– Кто? Зачем? Где искать помощи? К сожалению, ответов пока не находилось. Это не всё, я видела в комнате свой портрет, а значит цель – Вера Дмитриевна собственной персоной, но что-то в этом изображении меня смущало.
Часы показывали половину третьего – глубокая ночь, но до утра не много времени, а мне нужно разработать план, потому что я не являлась случайной жертвой, кто-то явно знакомый, знающий маршрут. Горячая вода обнимала моё тело. Узнать место моего проживания ничего не стоит и вдруг – как подтверждение самых страшных предположений раздался телефонный звонок, я словно маленькая девочка, прячась от него, нырнула в воду с головой, как будто она могла не только согреть, но и укрыть, успокоить. Вынырнув, я насладилась тишиной. И всё-таки мне нужна защита, вот только в виде кого? Да и что я скажу, что меня похитили, или я боюсь звонка собственного телефона. Нет, пусть он думает, что меня нет дома, а я знала, что звонил именно он, тот, в чьей власти я была. Стоп, зачем включила свет? То есть похититель теперь в курсе, что я дома. Выйдя их ванной, озираясь по сторонам, словно кто-то незримый был рядом, упала на колени перед иконами и взмолилась о помощи, о милости мне грешной. Необходимость сна, как отдыха ощущалась всем моим организмом. Но мысли, мысли.… Почему меня не связали? Близкие и не очень знали, что мы с подругами поддерживаем себя в форме. Галюня! Вот кто мне нужен! Её броня защитит и меня – это точно. Бросившись к телефону, я осознала, что лишилась мобильника, и не только, у него мои вещи, а самое обидное на пальце не было кольца – кольца бабушки. И тут меня сморил сон, видно сказывалось выпитое успокоительное… Я бежала по цветущему лугу и была счастлива, безгранично, беспричинно, было легко так, что ещё шаг и взлечу. Бабушкин голос начал говорить со мной, успокаивал, подбадривал.
– Верочка, всё к лучшему, поверь, нет повода для печалей, гони страх, помни, после плохого всегда приходит хорошее. Господь не оставит тебя, а Галочкин телефон записан у тебя в книжке.
Я буквально подскочила в постели, ведь правда же у Галюни тоже есть стационарный телефон. Через пять секунд я была у аппарата. Спасибо бабушка.
– Галюня, возьми трубку.
– Да взяла уже, – ответили мне.
– О, господи, я уже озвучиваю все свои мысли.
– Галюня, приезжай срочно!
– Сейчас буду.
Вот за что я ей бесконечно ценю, ни одного лишнего вопроса, ни одной бабской эмоции, а время, на минуточку, пять утра.
– Почему ты мне сразу не позвонила? Даже и не знаю обижаться на тебя, или уже лечить начинать, но, учитывая ситуацию, отложим это мероприятие на потом, – услышала я от подруги после своего опуса о ночных приключениях, – Значит так, предлагаю следующий алгоритм. Во-первых, я звоню знакомому сотруднику полиции, и ты выкладываешь ему всё. Во-вторых, в курс больше никого не ставим, а то знаю твоих. Хотя Ольга баба с головой, но она дочь, а, значит, лицо предвзятое и может помешать нам, оценить поведение твоего окружения, а твой маньяк из него – факт. В-третьих, прогулочки пешком прекращаем. Согласна?
– Да, – интересно, у кого-нибудь хватает смелости с ней спорить, когда она в таком расположении духа.
– А теперь кофе. Вера, иди, прихорашивайся, но особо не усердствуй, а то, знаешь ли, мой знакомый полицейский – мужчина.
– Галь, ну кто о чём, а…
– Нет, у меня вшей и никогда не было. А вот баню люблю.
Выйдя из подъезда, я огляделась по сторонам, то, что я увидела, было выше моего понимания – Агриппина Спиридоновна, собственной персоной красовалась перед соседками – бабушками пенсионерками. Поверх сапог, на ней были несуразные шерстяные носки, причём разных цветов. Тело украшало, невероятным образом, перевязанное бантами серое шерстяное одеяло, а голова, которой она пользовалась весьма своеобразно, украшалась пучками искусственных волос ярко-малинового и синего цветов. В руках же она держала муфточку в виде чебурашки. Бросив на меня беглый оценивающий взгляд, моя эксцентричная соседка заявила:
– Верочка, вы сегодня не столь экстравагантны, но всё же потрудитесь объяснить этим несведущим, что я в тренде.
