Целый вечер Женя обзванивал разные ателье, но такого номера квитанции ни в одном из них не существовало. Неудача немного обескуражила, но он понимал, что и такое бывает, когда версия, казавшаяся еще утром самой реальной, к вечеру не оправдала надежд.
В конце концов, он устал и, откинувшись на спинку стула, закрыл глаза и задремал.
– Что такое усталость? – подумал Женя, – по сути это естественный сигнал организма, что он нуждается в отдыхе. А поскольку, уже ни на что нет сил и невозможно сосредоточиться – пора идти домой.
В этот момент в кабинет вошел его коллега – инспектор уголовного розыска Саша Блинов и прямо с порога, увидев склонившегося над столом Женю, громко проговорил, – ты что раскис, уже вечер, а мы еще ни в одном глазу. Блинов любил, иногда, в конце рабочего дня, как он говорил «пройтись по стопочке», но Женю это предложение мало вдохновляло, он больше воодушевлялся, слушая свой любимый джаз.
– Может по маленькой стопочке? – спросил Блинов.
– Да нет, не хочется Саша, я очень устал, – ответил он.
– Ну, тогда хотя бы новый анекдот расскажи, – не унимался Блинов.
Своим напором Саша немного раскачал Кудрина, усталость отступила и он даже как-то встрепенулся.
– Значит так, – начал Женя, – пьяница зашел с бутылкой водки в автобус и плюхнулся на сиденье.
– Эй, а за проезд, – крикнула контролерша.
– Ну, за проезд, так за проезд, – сказал мужик и отхлебнул из горла.
Блинов захохотал и от удовольствия захлопал в ладони, уж очень ему нравились анекдоты про алкашей; он, видимо, чувствовал в этих образах родственные души.
А ты знаешь, Женька, что такое настоящая усталость? – спросил он.
– Ну, поведай, – устало проговорил Кудрин.
– Это когда ты входишь в комнату, – начал Блинов, – а там, на кровати, лежит обнаженная красотка. Ты подходишь к ней, раздеваешься, сбрасываешь ее на пол – и… ложишься спать.
Женя улыбнулся и, поднявшись со своего стула, стал собираться домой.
– Может все-таки по маленькой, – жалобным голосом проговорил Блинов.
– Да нет Саша, в другой раз, – ответил Кудрин и, попрощавшись, вышел из кабинета.
На следующий день, не заходя к себе на работу, он отправился в Октябрьский РОВД. Женя быстро нашел кабинет майора Евсеева и, постучавшись, открыл дверь.
– Да, заходите – сказал немолодой человек, сидящий за столом.
– Лейтенант милиции Кудрин Евгений, – представился он майору и показал свое удостоверение личности.
– А, помню, мне вчера вечером Паша Николаев звонил, – проговорил майор, – проходи лейтенант и присаживайся на стул, а я пока попрошу зайти нашего инспектора БХСС Николая Зайцева, он звонил в твое отделение милиции по поводу брошки.
Через несколько минут в кабинет зашел молодой мужчина с широкими плечами и короткой стрижкой на голове.
– Знакомьтесь, – сказал Евсеев, – капитан милиции Зайцев Николай, а этот молодой человек – лейтенант милиции Кудрин Евгений из Красногвардейского РОВД. Это по поводу брошки.
Зайцев не спеша сел и неторопливо начал рассказывать.
– Несколько дней назад нам поступила сводка-ориентировка о краже картины и брошки из квартиры на Коломенском проезде, – сказал он, – мы в сою очередь проинформировали своих доверенных лиц об этом. И вот вчера вечером, один из них сообщил, что днем к директору ювелирной мастерской на Ленинском проспекте, приходил человек и просил оценить брошку, очень похожую на ту, которая была на рисунке ориентировки.
– Вот как! – вырвалось у Кудрина, – а каким образом он увидел ту брошку, он что, на потолке сидел?
Зайцев удивленно посмотрел на Женю и грубо ответил: «Тебе что, это очень важно, он случайно находился за стеллажом в этом помещении и успел рассмотреть эту брошку. Кстати, директор сам его попросил разобрать тот стеллаж, а потом просто забыл про моего человека. Он просил оценить эту брошку, но продавать не хотел.
Директор ничего не сказал, а только попросил разговор продолжить на улице, после чего они вышли из мастерской.
