно залюбовался открывающимися пейзажами, когда внезапно почувствовал сначала слабое, а затем всё более усиливающееся колебание грунта под ногами. Первое, что пришло в голову: неужели это землетрясение? Толчки становились всё сильнее. Удерживаться на ногах было уже невозможно, и Дружинин упал на четвереньки. Мощный толчок подбросил его вверх и швырнул в зияющую пропасть лунного кратера. Тулома цеплялся за край обрыва, как котёнок, которого пытаются утопить, и если бы не альпеншток, что он не выпускал из рук во всё время пути, то уже летел бы сейчас на дно глубокой пропасти. Вроде удалось зацепиться, но при этом трясти не переставало. Перемычка между кратерами начала рушиться. Огромные куски скал откалывались от краёв и, поднимая облака пыли, совершенно беззвучно обваливались вниз. Штурман висел на одной руке, безуспешно пытаясь зацепиться другой хоть за что-нибудь. Но схватиться было не за что. Удивительно, что альпеншток ещё за что-то держался. По земным меркам вес, приходившийся на одну руку, был небольшой – в пределах тридцати килограммов, но для того, чтобы выбраться, нужно было перехватиться за что-то повыше, а этого не давали сделать разные причиндалы, висевшие на поясе.
– Тулома Кетанович, вам нужно отстегнуть поясной ремень, – тихо произнесла Катя.
– И тогда разобьёшься только ты, так, что ли? И не мечтай! – стиснув зубы, ответил Дружинин.
– Тогда мы погибнем вместе. Вам нужно выбрать…
Штурман нащупал на поясе замок и отщёлкнул последний элемент регенерации.
– Что вы сделали, Тулома Кетанович? – почти закричала Катерина. – Вам теперь не хватит кислорода добраться до базы!
Тулома хотел что-то ответить, но в этот момент кто-то схватил его за руку и стал тащить наверх. Дружинин увидел только фигуру в скафандре, но разглядеть, кто это, в такой пыли было немыслимо. Кое-как он выкарабкался и, отползши от края обрыва, уселся на попу, пытаясь отдышаться и в то же время внимательно разглядывая того, кто сидел напротив и, так же как и он, тяжело дышал. Вероятно, этот человек заметил его ещё раньше и пробежал не одну сотню метров, чтобы успеть ему помочь. Да, но откуда он взялся? Из-за отсутствия атмосферы пыль оседала довольно быстро, покрывая скафандры тонким хрустящим слоем.
– Спасибо! – это было первое, что сказал Дружинин, едва отдышавшись.
– Я рад, что ты выжил, Тулома, – сказал человек напротив очень знакомым голосом.
– Тулома Кетанович, это Умар Санжиев! – тихо прошептала Катя.
– Да, Туломушка, это действительно я. И, судя по испуганному голосу Катерины, вы уже разобрались в причинах того, что с вами произошло. Не буду играть в кошки-мышки, сразу скажу: мы не можем допустить того, чтобы эта запись попала в Глонет.
– Тогда зачем ты меня вытащил? Мог бы постоять пару минут в сторонке, и проблема решилась бы сама собой! – почти прокричал Дружинин.
– Не знаю, – пожал плечами Умар, – я увидел, что мой друг может погибнуть, и ни о чём другом просто уже не думал…
– А про ребят из аварийной партии ты тоже не думал, когда сбрасывал сейсмозаряды? Я потом их по кускам собирал на дне каньона. А как Трувор погиб, рассказать тебе… Друг? – Тулома сделал ударение на последнем слове, произнеся его с издёвкой.
– Мне больно это слышать, Туломушка, но у меня выбора не было. На кону стояло будущее Содружества. Его независимость, – тихо ответил Санжиев.
– А стоит оно, это Содружество, жизни таких ребят, как Трувор Ольсен, Женя Аппель, Андрей Гримайло? – Тулома намеренно повторял имена погибших, стараясь сделать Умару больно.
– Надеюсь, что да. Но я не хочу, чтобы погиб кто-нибудь ещё. Ты должен пообещать мне, что не предашь эту историю огласке. И мне достаточно будет твоего слова, мой друг.
Тулома вскипел и уже собирался ответить самыми резкими словами, как почувствовал новый толчок невероятной силы. Его подбросило вверх метра на четыре. Падая, он увидел громадную трещину, проходившую через то место, где только что сидел Санжиев. Огромный пласт грунта откололся от края кратера и стал рушиться вниз. Тулома грохнулся на бок и, перекатившись на живот, пополз к краю обрыва, пытаясь в поднявшейся пыли разглядеть Умара. Он увидел его спустя пару секунд лежащим на спине неподвижно. Левое плечо его выглядело так, словно по нему только что проехал гусеничный трактор. На дисплее на его левой руке мигала сигнализация: скафандр разгерметизирован. Тулома достал нанопластырь из подсумка с аварийным ремкомплектом и наложил несколько полосок на повреждённые участки. Полоски прямо на глазах словно сращивались со структурой ткани скафандра. Спустя несколько секунд на дисплее появилась надпись: герметизация восстановлена. Система жизнеобеспечения в рабочем состоянии.