«Вадик что-то сделал!»
– Пусть, всё станет, как раньше… – продолжал он шептать, глядя на девушку внизу. – Пусть…
Макар умолк, услышав скрип и скрежет. Сердце подпрыгнуло в груди, воздух опять стал густым точно патока. Ночной пейзаж за окном смазался, поплыл, как будто на картину с не засохшей краской плеснули растворитель. С тревогой Макар вглядывался в пространство за окном, у него снова появилось ощущение, что он застрял в каком-то бредовом сне. Раздался громкий хлопок, как от самолёта преодолевшего скорость звука. Деревья, дома, конструкции во дворе – всё всколыхнулось, сдвинулось, а потом встало на место в ином виде. Скрип и скрежет стали тихими, а потом эти звуки странным образом трансформировались в шум ветра, бормотание телевизора.
Заторможено Макар вытянул дрожащую руку, потрогал оконное стекло. Взглянул на двор с совершенно нормальными деревьями, фонарями и машинами. Повернулся, рассеянно хлопая глазами, осмотрел комнату. Всё было, как раньше. Полки висели на своих местах, а на полках стояли книги, на диване лежали подушка и скомканное покрывало, узоры на ковре и обоях словно бы и не исчезали. На экране телевизора красивая девушка рекламировала кофе, стрелки часов на стене показывали полвторого ночи.
Пить хотелось невыносимо, но отчего-то Макар боялся сдвинуться с места, будто малейший шаг мог снова изменить пространство. Ему пришлось мысленно рявкнуть на себя, чтобы отправиться на кухню. Он шёл крадучись, прислушиваясь к каждому звуку, опасаясь снова услышать скрип и скрежет. Ноги были, как ватные, по телу расползалась слабость, голова немного кружилась. Макар не испытывал облегчения из-за того, что всё встало на свои места – пока ещё нет. Он плохо соображал, и часть его сознания как будто до сих пор пребывала там, где по городским улицам бродят чудовища.
Наливать воду в кружку он не стал – повернул вентиль крана, наклонился, подставил губы под струю и принялся жадно пить. Утолив жажду, сунул голову под струю и долго стоял так, чувствуя, как проясняется рассудок. Фыркая и отдуваясь, закрыл кран, вернулся в гостиную и снова выглянул в окно: обычная осенняя ночь. Дождик заморосил. Но Макар боялся, что всё может опять измениться, ведь отметина на руке никуда не исчезла. Он принялся мерить шагами комнату. Долго ходил из угла в угол, потом схватил с полки кистевой пружинный эспандер, сел на диван и начал остервенело сжимать и разжимать тренажёр. Эспандер был для него терапией, помогал подавлять злость, нервозность.
Тихо бормотал телевизор, с улицы доносился шум дождя. Макар смотрел в пространство перед собой и пытался разобраться в том, что произошло. Проще всего было бы сказать самому себе, что всё случившееся – галлюцинация. За эту версию очень хотелось уцепиться, как за спасительную соломинку, но… не получалось. И ничего вразумительного в голову не приходило, кроме резкой констатации: «Вадик что-то сделал!»
Кисть и предплечье онемели от агрессивной физической нагрузки, и Макар переложил эспандер в другую руку. Он взглянул на фотографию на стене. На снимке Катя, раскинув руки точно крылья, стояла на фоне заката. Она смеялась, вокруг её головы, казалось, сиял огненный ореол.
– Что произошло, Кать? – жалобно спросил Макар.
Он поймал себя на том, что ждал от неё ответа, как наивный ребёнок, верящий в чудеса. Словно Катя могла выйти из фотоснимка и всё объяснить. Глупо. Макар и чувствовал себя глупым.
Тревога проходила, нервное напряжение шло на спад. Он положил эспандер на столик, откинулся на спинку дивана и закрыл глаза. В сознании появился знак вопроса, нарисованный в тёмном пространстве огоньком зажигалки. Макар устало подумал, что есть человек, который даст объяснение всему случившемуся. Это Вадик, будь он неладен. Утром нужно его разыскать и, если придётся, вытрясти из него ответы силой. Чёртов дурак сотворил какую-то хрень и обязательно за это ответит!
Знак вопроса ещё долго горел в сознании, а потом подёрнулся дымкой. Макар решил не спать, намеревался быть начеку, однако в полчетвёртого утра его совсем сморило, и он забылся глубоким сном.