– Понял, – ответил Кудрин, – извините меня товарищ капитан за несдержанность.
– Да ладно, – примирительно проговорил Зайцев.
– Молодой еще парень, – сказал молчавший Евсеев, – но ничего, опыт приходит с годами, а вот то, что он попросил извинения за свою горячность – похвально, не каждому дано преступить через свою гордыню и извиниться.
– Да забыли уже, – проговорил Зайцев, – я думаю, что надо сейчас посетить директора ювелирной мастерской и узнать, кто принес ему брошку.
– А кто этот директор ювелирной мастерской? – спросил Женя.
– Это некий Лайман Борис Моисеевич, – ответил Зайцев, – старый хитрый ювелир, который работает в этой мастерской еще с довоенных лет. Он несколько раз фигурировал в уголовных делах по хищению драгметаллов, но всякий раз выходил сухим из воды.
– Крутой дядя! – воскликнул Женя.
– Не то слово, – ответил Зайцев.
– А Вы, товарищ капитан, не раскроете с нашим приходом своего человека? – спросил Кудрин.
– Правильные вопросы задает лейтенант, – с улыбкой сказал Евсеев.
– Да нет, когда директор с тем мужиком вышли на улицу, мой человек незаметно вышел оттуда. А потом, мы просто покажем Лайману рисунок и посмотрим на его реакцию; мой приход, по его разумению, ничего хорошего для него не сулит. Вот Лайман и будет в своей голове, как на весах взвешивать, говорить правду или молчать. У меня кое-что есть, что сказать ему, думаю, он будет сговорчив.
Через несколько минут они уже шагали по Ленинскому проспекту в направлении ювелирной мастерской.
Минут через двадцать они подошли к жилому дому, на первом этаже которого красовалась вывеска «Ювелирная мастерская». Они зашли в небольшую комнату, в центре которой стоял стол, на котором восседал грузный полный мужчина.
– Добрый день, – сказал Зайцев, – мы к Борису Моисеевичу.
– А Вы что, с ним договаривались? – спросил он.
– Он всегда рад видеть меня, – ответил капитан, показывая свое удостоверение личности.
– А, это меняет дело, – проговорил мужчина, – Вам тогда в последнюю комнату по коридору.
Постучавшись, они зашли туда; за столом сидел человек и что-то писал.
– Доброго здоровья Борис Моисеевич, – протяжно проговорил Зайцев.
– И Вам не хворать, – ответил он, вставая со своего кресла.
Женя с интересом посмотрел на него; это был пожилой мужчина с роскошным профилем: густыми вьющимися седыми волосами, ухоженной белой бородой и атлетическим строением без выраженных возрастных изменений. Одет он был в стильный темно-синий костюм, накрахмаленную белую рубашку и бабочку синего цвета.
– Что Вас привело ко мне? – спросил он, указывая рукой на стулья, стоящие у стола.
– Как Ваше самочувствие Борис Моисеевич? – вопросом на вопрос проговорил Зайцев.
– Но ведь Вы не за этим сюда пожаловали? – спросил ювелир, – и я скажу, что здоровье мое в полном порядке.
– Ну, вот и хорошо, – проговорил капитан, – тут недавно ко мне ворона на хвосте принесла, что некому ювелиру из Якутска левые «камушки» подкинули. Вы случайно не в курсе, какому такому ювелиру так повезло?
Лайман на секунду опешил, на лбу у него выступил пот, а прищуренный взгляд выдал некую обеспокоенность, которую он постарался скрыть, скосив глаза вниз.
– Не могу знать, у меня в мастерской полный порядок в отчетности, – скороговоркой ответил Лайман, – могу показать все документы.
– Верю, Борис Михайлович, – ответил Зайцев, – я ведь только вслух высказал то, что мне прошептала на ухо ворона, а насчет Вас я ничего не знаю, Вы – уважаемый человек в районе.
Наступило молчание. Ювелир старался не смотреть в сторону пришедших работников милиции, а уставился в окно, нервно теребя пальцами мочку правого уха.
– Так и зачем Вы все-таки приходили? – переспросил он.
– Да, чуть не забыл, – проговорил капитан, – посмотрите на этот рисунок.
Женя вынул из кармана листок бумаги, на котором была нарисована брошка-балеринка, и протянул его ювелиру.