При этом она с лёгким осуждением прошла взглядом по моему белоснежному кашемировому пальто, сапогам и клатчу лилового цвета.
– Агриппина Спиридоновна, вы законодатель, а не просто в тренде, мода ваше даже не второе, а запредельно первое я.
Когда мы сели в машину Галюня посмотрела на меня взглядом, требующим объяснений.
– Я зря тратила время, описывая свой ночной наряд, моя соседка, выдавшая запасные ключи, сделала это явно талантливей.
– А я, увидев банты, решила, что бабуля собралась в роддом, хотя представить возраст роженицы мне было сложновато.
Полицейский оказался приятным мужчиной средних лет. Как мне показалось, кто-то из его предков имел восточные корни, что выдавала смуглая кожа и миндалевидный разрез карих глаз. Отрывистые движения рук выдавали в нём решительность, а волевой подбородок человека, привыкшего отдавать команды. Отутюженная форма и начищенные до блеска ботинки, ухоженные руки говорили о его аккуратности переходящей порой в педантизм.
– Аркадий Юрьевич.
– Вера Дмитриевна.
Вот так началось наше знакомство. Показания вместо меня давала Галюня, и вот странно, мой утренний рассказ уместился в её интерпретации в двадцать минут. Причём за это время она успела описать круг моих знакомых, расписание дня и ещё многое другое, чего о себе я непременно забыла бы поведать. Уже через час мы двинулись к месту происшествия.
– Примерно здесь, – попросила я остановить машину.
Мужчина, выйдя из авто, принялся внимательно изучать территорию, нас же с Галиной попросил пока остаться в машине. Уже через пять минут он протянул мне мой телефон. Странно, ночью он мне казался жизненно необходимой вещью, теперь не вызывал никаких эмоций. В компании лучшей подруги чувство страха словно улетучилось, осталось только ощущение неловкости момента и какой-то опустошенности, будто меня не просто ограбили, а унизили. Мне стало любопытно что еще мог увидеть на этом месте полицейский, но он довольно долго всё тщательно рассматривал. Как мне показалось, рассказ Галюни о ночных событиях занял не меньше времени чем осмотр Аркадия. Затем, я увидела, как полицейский достал фотоаппарат и начал снимать какие-то следы. Сев в машину, он спросил куда меня подвезти. Я ответила, что мои дети живут на этой же улице, но чуть подальше. Они вместе с Галюней подвезли меня к дому детей. Мужчина, прощаясь со мной, сказал, что пришлет оперативников для опроса наших соседей, но они будут работать аккуратно, никого не посвящая в курс произошедшего, меня же попросил принять все меры предосторожности.
– Договорились, – ответила я полицейскому
– Вер, не прощаемся.
Чмокнув подругу и помахав рукой её знакомому, я направилась от машины. В дверях дома меня встретила младшая внучка.
– Вера! Папа с утра ездил и привёз ёлку здоровенную, – восторгам Надюши не было предела.
– Мам, ну ты где, а то и установят и нарядят, – последнее слово Ольга особенно подчеркнула.
– Здравствуйте мои дорогие! – театрально громко вскрикнула я.
– Здравствуйте Регина, – отозвался Иван Петрович.
– Почему Регина?
– Потому что без вас аншлаг – не аншлаг, – и мужчина показала рукой в сторону ёлки, стоявшей посреди гостиной.
Не могу сказать, что я была в восторге от аллегории Ивана Петровича, но в свете произошедшего со мной, даже его неуместное красноречие откликалось теплом в моей душе.
– Привет, Вер, – вошла в комнату Вера Львовна.
– Привет.
– Пойдём, я чай заварила, как ты любишь с чабрецом и липовым цветом. Кстати, о липах, ты уже в курсе, что у твоего старого дома появился новый хозяин?
– Нет.
И тут Львовна посвятила меня в местные новости, которыми с ней, в свою очередь, поделилась Степанида.
– Дом – то твой, старые хозяева, видать, продали олигарху, бандиту – нелюдимый, высокомерный, а уж какой богатый, в гараже снегоход, джипа сразу два.
