Мне казалось, что прошло несколько часов, пока я не очутился у двери. Она не была герметичной и открылась без чмоканья. Лучше бы я её не открывал. Там был точно такой же коридор, в котором продолжались ужасы предыдущего. Только там ещё были и палаты, забитые больными до невозможности. На подоконниках тоже распологались несчастные. В коридоре маячил охранник в камуфляже. Я не мог больше смотреть на эти страшные язвы, гниющую плоть и прочее, но взгляд отвести было некуда, так как всюду сохранялась та же картина. Пройдя мимо поста медсестры, я встретился с ней глазами. Её до боли знакомое лицо блаженно улыбалось, несмотря на то, что она на кушетке перевязывала культи безногому пациенту. Культи напоминали протухший салат оливье. Я поперхнулся тошнотворным кислым комком, внезапно подкатившим к горлу. Но что-то странное стало происходить со мной: я успокаивался, и все эти мерзкие ужасы переставали вызывать во мне отвращение, я начинал находить в окружающем долю юмора. Я лихорадочно осмотрелся – ни у кого из даже самых тяжёлых больных ни на лице, ни в глазах не читалось ни боли, ни страха, ни обречённости, ни страданий. Все выглядели умиротворёнными, и никто не кричал, не стонал, во всяком случае, громко, все вели себя так, будто они на отдыхе в санатории, а не в лечебнице для безнадёжных больных. И что меня больше всего пугало, так это то, что я начинал окунаться в эту неправильную блаженную умиротворённость. Мои эмоции становились с каждой минутой всё позитивнее, наперекор окружающей действительности. Почти бессознательно я бросился к окну. На подоконнике восседал истощённый мужчина жёлто-зелёного цвета с огромным животом, исчерченным синими дорожками вен, который выпирал из-под грязной полосатой рубахи. Он с улыбкой взглянул на меня добродушными жёлтыми белками. Он заговорил, и мне в нос ударил резкий запах сырой печени:
– Ты чего, братец, такой беспокойный?
– Как вы себя чувствуете? – Я не придумал лучшего вопроса.
– Великолепно! – С энтузиазмом произнёс больной. – Здесь отличная еда, отличный персонал! Я обязательно буду приходить сюда в гости после того, когда меня выпишут.
Весь его внешний вид говорил о том, что выпишут его отсюда разве что в морг. Ещё не до конца оболваненный, я принялся дёргать приржавевший оконный шпингалет.
– А что это ты, братец, задумал? – С живым интересом спросил у меня этот говорящий труп.
Охранник обернулся к нам, но смотрел кротко и без злобы, не делая попытки вмешаться.
– Давай-ка, братец, я тебе помогу, а то ты прям как умирающий.
Я не выдержал и заорал что мочи на всё отделение:
– Немедленно открывайте окна! Открывайте все окна! Воздух отравлен!
Умирающий с готовностью присоединился к моим воплям. И через миг мой призыв возымел действие. Все, словно очнувшись от дурмана, кинулись распахивать окна, даже те, кто по определению не мог пошевелиться. Да, им давно не хватало трезвомыслящего человека. Я, несмотря на мешающего мне помощника, наконец, распахнул раму, и холодный осенний воздух ворвался в коридор, мгновенно изгнав своей свежестью из моей головы туман приторного благодушия. Я несколько раз с наслаждением глубоко затянулся ночным воздухом, в котором не было этого тошнотворного больничного смрада, и обернулся. Охранник помогал больным бороться с окнами, и через минуту по отделению загулял сквозняк, выметая гнилые миазмы и окончательно меня отрезвляя. Я взглянул на своего обречённого помощника. Тот ясным взором окидывал окружающее, и лицо его на глазах темнело. Губы сардонически изогнулись, и, посмотрев на меня, как мне показалось, осуждающе, он замертво рухнул. Я двинулся по коридору. Свежий воздух приводил в чувство больных и персонал, одновременно вселяя панику в людей. Стали раздаваться крики боли, предсмертные стенания, рыдания и проклятия, люди метались и мучительно умирали у меня на глазах. Медсестра, которая только что беззаботно улыбалась, билась в истерике. На кушетке рядом с ней корчился безногий инвалид, срывая с себя бинты. Я со страхом понял, что натворил нечто ужасное и в корне неправильное.
