Кобяков откашлялся.
– Коллеги, мое мнение чисто субъективное, вас ни к чему не обязывает. Балаболкина я знаю давно…
– Да алкаш он, – вполголоса произнесли на дальнем конце.
– Знаю его давно, – повторил вице-губернатор. – А девушку, ну, почти не знаю. Может, моя это недоработка. Я, наверное, за Балаболкина проголосую.
Чем всё закончится, я сообразил и без голосования, но руку, тем не менее, поднял за журналистку из отдела права. Анна Игоревна, вздохнув, поддержала своего прямого начальника – Кобякова. За обозревателя из молодёжного органа голосовали и оба товарища с мест, и телевизионный бухгалтер с кучей премий. Алина Вениаминовна воздержалась, чем искренне удивила меня.
Победителем в номинации был объявлен Балаболкин.
Кто-то уже задвигал стулом, когда Илья Александрович крикнул:
– Коллеги, ещё один вопрос!
Жюри разочарованно присело.
– Мы с вами совсем забыли про номинацию «Корифей», – сообщил Илья Александрович. – Необходимых пятидесяти процентов голосов нет ни у кого.
– Сколько есть? – поинтересовался Пышкин.
– Мало, – признался Кислотный. – Около двадцати. А между тем, коллеги, это очень важная номинация. В ней всегда были представлены лучшие из лучших, подлинные мастера словесности и всей нашей журналистики.
– Нету лучших. Кончились, – констатировал голос, говоривший про алкаша.
– Не надо ёрничать, коллеги, – попросил поэт, частушечник и чиновник в одном лице. – Нам предстоит определиться. Не вручать эту премию просто нельзя!
– Вахрамееву давайте вручим, – сказал, недолго думая, Пышкин.
– Пантелеймону?
– Да.
– Ты что, Саша? – Илья Александрович оторопел. – Он вообще не пишет уже лет пять, если не больше. И из дома не выходит.
– Ну и что? Заслуженный человек, собкор центральной газеты.
– Нет, это не вариант.
– Можно предложение? – руку вверх тянул редактор издания, в котором работала журналистка из отдела права.
– Пожалуйста! – радостно откликнулся глава управления.
–Я предлагаю, – торжественно провозгласил редактор, – первым в номинации «Корифей» за многолетний вклад и выдающиеся заслуги признать нашего уважаемого Илью Александровича. Я считаю, он имеет полное право именоваться журналистом – хотя бы по совокупности печатных трудов.
Просторный кабинет вице-губернатора утонул в аплодисментах.
До полного маразма мы всё-таки не дошли. Илья Александрович вспотел и начал благодарить, но наотрез отказался. В конце концов «Корифея» решили вымарать из списка номинаций – на время, до появления новых корифеев.
– Интересно, это он так прикололся? – вслух подумала Анна Игоревна.
Мы с ней стояли у лифта. Прочая братия галдела в вожделенной курилке.
– Вы кого имеете в виду? – спросил я.
– Редактора, конечно, с его инициативой.
– Возможно. Тонкий такой юмор, недоступный начальству.
– Между прочим, несколько слов насчет начальства, – Анна Игоревна профессионально огляделась по сторонам. – Хрюшников тобой недоволен.
– Этой сенсации без малого два года, – усмехнулся я.
– Он сильно недоволен, – подчеркнула коллега. – Кто-то на него влияет.
– Кто?
– Не знаю. Он сейчас мало со мной советуется.
По моим данным, спикер и теперь общался с Анной Игоревной минимум раз в день – во всяком случае, по телефону точно. Я даже в лучшие периоды с ним столько не разговаривал. Темнила гражданка.
– Если уволят, пойду заметки писать из серии «Попал под лошадь», – сказал я.
– Ты – наш золотой кадровый фонд, – заулыбалась Анна Игоревна. – Куда ж ты денешься?
– Ой, Анна Игоревна, проходил я уже всё это в младших классах. Не мне люди улыбаются, а моей должности. Уйду, и в упор замечать перестанут.
– Ты не обо мне случайно?
– Ни в коем случае, – я помотал головой. – Мы ведь с вами друзья, правда?