И тут я угадала стиль повествования Степаниды – женщины, торговавшей самогоном на нашей улице. Поэтому являла собой средоточие всех местных сплетен на девяносто процентов, оказывающихся наветами, либо пустой болтовнёй. Поэтому, я была вынуждена прервать свою сватью.
– Вера Львовна, вы уже знаете моё отношение к творчеству Степаниды, и я не о напитке, он то может и не плохой, судя по спросу, а вот больные фантазии, враньё же всё.
– А вот и нет, он ещё и маньяк!
– Что? – вскинулась я. Кажется, мне становилось интереснее.
– Степанида говорит, что видела, как он из машины выгружал цепи, крюки, маски, а сегодня у его калитки накапано кровью, а всю ночь горел свет.
– Извини Вер, позвонить нужно, – прервала я женщину, и, выйдя, быстро набрала номер Аркадия Юрьевича.
– Прошу прощения, – начала я свой рассказ, полицейский внимательно слушал, – Дело в том, я вспомнила, ночью нападавший шел со стороны дома Антонины, а он у неё угловой, если похититель был на машине, то вполне вероятно автомобиль было видно с окна соседки.
– Спасибо, – коротко ответил собеседник.
Положив трубку, я вернулась на кухню. Чай остывал, а Вера Львовна, поджав губы, чистила овощи к обеду. Надо мириться.
– Ну, а как мужчина, видный? – бросила я козырную карту.
– Ой, Вер! Степанида сказала чертовски.
– Интересный объект.
Сваха таинственно улыбнулась, ну ещё бы, впервые я при ней выразила интерес к мужчине, пусть даже и к маньяку.
– Мам! – громко позвала Оля.
– Да, – в унисон ответили мы.
– Вера Львовна занята, а Вера Дмитриевна не желает ли погулять с внучкой?
– Желает, – если бы дочь знала, как я сегодня нагулялась.
– Надюша, одеваться!
В коридоре Иван Петрович мастерил крестовину для ёлки. Внучка, выходя из дома начала повторять на распев английский алфавит.
– Эй би си ди, – тихо распевала девочка.
– Верочка, а зачем учить алфавит, англичане такие хитрецы, буквы у них в алфавите одни в словах другие, причём ещё и открытые и закрытые слоги? – спросила Надюша.
– У каждого языка свои особенности, и, поверь, для иностранцев наш русский, ох как сложен.
– И всё-таки, я не понимаю, почему бы всем людям на нашей планете не договориться и общаться на одном языке, двадцать первый век на дворе.
– Надюша, язык – это наследие нации, и каждая из них его наоборот бережёт и даже охраняет.
– Ага, внучка, и в русском есть слова, которым место в красной книге, такие они меткие и ёмкие, – вступил в наш разговор Иван Петрович.
– Бабушка, а ты всё английский, английский, оказывается, мы ещё не весь русский выучили. – внучка явно подыгрывала деду, уж слишком невинными были её глазки.
– Надежда, когда вырастешь, поймёшь, знания – главное богатство человека, который может ими распоряжаться по своему усмотрению, но непременно они помогут ему в материальном плане, и принесут ему моральные бонусы.
– Чего, чего? – Иван Петрович явно издевался, переспрашивая меня, но Надюша тоже изобразила вопрос в своих глазах.
– Возможность общаться с интересными людьми, говорить на одном, так сказать, языке.
– А-а, внучка, в общем, когда ко мне приходит Колян и требует сто грамм и разговоров за жизнь – это наш с ним – моральный бонус, – свою фразу мужчина закончил хохотом.
Я же посчитала, что лучше нам с Надюшей выйти за двор. Там меня ждало новое потрясение – Галюнина машина припарковалась у дома с липами, ей на встречу вышел мой новый знакомый – Александр. Они обнялись и взявшись за руки, поспешили во двор. Я поняла. Галюнин – ОН, маньяк Степаниды, хозяин дома с липами – одно лицо, которое ещё и меня настойчиво приглашало меня на ужин. Бабник. Я должна, нет, просто обязана, предостеречь подругу от нового разочарования, которые он ей уготовил.
– Алло, Галь!
– Вера, я перезвоню, – резко оборвала меня Никаноровна.
Да уж, нет роли хуже, чем докучающая моралистка, у людей роман, а тут я, разоблачительница. Нянчий внуков – резко себя одёрнув, я услышала голос Нюсеньки. Она закричала издалека.
– Вер, я успела?
– Куда?