– Вам не приносили ее на продажу? – спросил Зайцев.
Ювелир взял листок бумаги и стал внимательно рассматривать рисунок; он смотрел на него минут пять, потом взгляд его переместился на капитана, затем на Кудрина. Еще несколько минут Лайман рассматривал рисунок, потом передал его Кудрину.
– Несколько дней тому назад ко мне приходил человек с брошкой, похожей на этом рисунке, – медленно проговорил Лайман, – продавать он ее не хотел, а лишь попросил оценить ее стоимость. Это была дорогая старинная брошь, изготовленная во Франции ювелирным домом «Ван Клиф». Этот экземпляр, с изображением балерины на брошке, принадлежит к первым работам французских ювелиров и, скорее всего, был изготовлен где-то в начале века. Я тогда оценил ее где-то, в размере одной тысячи рублей. Потом этот человек ушел и больше не заходил к нам в мастерскую.
– А кто этот человек? – быстро спросил капитан.
– Истинный бог не знаю, – ответил Лайман.
– А если хорошо подумать, Борис Моисеевич, с учетом ранее высказанных мной мыслей, про шепот вороны, – с улыбкой проговорил Зайцев.
Немного помедлив, ювелир обошел вокруг стола, как бы соображая, что говорить и подошел к капитану.
– «Артист» это был – местный мошенник, сказал Лайман, – я с такими людьми стараюсь не общаться, я даже с ним вышел разговаривать на улицу.
– А Вы ведь его раньше знали, Борис Моисеевич, – укоризненно проговорил Кудрин, – даже кличку его назвали.
– Да, где-то лет пять тому назад, он мне заказывал золотую мужскую печатку, а что касается клички, то так его тогда дружки называли. У меня даже сохранился его номер телефона.
Лайман подошел к шкафу, взял какую-то папку и порывшись достал корешок квитанции, на котором была написана фамилия «Варламов», под которой авторучкой был приписан номер телефона.
– Судя по номеру телефона, этот Варламов живет на нашей территории, – сказал Зайцев.
– Да, – подтвердил Лайман, – он местный, я его несколько раз видел в кафе у магазина «Тысяча мелочей» на Ленинском проспекте.
– Ну, спасибо, Борис Моисеевич, – проговорил, прощаясь, Зайцев, – до будущих приятных встреч и не делайте больше так, чтобы ворона снова прилетела ко мне.
– Всего хорошего, – сказал ювелир и сел за свой стол.
На следующее утро Кудрин вновь приехал в Октябрьский РОВД и сразу направился к майору Евсееву. Выслушав Женю, он как-то странно на него посмотрел и, поджав кулак к щеке, не спеша стал говорить.
– «Артист» – это известный в районе «щипач» – вор-карманник, – проговорил Евсеев, – тебе видимо в школе милиции говорили о такой категории воров. Это, брат мой, высшая каста преступного мира. Виртуозы своего «дела», они иногда сравнивают себя с артистами оригинального жанра. Образ «щипача» совсем не похож на образ традиционного преступника – это не амбал, которому мать-природа выделила одну единственную извилину и, который способен лишь на разбойные действия. Преступный мир всегда преклонялся перед дисциплиной «щипачей». Они ведь, уважаемый Евгений, спиртного не употребляют, по утрам делают зарядку, соблюдают режим питания, что не так легко при их воровской жизни. Однако, такое насилие над собой приносит определенные плоды: у них обостряется зрение и слух, а самое главное – реакция становится молниеносной.
– Так что «Артист» не простой вор, – продолжал майор, – надо еще подумать, как с ним работать по брошке. Он может просто замкнуться и ничего ты ему не предъявишь, а косвенные улики – это не про него.
– И что же делать? – робко спросил Женя.
– Для начала, надо поговорить с Иваном Носовым, – сказал Евсеев, – участковым инспектором, на территории которого проживает «Артист», он же Варламов Петр Сергеевич.
Майор на секунду задумался, после чего позвонил в дежурную часть и поинтересовался о местонахождении участкового инспектора Носова. Дежурный ответил, что только что закончился инструктаж у руководства, на который прибыли участковые инспектора отделений милиции района и что Носов сейчас в зале для совещаний. Евсеев попросил, чтобы дежурный пригласил его зайти в его кабинет.