Внезапно нос к носу я столкнулся со своей Амандой. Волосы её распустились, глаза грозно сверкали. Она заговорила своим леденяще спокойным голосом, не обращая внимания на царивший кругом хаос:
– Мы распыляем лёгкий наркотик с эйфоризирующим эффектом через систему вентиляции. Его подача постоянна.
Я, перестав себя контролировать, сжал Аманду за плечи и заорал ей в лицо:
– Что здесь происходит?! Что это?!
– Не надо было разрешать тебе идти за мной, – сказала Аманда, морщась и ёжась от боли, – на этом этаже больницы вышли из строя распылители. Я, как хозяйка больницы, вынуждена была лично проконтролировать ситуацию.
Набежавшие охранники в респираторах принялись деловито закрывать окна, не отвлекаясь на метающихся больных.
– Ты же одурманиваешь людей!!! – Я принялся трясти Аманду.
– А чего ты хотел?! – Рявкнула Аманда и тут же продолжила ровным голосом. – Думаешь, много людей в здравом уме вынесут подобные страдания?
Я начал понимать. Я отпустил Аманду. Она принялась массировать плечи.
– Война закончилась, но раны от неё никак не могут затянуться.
– И что, они знают, что их окуривают какой-то дрянью?
– Все предпочитают не задумываться об этом. Мы это делаем только для того, чтобы облегчить мучения.
Она помолчала и продолжила:
– Спасение утопающих – дело рук самих утопающих. И если кому-то суждено утонуть, то пусть он сделает это с улыбкой на лице.
Я тоже помолчал и сказал:
– Это как игры на воде.
Аманда непонимающе взглянула на меня. Я продолжил:
– Игры на воде хороши только тем, кто умеет плавать, для них это забава. Для тех же, кто не умеет, эти игры могут закончиться смертью.
Аманда поняла меня:
– Да. Мы все тут только и занимаемся тем, что играем на воде. Выплывают лишь те, кто умудрился забраться соседу на голову.
Я тоже играл на воде. Не умея толком плавать, я нырнул с головой в новую для меня роль Скитальца. Я оглянулся. Охранники закрыли последнее окно.
– Сейчас заработают распылители, – сообщила Аманда и прижалась ко мне.
Я её обнял. Это выглядело дико: вокруг нас кричали, рыдали, стонали и умирали люди; медики, оправившиеся от шока, пытались помочь не столь безнадёжным, а мы стояли и обнимались среди всего этого кошмара. Я отстранил Аманду и взглянул ей в глаза. Я ещё не знаю, что хорошо, а что плохо, что правильно, а что – нет, где правда, а где ложь. Я не знаю, что будет завтра, но я знаю, что сегодняшнюю ночь я проведу с этой некрасивой женщиной, а потом покину этот умирающий мир с его неразрешимыми проблемами. Наши губы слились. В этот момент раздался монотонный и почти неслышный гул распылителей. Вопли и рыдания стали стихать, а наша сладострастная истома усиливаться.
Играя на воде, необязательно тонуть, ведь можно научиться плавать. Кажется, я скоро пойму, что ищу в этой паршивой жизни. Я нащупал верный путь, которому предстоит быть долгим, но в конце которого я обрету, наконец, абсолютное счастье и смогу умереть с улыбкой на губах. Сегодня же мне достаточно той толики счастья, которую я получаю с Амандой. С сердца упал неподъёмный груз, я больше не буду тыкаться, как слепой котёнок, теперь я знаю, в какую сторону мне идти. Я тратил много времени на глупости, но теперь я вижу конечную цель и мне уже не страшно играть на воде.
Глава последняя. Повелитель Судьбы.
1.
Всё началось из-за моего двоюродного брата. Андрей был старше меня на четыре года и в этом году оканчивал нашу школу. Школу-интернат закрытого типа номер одиннадцать. Уже вот-вот он должен был выйти в большую жизнь за пределы школьной ограды, за которой никто из нас, начиная с раннего детства, не был. Сколько я помню брата, он всегда ввязывался в неприятности, но обычно справлялся с ними благодаря своим впечатляющим физическим данным, разбивая пару физиономий и отсиживая несколько дней в школьном изоляторе. Виделись мы нечасто – Андрей жил бурной практически взрослой жизнью со сверстниками на своём уровне, насколько это позволяла строгая школьная дисциплина. Отношения между нами, несмотря на разницу в возрасте, отличались теплотой и взаимной симпатией. Он не раз выручал меня из неприятных ситуаций, к которым в отличие от Андрея, я не стремился, но которые сами меня находили. А способностей к дракам я не имел.