На улице, куда я вышел из губернского «белого дома», погода совсем испортилась. Моросило нечто среднее между мелким, мерзеньким дождичком и мокрым снегом. Я поднял воротник и зашагал в направлении парламента со всем его содержимым. Подкрадывались сумерки. С противоположной стороны к зданию подходил товарищ Лесных.
Я остановился, подпуская его поближе.
– Какие новости, Вячеслав Алексеевич? Что там с моим ящиком?
Взгляд Вячеслава Алексеевича устремился куда-то мимо меня, но в то же время внутрь: наверное, в подпространство.
– До конца определить не удаётся, Алексей Николаевич. Вероятность взлома в принципе есть, но… думаю, техник напрасно поднял панику.
– Да никто панику не поднимал. Пользоваться-то можно?
– Можно. Только смените пароль и – пожалуйста. Но всё-таки лучше используйте нашу электронную почту, она лучше защищена.
Я сказал ему, что обязательно всё сделаю, не уточнив, что именно.
На нашем этаже дверь кабинета, в котором квартировал Андрей Петрович Карлов, была распахнута настежь. Действующего корифея я не увидел, зато нос к носу столкнулся с уборщицей. Бормоча что-то неласковое, она вытаскивала оттуда полный пакет пустых бутылок. Как я заметил, не из-под кефира. Повеяло специфическим ароматом.
– А где хозяин?
– Похоже, не приходил сегодня, – неприветливо ответила мне жрица чистоты.
– Экспертизу проводит, – сказал я.
– Что? – не поняла уборщица.
– Ничего. Всё нормально.
Я заглянул к Витюше и Наталье. Они пили чай и мирно беседовали.
– Никто меня не искал?
– Нет. Тишина полная, – доложил Витюша.
– Из первой приемной не звонили?
– Не звонили. Виталий Иванович приехал где-то назад, к нему Никифор Мефодьевич сразу побежал, а потом к ним Забегалов зашел, – сообщил мой неформальный зам.
Его способность оперативно получать самые разнообразные кулуарные новости всегда поражала меня.
– Чай с нами будете пить, Алексей Николаевич? – спросила Наталья.
– Попозже попью, спасибо.
Витюша выразительно посмотрел на меня.
– Витя, зайди сейчас, – и я двинулся в свои апартаменты, на ходу расстегивая куртку.
– Я насчёт завтрашнего дня хотел напомнить, – сказал Витюша, когда мы с ним уединились.
– А что у нас завтра?
– Да у меня семинар в институте, хотел отпроситься пораньше. Можно?
– Можно, конечно. Только потихоньку, через боковой подъезд.
– Я знаю, – улыбнулся Витюша. – Забегалов опять всех предупреждал, что не потерпит никаких отлучек. У нас одним можно на казённой машине в рабочее время по лекциям ездить, а другим нельзя.
– Профессор снова ездил?
– Ездил, – блеснул осведомленностью Витюша. – Тоже с час назад вернулся.
Мне отчего-то стало тошно. В это миг зазвонила «вертушка».
– Алексей Николаевич, вас Виталий Иванович хочет видеть, – услышал я голос Алевтины Викторовны.
Спикер областного парламента Хрюшников был занят. Когда я поднялся в приёмную, Алевтина Викторовна попросила немного подождать.
– Кто там? – спросил я.
– Александр Витальевич, – вполголоса ответила она.
Александр Витальевич Хрюшников доводился нашему спикеру сыном, и должность его называлась «генеральный директор». Командовал Хрюшников-младший на том предприятии, где ещё недавно был начальником транспортного цеха, а потом верховодил Хрюшников-старший. Наследнику моего шефа было чуть за тридцать. Учился он в техническом вузе, но инженерных способностей не проявил. Затем решил пойти по финансовой тропе и, видимо, не без помощи родителя стал налоговым инспектором. В инспекторах, однако, пробыл недолго. Звёзд с неба не хватал, а вскоре упразднили и само подразделение – как не оправдавшее высокой миссии.
И приземлился Александр Витальевич в офисе у родного своего Виталия Ивановича, для которого процесс акционирования и приватизации предприятия успешно завершился. Приватизировал его сам Хрюшников-старший, в долю к себе взяв пару проверенных замов. Сына он, скрепя сердце, поставил третьим замом. Сотворить что-нибудь непоправимое на этом посту было практически невозможно. Примерно с год Хрюшников-младший осваивал кабинет, никому особенно не мешая. Заодно женился, стал подумывать о потомстве. На этой стадии жизненного пути его и застал переход Виталия Ивановича на работу в парламент.