Глава четвёртая
Агрессивная форма рака. Неоперабельная.
Когда Андрей Шульгин услышал от врача эти слова, прозвучавшие, как приговор, то потерял сознание. Очнулся, ощущая резкий запах нашатыря, увидел печальные глаза доктора и мысленно взмолился: «Пускай эти слова мне померещились! Не хочу их слышать, не хочу! Мне же всего девятнадцать лет!..»
С тех пор прошло четыре месяца. Состояние ухудшалось с каждым днём. Опухоль мозга вызывала жуткие головные боли, эпилептические припадки, порой Андрей будто бы терялся во времени и пространстве. Каждую ночь ему снился чёрный спрут, который оплетал его жгучими щупальцами, стискивал, выдавливал жизнь. Андрей просыпался в холодном поту и принимался рыдать. Иногда он кричал: «Почему я?! За что?! Почему я?!»
Два раза в неделю отец возил его к психологу. Тот говорил правильные слова, подводил к тому, что Андрей должен смириться. Но как смириться с подобной несправедливостью? Как найти умиротворение, когда смерть уже в лицо дышит? Поездки к психологу не помогали. Смириться Андрей просто не мог. Единственное, что он твёрдо решил, так это то, что проживёт свои последние месяцы, недели, дни в своём доме. Лучше пускай родители о нём заботятся, чем медсёстры. Лучше видеть родные стены, чем стены больничной палаты. К тому же, в нём теплилась надежда на чудо, и он считал, что чудо если и может случиться, то только здесь, в привычной обстановке, где каждая трещинка на потолке знакома, где мама когда-то, укладывая его спать, пела колыбельные, где отец учил его основам программирования. «Дома и стены помогают», – для Андрея эта поговорка стала своеобразным заклинанием. Только эти слова, порой, помогали временно успокоиться.
Без пяти четыре утра. Дождь шумел за окном.
Андрей не спал всю ночь. Ещё с вечера такая жуткая тоска накатила, что хоть вой. Впрочем, какое-то время он и выл, стиснув зубы, дрожа всем телом и вжав лицо в подушку. Его одолевали мысли о том будущем, которое у него могло бы быть, но не будет. Он представлял себе свою свадьбу с Лилей, девушкой, которую любил. Лиля как узнала, что Андрей неизлечимо болен, сразу же бросила его. Её подруга сказала, что она нашла нового ухажёра. Андрей не осуждал. Была поначалу обида, но прошла. Теперь ему только и оставалось, что представлять, как они с Лилей ходят на пикники, загорают на пляже, устраивают романтические ужины при свечах. Он представлял, что у них есть дети – мальчик и девочка. Они очень смышлёные, гордость родителей. Семья проживает в хорошем доме, рядом сад с белой беседкой, в саду цветут яблони. Андрей всегда представлял весну или лето. Порой он даже ощущал аромат трав, а не запахи лекарств, которыми пропиталась комната. Его воображение рисовало, что они с Лилей сидят в беседке, пьют чай и глядят на закатное солнце. А в доме отец, мать и дети. У всех отличное здоровье.
Как бы ему хотелось, чтобы его воображение было каким-то параллельным миром, чтобы шагнуть туда и остаться навсегда. И забыть, как страшный сон тот мир, который он знал.
За окном шумел ветер. Огни уличных фонарей отпечатали жёлтый прямоугольник на потолке и в этом прямоугольнике шевелились корявые тени от ветвей деревьев. Андрей глядел на них и проклинал эту слякотную осень, потому что она станет для него последней и потому что она не весна.
Он вдруг заметил краем глаза какое-то движение возле стены. Приподнял голову от подушки, повернулся. В полумраке стояли две фигуры. Напряг ставшее плохим за последние месяцы зрение и разглядел женщину с белыми волосами и высокого мужчину в шляпе. Откуда они взялись? У Андрея уже случались галлюцинации из-за опухоли, но они были смутными, неопределёнными, словно обрывки туманного сна. А сейчас…
Женщина подошла к кровати, приставила палец к своим губам.
– Тсс… тихо, спокойно. Всё хорошо, мальчик. Теперь всё будет хорошо, я тебе обещаю.