Сегодня Андрей вновь не поделил что-то с очередным своим одноклассником, и они устроили после уроков выяснение отношений подальше от административного отсека. Я не понял сам, как очутился в толпе зевак, так как шёл в свою комнату, а она находилась совершенно в другом крыле. От драк у меня всегда холодело внутри и сосало под ложечкой. Совершенно не выношу насилия. Боюсь до темноты в глазах и слабости в коленях. Одной такой драки, в которой я участвовал лично, и которая закончилась для меня благополучно только благодаря брату, мне хватило на всю жизнь. Хорошо ещё, что директриса меня тогда строго не наказала, а ограничилась выговором, в чём несомненная заслуга была моей классной руководительницы.
Толпа школьников с первобытной радостью ревела после каждого удачного удара, а у меня начинали ныть зубы, когда Андрею доставалось. Драться больно. Чувствовал я себя крайне неуютно среди этой стаи шакалов. Мой брат и его оппонент тем временем разошлись не на шутку и лупили друг друга почём зря, разбрызгивая вокруг себя кровь. Наконец, Андрею удалось свалить противника, и болельщики моего брата взревели пуще прежнего, заработав себе злобные взгляды от товарищей того парня. Моё сердце бешено колотилось о грудную клетку, гоня пульсовую волну по всему телу и стуча в висках. Брат навалился сверху на своего обидчика и стал его душить. Пот и кровь лились ручьём с обоих, на полу валялся чей-то зуб, надеюсь, не Андрея. Парень извивался и пытался упереться коленом в «агрессора» в лице моего брата, но ему не удавалось. Победитель, в принципе, был уже определён. Однако в сей триумфальный момент в конце коридора показался электроцикл сторожа. Как не вовремя занесло сюда патрульного! Сторож, увидев толпу, принялся издали сигналить и, наверняка, вызвал подмогу по рации. Школьники раздались в стороны и принялись потихоньку исчезать в боковых коридорах. Разгорячённые соперники не слышали и не видели приближающегося сторожа. Они продолжали возиться на полу. Кто-то истошно завопил:
– Берегитесь! Рожа едет!
Андрей услышал и повернул голову к подъезжающему квадроциклу. Сторож свирепо пялился из-под шлема. Те, кто не успел смыться, угрюмо попятились, прижимаясь к стенам.
– Всем оставаться на местах! Не двигаться! Немедленно прекратить драку! – Гаркнул сторож, останавливаясь и спрыгивая с электроцикла.
Андрей разжал руки и принялся с трудом подниматься на ноги, стирая сохранившимся рукавом кровь с лица. Сторож встал между драчунами. Соперник Андрея лежал на полу и не делал попыток встать, восстанавливая дыхание и сплёвывая кровавую слюну. Андрей ещё до конца не распрямился, когда, видимо, уже кем-то заведённый сторож пнул его в бок тяжёлым армейским сапогом. Все возмущённо загалдели. Сторож резким движением выхватил из кобуры парализатор и всех обвёл его дулом:
– Молчать, не то вырублю!
Андрей от удара откатился в сторону и снова стал подниматься. Парень, с которым он дрался, решил, что хватить валяться, но встать не успел, так как сторож неожиданно свободной рукой вытащил из-за пояса резиновую дубинку и ахнул ею его по спине. Тот скорчился на полу, выдавливая сквозь сжатые зубы стон и матюги.
– Ублюдки! Я вам покажу, как драться в школе!
Мы мрачно смотрели на эту рожу, искажённую злобой и ненавистью, и понимали, что благополучно эта история для всех нас не окончится. Я содрогнулся, опасаясь за судьбу брата. Да и мне, как свидетелю потасовки, тоже могло достаться. Андрей медленно выпрямился во весь свой двухметровый рост и расправил широкие плечи, исподлобья наблюдая за сторожем, который казался по сравнению с ним просто шавкой. Рожа наставил на Андрея парализатор и зарычал:
– Давно не вырубали?!