Новый генеральный директор ежедневно являлся в кабинет спикера, как на доклад. Впрочем, почему «как»?.. Один раз даже я был свидетелем того, как Виталий Иванович сурово распекал сына за упущение на производстве. Перед вспотевшим Александром Витальевичем лежала в тот миг тетрадочка, а в руке у него была зажата ручка. Наверное, глава хозяйствующего субъекта на всякий случай конспектировал речь главы законодательной власти.
Табличка с искусственной позолотой дрогнула, дверь в кабинет спикера беззвучно отворилась. Мы с приветливой Алевтиной Викторовной повернули головы. Бочком, осторожно придерживая всё ту же тетрадочку подмышкой, из-за двери показался младший Хрюшников. Пройти прямо через дверной проём ему мешали не по сезону тёплая дублёнка и собственная толщина. За два года, проведенные им в руководящем кресле, Александр Витальевич раздался вширь просто неимоверно.
– Заходите, Алексей Николаевич, – сказала секретарша.
Спикер сидел в той же позе, что и вчера, только в ухе не ковырял. На моё «Здравствуйте, Виталий Иванович» он и бровью не повёл. Начал без преамбул.
– Жуликов на тебя жалуется.
Я не удивился.
– Он каналу денег не заплатил. Кинул, если по-русски.
– А ты тогда зачем со своей службой?
– У него был свой договор с ними, всё оплачивалось им напрямую из фонда поддержки бизнеса, наличкой. С пресс-службой Жуликов вообще ничего не согласовывал.
Фонд был детищем вице-спикера Жуликова и его же ноу-хау. Туда делали взносы все малые и средние предприниматели, жаждавшие получить красные парламентские «корочки». Фонд частично спонсировал рекламную кампанию самого Сергея Федосеевича, а частично, по-моему, депутатские увеселения и тому подобные штуки.
– Надо было мне доложить, – спикер глядел исподлобья.
– Я сам узнал после эфира.
Хрюшников страдальчески вздохнул.
– А ты обязан всё заранее знать! Плохо, Алексей Николаевич, очень плохо.
Я ждал продолжения.
– Все говорят, что ты – человек конфликтный.
– Кто «все»? Толиков?
– Неважно.
Повисла пауза. Спикер вроде бы хотел сказать что-то ещё, но колебался. Я первым нарушил тишину.
– Вы мою служебную записку читали?
Виталий Иванович пошарил одной рукой по столу.
– Нет пока. Видел, прочитаю.
Я подождал ещё секунд десять. Спикер не говорил ни слова. В голову ко мне опять полезли картины из недавнего прошлого. Хрюшников стал спикером абсолютно случайно. После выборов «Ядрёная Россия» продвинула его в замы к своему тогдашнему вождю, который возглавил губернский парламент. То был очевидный «потолок» Виталия Ивановича. До пенсии ему оставалось ровно четыре года, да и номенклатурного веса для взятия следующей высоты явно недоставало.
Находясь в тени амбициозного и полного далеко идущих планов спикера, Хрюшников приглядывал за беспокойным хозяйством во время отлучек вождя, изредка подписывал наиболее щекотливые постановления и распоряжения, которые почему-либо не стремилось подписывать первое лицо. Слыл истинным солдатом партии – на вид недалеким, исполнительным, голосующим как надо и призывающим других. Парламент сложился, портфели были розданы тем, кому следует, и перемен в принципе не предвиделось.
Беда пришла, откуда не ждали. Спикер и вождь не вернулся из очередной командировки: уже в дороге домой отказало сердце… «Белый дом» пребывал в растерянности. Ландшафт законодательного собрания был плотно утоптан под конкретного человека. Желающие подхватить бразды, само собой, нашлись, но губернатору все они показались слишком ретивыми. Хрюшников, напротив, молча стоял в карауле с траурной повязкой на рукаве и никуда не рвался.
В «белом доме» поколебались и приняли решение, удивившее многих. Так в кресле спикера появился Виталий Иванович, возле которого потом появился я.
Я кашлянул.
– Поручения пресс-службе будут, Виталий Иванович?