Через пять минут в кабинет постучали и на пороге появился моложавый старший лейтенант милиции.
– Просили зайти Степан Ильич? – обратился он к Евсееву.
– Да, Ваня, заходи и присаживайся, – проговорил майор, – знакомься – мой коллега из Красногвардейского района Евгений Кудрин.
Женя коротко рассказал Носову о цели своего визита и попросил его рассказать о человеке по кличке «Артист».
– Это Варламов Петр Сергеевич, – начал рассказывать он, – вор-карманник, промышляет в крупных универмагах нашего района. Судим за кражу, освободился из мест заключения полгода назад. Фиктивно работает на плодоовощной базе, я у него и справку из отдела кадров видел, хотя мне кажется, что он даже не знает, где она находится. Проживает у нас на территории с матерью, которая часто болеет, а отец где-то пропал на заработках в тайге лет десять назад.
– Ну что еще могу сказать о нем, – проговорил, задумываясь Носов, – не выпивает, в компаниях замечен не был, но любит перекинуться в карты – это, пожалуй, единственная слабость «Артиста». Тут мне недавно мой доверенный человек сообщил, что он днем играет в карты в подвале пункта приема макулатуры, что в доме возле метро «Ленинский проспект».
– Я знаю этот пункт приема макулатуры, – утвердительно сказал Евсеев.
– Там работает некий Кашкин, очень подозрительный тип, все никак до него руки не доходят, – сказал участковый инспектор.
– А что Вы еще можете сказать о Варламове? – спросил Женя.
– Да я в принципе все сказал, ведь он старается не попадать мне на глаза и где он бывает, я не знаю, – подвел итог разговора Носов.
– Спасибо Ваня за информацию, – проговорил Евсеев.
Попрощавшись со всеми, Носов вышел из кабинета.
– Информация конечно скудная, – проговорил майор, – но это лучше, чем ничего. Так что давай Женя прямо сейчас и посетим пункт приема макулатуры.
– Да, соберем все бумаги и папки с Вашего стола и ровными рядами пойдем сдавать для пользы государства, – пошутил Кудрин.
Евсеев улыбнулся и, Жене стало понятно, что с чувством юмора у него все в порядке.
Спустя полчаса они подъехали на милицейской машине к жилому зданию, в торце которого на первом этаже располагался пункт приема макулатуры. Они вошли и увидели, что все помещение было завалено связками газет и журналов, а в углу за небольшим столом сидел человек среднего возраста и что-то писал.
– Вы принесли макулатуру? – спросил он.
– Нет, мы из милиции, товарищ Кашкин, – сказал Евсеев, показывая ему свое удостоверение личности.
– Слушаю Вас, – проговорил он, поднимаясь со стула.
– Какая Ваша главная обязанность, товарищ Кашкин? – громко сказал майор, – принимать и вовремя сдавать нужную стране макулатуру. Так?
– А я только этим и занимаюсь, – пробормотал он.
Было заметно, что Кашкин слегка побледнел, и зубы его барабанили мелкую дрожь.
– Да не все ты договариваешь, что под нами сейчас происходит? – спросил, нахмурив брови Евсеев.
– Где, где? – спросил Кашкин.
– Тебе что, в рифму ответить? – громко пробасил майор, – кто у тебя сейчас в подвале?
– Да так, знакомые тут люди некоторые пришли, – сжавшись, как пружина, ответил он.
– Что-то ты все мнешься и заикаешься, давай, веди в подвал, – грозно сказал Евсеев.
Мошкин, в сопровождении Евсеева и Кудрина, подошел к двери в торце комнаты и открыл ее. Они увидели лестницу, ведущую в подвал.
– Я пойду первым, – сказал майор, – а Вы за мной. Он, перед тем как спуститься вниз, незаметно шепнул Жене, чтобы тот на всякий случай снял с предохранителя свой пистолет.
Они спустились вниз по ступеням в полуподвальную комнату, из дверей которой слышались грубые ругательства и звон стаканов. Когда они зашли в помещение, то увидели сидящих за столом четырех мужчин. Комната была пропитана табачным дымом, самогоном и запахом кислой капусты; в углу стоял потрепанный диван, а под самым потолком виднелось приоткрытое небольшое окно, воздух из которого, видимо, не мог побороть зловещий табачный смог.