Я видел, как по мокрой от пота спине Андрея пробежала серия судорог. Он был просто взбешён и еле сдерживался. Я мысленно умолял брата успокоиться. И он, может быть, и справился с собой, если бы сторож не занёс руку с дубинкой для удара. Андрей молниеносно выбил ногой парализатор из руки рожи и ладонью со всей дури врезал сторожу в нос. Рожа рухнул в нокауте, и обезумевшая толпа детей с криками бросилась на него. Сторож закрылся руками и ногами, когда его принялись пинать ногами. Я стоял, вжавшись в стену, и не мог пошевелиться. Вокруг словно сгустились сумерки, и страх серыми волнами толчками изливался в душу. Андрей выбрался из толпы и поднял парализатор. Я попытался окликнуть его, но язык меня не слушался, во рту всё пересохло, и я смог лишь бессильно поднять руку. Брат меня увидел и расплылся в зловещей улыбке. Я вздрогнул и одними губами сказал: умоляю, не надо. Но Андрей уже отвернулся от меня в сторону приближавшихся на максимальной скорости двух истошно сигналящих электроциклов. Школьники бросились врассыпную. Избитый сторож без движения лежал в луже собственной крови. Я продолжал стоять, оглушённый, и не мог поверить, что оказался втянутым в такую заварушку. За нападение на сторожа изолятором не отделаться. За это подвергали «перевоспитанию». Но Андрей не мог здраво рассуждать, он превратился в зверя. Он безумными глазами смотрел на мчавшихся на него сторожей. Я в ужасе видел, как Андрей плавным движением прицелился из парализатора и нажал на курок. Один из сторожей на полном ходу вылетел с электроцикла и, будучи уже парализованным, закувыркался по полу по инерции, ломая кости, чей хруст был слышен сквозь рёв двигателей. Андрей прицелился во вторую рожу, но тот успел выхватить свой парализатор и на ходу выстрелил в моего брата. Как при замедленной съёмке я видел, что Андрей покачнулся от попадания и стал оседать. Но перед этим он всё-таки умудрился выстрелить. Сторож крутанул руль, и квадроцикл двумя боковыми колёсами проехал по стене коридора. От этого манёвра рожа не удержался и вывалился из седла, чуть было не угодив под свой опрокинувшийся электроцикл. Андрей уже лежал без чувств.
В мозгу у меня что-то щёлкнуло, и я, заорав до рези в горле, что было мОчи побежал по коридору. В голове не было ничего кроме животного ужаса. Справа от меня пронёсся еле заметный бледно-жёлтый заряд парализатора. Видимо, сторож после падения поспешил с выстрелом и не успел толком прицелиться. Следующим выстрелом он меня точно снимет. Я нырнул головой вперёд, и надо мной пролетела маленькая молния. Я больно ударился об пол и кубарем перекатился через голову. Не снижая скорости, я вскочил и припустил дальше, взяв правее. Заряд пролетел слева. Сторож промахнулся три раза подряд. Так не бывает. Мне же до бокового коридора оставалось несколько метров. Дыхание сбилось, но я побежал ещё быстрей. Я успел свернуть, схватившись за угол рукой, чтобы не пролететь поворот. За моей спиной сверкнуло – рожа промахнулся в четвёртый раз. Я должен убраться как можно дальше. Я старался чаще сворачивать в боковые коридоры, чтобы спутать преследователей. Я не мог больше бежать, но и не мог останавливаться. Мне блазнилось, что рожи преследуют меня по пятам, но я не в силах был обернуться, и постоянно ожидал неминуемого выстрела в спину, но его всё не было и не было. Я перешёл на шаг и начал уже было верить в то, что оторвался, как впереди показался электроцикл. Я свернул за угол и вновь побежал, хотя это было уже невозможно. Без конца сворачивая, я добежал до лестницы между уровнями, чтобы не замедляться, я скатился по пандусу для квадроциклов, Уже без сил я ткнулся в первую попавшуюся дверь, услышав, как по пандусу грохочет электроцикл. На моё счастье, дверь послушно отворилась, и я ввалился в комнату. Кто-то быстро и бесшумно притворил за мной дверь. Наверное, целую минуту я был без сознания.
Чья-то участливая рука помогла мне подняться с пола и отвела к дивану. Я рухнул головой в подушку, хрипло дыша. В глазах было темно, и мельтешили мелкие мушки, сливаясь в причудливые фигуры. Голова кружилась, словно на карусели, в боках кололо, а лёгкие были готовы разорваться на части. Мой мягкотелый организм никогда не подвергался подобным нагрузкам.
– Что произошло? – Услыхал я сквозь вату голос своей доброй классной учительницы.
– Н-н-н-не … вы … ух … д-давайте м-ме… большего из себя я не смог выдавить.