– Поручения? – Хрюшников чуть привстал в кресле, поправляя полы пиджака. – Нет. Иди, работай.
День угас окончательно. Я механически наводил порядок в тумбочке и думал о последних событиях. И, правда, гадкое было ощущение и тревожное. Будто некто осторожно ходил где-то рядом кругами, ступая мягко и глядя в спину, а на глаза не показывался. Иногда словно дышал в затылок…
Кто-то позвонил на мобильный. Я долго смотрел на незнакомый номер, потом ответил.
– Слушаю.
– Алексей Николаевич, здравствуйте! Извините за беспокойство. Это из редакции «Модного журнала». Меня зовут Яна.
– Очень приятно, – рассеянно ответил я, мысленно отметив, что голос у неведомой Яны и в самом деле приятный.
– Алексей Николаевич, как вас можно увидеть?
– Очень просто. Приходите и увидите.
– Ой, а когда вы свободны? – кажется, обрадовалась Яна.
– Вообще-то обычно занят.
– Но, может, для меня сделаете исключение? – в голосе у модницы, как я её сразу окрестил, промелькнуло нечто умеренно-игривое.
– Может, – в тон ей отозвался я. – А что за разговор будет?
– Хотелось бы обсудить возможное сотрудничество.
– Яна, – очень проникновенно сказал я, – обязан вас предупредить: вероятность такого сотрудничества небольшая. Это не мой личный произвол, такова позиция руководства.
– Спасибо вам, что предупредили, но… может, всё-таки есть шанс? – немного жалобно спросила Яна.
– Теоретический, – откровенно сказал я.
– А когда мне можно подойти?
– А вы когда хотели? – вопросом на вопрос, как в Одессе, ответил я.
– Я могу сейчас. То есть, минут через пять. Я здесь недалеко, – заспешила модница.
– Приходите, я вас внизу встречу.
– Ой, буду так признательна, – буквально запела Яна.
– Не за что. У вас ведь аккредитации нет, всё равно не пустят.
Временно простившись с певучей сотрудницей «Модного журнала», я поразмышлял ещё с минуту и набрал другой номер – на этот раз с мобильного телефона, предварительно выйдя в коридор.
– Да, – коротко отозвался густой баритон.
– Надо пообщаться, – в тон ему сказал я.
Человек помолчал немного.
– Давай там же, где в прошлый раз, ровно через час.
– Буду, – пообещал я, и содержательная беседа завершилась.
Яна явилась на вахту даже раньше, чем обещала мне. Я сразу узнал свою собеседницу, хотя минут семь назад и не подозревал о её существовании.
– В «Модном журнале» все так одеваются?
Гостья широко улыбнулась.
– За мной никто в редакции угнаться не может!
– Да, бегаете вы, наверное, быстро, – я посмотрел на её ноги от ушей.
Яна слегка зарделась. Я перевел взгляд на пост охраны.
– Эта девушка со мной.
– Пожалуйста, – милиционер кивнул.
От модницы пахнуло какими-то дорогими духами – может быть, даже настоящими французскими. Я в них плохо разбираюсь. И походка у нее была соответствующая. Семён Маркович, вывернувший из-за угла, аж присел.
– Какие к вам красавицы ходят, Алексей Николаевич!
– Исключительно по служебным вопросам, Семён Маркович.
Домашевский залоснился.
– Ах, Алексей Николаевич, хорошее дело – молодость. Разве я против?
Оставив его завидовать, мы поднялись по лестнице. Каюсь, я специально пропустил Яну вперед, чтобы с этой позиции досконально изучить её тактико-технические характеристики.
– Посмотрите налево, Яночка. Это наша достопримечательность.
– Ой, а что это? – гостья приостановилась.
– Павлин. Скульптурное изображение из гранита. Автор неизвестен: по крайней мере, мне, – я тоже улыбнулся.
– Откуда он у вас?
– Когда-то, две исторические эпохи назад, побывала здесь передвижная выставка. Потом она уехала, а павлина забыли.
– Какой он страшный… Простите, я не то говорю? – Яна прикрыла ротик ладошкой.
– Это символ регионального парламентаризма, – заметил я серьезно. – Но вам, как человеку новому, прощаю. На первый раз.
Я снова пропустил гостью вперед, затем и сам вошел в кабинет.
– Кофе будете?