– Как куда? Ёлку наряжать, или я уже взрослая? – засмущалась она.
– Нюсь, я ещё не повзрослела для этого занятия, а уж ты.
Внучка подошла к нам поцеловать, увидев немой вопрос в наших глазах, она, глядя на младшую сестру, произнесла:
– Завтра мы идём в кино. Я объяснила ему, то есть Стасу, что сегодня занята, и уместней принять его предложение позже.
– Ин! Как у вас всё быстро, а ещё на меня губы дула, в кино не ходили, вино не пили и уже предложение? А кольцо? Ему на него родители деньги дадут? – сыпала вопросами Надюшка.
– Надя! Речь идет о предложении сходить в кино, и не более того, – возмутилась я.
– Ох, чувствую, тогда до пенсии Инку замуж не отдадим, а я иду на такие жертвы! – сокрушалась младшая.
– Надюша, а вот только не поняла, почему в твоём понимании вино – непременный атрибут? – спросила я.
– Ну, а как же? Папа дарит маме подарок, наливает вина, они целуются. Ну и так далее.
– Так Надежда, перейдём к английскому, попробуй изъясниться на этом языке.
– Велком ин май хаус!
– Пора наряжать ёлку, – засмеялись мы со старшей внучкой, – да и Нюсечке нужно обедать.
Да, желание казаться взрослее способно на чудеса. Вот и Надюша, как самый младший член семьи пытается быть старше, чем смешит нас, хотя скорее умиляет. Где та грань, за которой покоится возможность её избаловать? Хотя, безусловно, отчасти это уже произошло.
– Нюшечка! – Иван Петрович расставил руки в стороны. Внучка охотно поцеловала дедушку в подставленную щёку, они крепко обнялись.
– У бабушки готов обед, да и ёлка установлена, так что я шёл за вами.
В коридоре мы быстро сняли верхнюю одежду.
– Всем мыть руки! – скомандовала Вера Львовна.
– Давайте хотя бы по двое, – пытался снова пошутить сват.
Я вошла в холл, там стояла трехметровая красавица – ёлка, и Максим с Ольгой, обнявшись, любовались этим подарком природы, который зашёл к нам погостить.
– Ой, мам, а мы замечтались, в Новый год так хочется в детство окунуться.
– Ну, вы ещё не сильно с него и вышли то, – заметил, входящий Иван Петрович.
На что дети просто улыбнулись.
– За стол, – зычно позвала Вера Львовна.
Большой обеденный стол был великолепен, и я только сейчас ощутила голод. Салат из пекинской капусты с креветками и сухариками, филе рыбы в кляре, дивно пахнущая уха, картошечка, посыпанная укропом, солёные грибочки.
– За вчерашний прогул реабилитируется, – пояснил Иван Петрович.
– Больше думаю, как тебя реабилитировать за вчерашнее, – парировала сваха.
– А что я? Я ничего плохого.
– Ну да, если не считать, что заявился пьяным и называл моих родителей сладкой парочкой – седой Эльф с воскресшей Вангой.
Тут я задумалась, оказывается вчера Иван Петрович впервые, пусть даже не в трезвом виде, осмелился шутить со своей тёщей – Галиной Жановной, при том что раньше в течении многих лет был подчеркнуто вежлив с ней.
– Ну, какой пьяный? Так, с Верой Дмитриевной махнули по чуток!
Ольга выронила ложку с салатом и уставилась на меня.
– Ты, доченька, мать не суди, я ей вчера объяснил на собственном примере, так сказать, и показал, к чему приводит этот скользкий путь, – закончив тираду, сват мне лихо подмигнул.
Я просто впала в ступор и лишь прошептала, что буквально пригубила наливки.
– Вот-вот, а с этого всё и начинается, а женское пристрастие ох как тяжело искореняется! – и Иван Петрович закатил глаза.
– Ты, Олечка, кушай, а то вам за стол скоро, – переключился сват.
– А к Коляну кто заходил? – вернула в неприятное для меня русло беседу Львовна.
– Ты святое не тронь. Тёмная ты у меня жена, вот Вера Дмитриевна сегодня Надежде объясняла, что он – Колян, как это? Мой моральный бонус, вот! И дитё всё поняло, а ты не можешь? – при этом он взглянул на супругу, как на юродивую.
– Мам, что с тобой? – и Ольга пристально начала меня разглядывать.