Андрей разглядел морщины на её лице. Нет, это не галлюцинация. Всё слишком реально. Раньше, до того, как опухоль обосновалась в его голове, он завопил бы от ужаса, но сейчас ему было немного тревожно, волнительно, но не страшно. Когда ты одной ногой в могиле, перестаёшь бояться многих вещей – высоты, скорости, чего-то странного и непонятного. Всё из-за крайнего отчаяния, на его фоне прежние страхи кажутся незначительными.
– Бедный мальчик, – ласково сказала старуха. Её глаза в полумраке блестели, как отполированные камешки. – Опухоль убивает тебя. Это так несправедливо. Но я помогу. Я здесь, чтобы избавить тебя от страданий. Поверь мне. Просто поверь.
Андрей покосился на высокого человека в шляпе. Тот почти сливался с темнотой, был виден только силуэт – чёрное на чёрном.
– Вы кто? – взвизгнул он.
Старуха снова приставила палец к губам.
– Тсс… говори шёпотом. В соседней комнате спят твои родители, и будет очень некстати, если они проснутся. Ты спросил, кто мы? Меня зовут Странница, а это мой друг и слуга Блох. И мы хотим забрать тебя туда, где ты будешь жить ещё очень, очень долго. Жить без боли, без страданий. Что ты на это скажешь, мальчик?
– Вы мне мерещитесь.
– Ох, не обманывай сам себя. Зачем? Ты ведь уже понял, что мы не плод твоего воображения. Если остались ещё сомнения, можешь взять меня за руку.
Странница выставила перед собой раскрытую ладонь. Андрей осторожно, словно боясь обжечься, коснулся пальцев старухи, заметив на её запястье что-то вроде браслета с синими мерцающими прожилками.
– Вот видишь? – улыбнулась Странница. – Мы с Блохом самые что ни на есть настоящие. А теперь, когда твои сомнения полностью развеялись, давай перейдём к делу. Я предлагаю тебе жизнь. Долгую жизнь. Но ты больше никогда не увидишь ни отца, ни мать, ни друзей. Для всех ты просто исчезнешь.
Андрей подумал о чуде, о котором мечтал. Быть может, это оно и есть? Робко, словно опасаясь своими словами спугнуть ночных посетителей, он спросил:
– Вы ангелы, да?
Странница рассмеялась.
– Ты не первый, кто задаёт этот вопрос. За последние дни мы с Блохом забрали девятнадцать неизлечимо больных. Таких, как ты. И почти все спрашивали, не ангелы ли мы. Отвечаю: нет, мальчик, не ангелы. Но и не посланники дьявола, если тебя это успокоит. Мы те, кому не всё равно, будешь ли ты жить дальше или умрёшь. Мы те, кто очень желает, а главное, может, помочь. Считай нас посредниками между тобой и всемогущим доктором, который способен исцелить любого человека, для которого нет ничего невозможного. Этот доктор ждёт тебя. Бу-Ка очень хочет расправиться с твоей болезнью, превратить её в ничто.
– Я … я не понимаю. Какой ещё Бу-Ка?
– Доктор. Добрый доктор Бу-Ка, – Странница всплеснула руками, и Андрей заметил, что у неё и на другом запястье синие мерцающие прожилки. – Он сделает так, что ты не просто излечишься, но и забудешь обо всех проблемах. Ты будешь по-настоящему счастлив. И то, что ты никогда больше не увидишь друзей и близких, тебя не будет волновать.
Андрей ей верил, потому что невыносимо хотелось верить.
– Я должен куда-то пойти с вами?
– Нет-нет, идти тебе не придётся, – заверила Странница. – Тебя доставят. Как на машине скорой помощи, разве что мигалок не будет. Это совсем рядом, можно сказать, рукой подать. Так ты готов встретиться с Бу-Ка?
Он был готов встретиться хоть с самим сатаной, лишь бы больше не было эпилептических припадков, болей, мыслей о том, как он гниёт в гробу под толщей земли.
– Да, я готов. Прошу, заберите меня. Я готов. Но могу я попрощаться с отцом и матерью?
– К сожалению, нет, – тяжело вздохнула Странница. – Если они проснутся, это всё усложнит. Твои родители не поймут. Увидят нас с Блохом и шум поднимут. И нам придётся исчезнуть. Мы, конечно, вернёмся, не бросим тебя умирать, но на это уйдёт время. А ты не единственный, кому нужна наша помощь. Возможно, прямо сейчас, в эту саму минуту, от смертельной болезни умирает какой-нибудь несчастный, ему хуже, чем тебе, и нам нужно успеть этому человеку помочь. Так что не будем терять время. Но я обещаю, потом я извещу твоих родителей о том, что у тебя всё хорошо, что ты жив, здоров и счастлив.
– Спасибо, – кивнул Андрей. – Тогда я спокоен. И я готов. Заберите меня.
– Хорошо. А теперь поднимись с кровати.
Он выполнил просьбу. Голова кружилась, по телу разливалась слабость и чуть подташнивало. Неожиданно накатила паника. Накатила не из-за страха перед встречей с Бу-Ка, а из-за боязни, что прямо сейчас может случиться приступ и всё сорвётся.
Странница заметила его состояние.
– Спокойно, мальчик. Спокойно. Всё хорошо. Возьми меня за руки. Ну же, давай.
Пытаясь совладать с дрожью, Андрей вложил свои ладони в тёплые ладони Странницы.
– Умница, – одобрила она. – Ты просто умница.
Синие прожилки на её запястьях ярко вспыхнули. Он ощутил давление в голове, услышал громкий хлопок… а потом всё вокруг изменилось. Комната стала другой. Исчезли мебель, декор, занавески. Стены, потолок, пол – всё было покрыто какими-то белёсыми пятнами, излучающими мертвенное сияние. В пустой оконный проём проникал бледный свет. В воздухе витал лёгкий сладковатый запах, какой бывает от гниющих яблок.
– Что происходит? – жалобно спросил Андрей. – Что стало с моей комнатой?
– Уместней было бы спросить, что стало со всем миром, – сказала Странница, отпустив его руки. – Ответы на твои вопросы требуют времени, причём немалого. Просто прими всё, как есть. Ты уже не там, где был минуту назад. Ты на территории Бу-Ка.
К оконному проёму подошёл Блох. Широко раскрыв рот, он издал звук похожий на треск ломаемых веток. Андрей подумал, что человек на такое просто не способен. Кто он такой, этот высокий тип в плаще, шляпе и в больших тёмных очках?
Снаружи послышалось тяжёлое хриплое дыхание. Где-то рядом. Андрей содрогнулся, ощутив, как холодные капли пота потекли по спине под пижамой. Кто там может дышать? Это же четвёртый этаж! По крайней мере, так было минуту назад. На несколько мгновений оконный проём стал тёмным, но в нём было какое-то движение, а потом появился огромный красный глаз, обрамлённый толстыми кожистыми складками. Зрачок пополз вправо, влево, рассматривая тех, кто находился в комнате. Блох опять издал трескучие звуки, делая короткие интервалы, после чего отошёл к стене и застыл, как механическая кукла, у которой закончился завод. Глаз в оконном проёме исчез.
– Что… что это было? – промямлил Андрей. Его мочевой пузырь заныл, на шее от напряжения вздулась жила.
– Это существо отнесёт тебя к Бу-Ка, – спокойно сказала Странница. – Не бойся, мальчик. Оно не навредит тебе. Как я и говорила, можешь считать его каретой скорой помощи.
В оконный проём протиснулась громадная лапа с длинными пальцами, которые обхватили обомлевшего Андрея. Он задёргался в панике, взвизгнул. Существо аккуратно вытянуло его наружу, развернулось и плавно зашагало прочь от дома. Андрей обмяк в кулаке монстра. Он ошарашенно глядел по сторонам, не веря своим глазам. Все здания были покрыты белёсыми пятнами и казались словно бы обглоданными. Будто бы кто-то сожрал стёкла с оконными рамами, кондиционеры, карнизы, двери подъездов, водосточные трубы, оставив лишь кирпичные скелеты. Это был родной город Андрея, но в то же время город был другим.
Существо несло его как какую-то хрупкую статуэтку по пустынным улицам, держа в десятке метров над землёй. Листва шуршала под порывами ветра, откуда-то доносились протяжные трубные звуки. Андрей чувствовал себя лилипутом в могучей руке Гулливера. Он увидел возле здания детского садика такое же существо, что несло его. Оно было бледным, как медуза, голова походила на молоток. Чудовище стояло на одном месте и мерно раскачивалось, будто в трансе, из щелей полуприкрытых глаз выбивалось красное свечение.
Садик остался позади. Андрей подумал о родителях. Они будут в шоке, когда утром обнаружат, что сын исчез. У отца сердце больное, у матери давление. Нужно было им хотя бы записку оставить.