– Надо убить животину, чтоб не мучилась. – Сказал Валерка, понимая, что лаборант Серёга и пальцем не шевельнёт, чтобы покончить с мучениями рыбы.
– Валерий Николаевич, – Серёга, когда придумывал какую-то свою новую фантазию, всегда обращался к Валерке якобы официально и, изложив фантазию, ждал возражений. Он не сильно печалился, когда самые простые возражения не оставляли от его фантазии камня на камне. Камни фантазий – они ведь не тяжелые. Можно собирать следующую фантастическую конструкцию.
– Ну? – ответил Валерка в ожидании. Серёгины фантазии иногда были интересны, вот только его многозначительные паузы слегка раздражали. Особенно, когда Валерка был вынужден отвлечься от и без того скучного занятия.
– Валерий Николаевич, а почему коровы не летают?
Валерка хорошо знал Серёгины выверты, работали они вместе уже семь лет, и Валерка понимал, что в таких вопросах Серёга всегда прятал какой-то подвох.
Серёга умел прятать подвохи. Но какой подвох может быть в вопросе из анекдота? «Хорошо. Хорошо. Хорошо, что коровы не летают» – сообщил Алексей Максимович, попав под голубиный «обстрел».
– Высоты боятся.
– Да ну тебя. Ты не выкручивайся. Почему? Серьезно.
– Ну…, потому, что их кости и мясо много тяжелее воздуха.
– А почему они эволюционно не выработали механизм возможности полета? Дало бы это им эволюционное преимущество?
– Так эту экологическую нишу заняли птицы. – Сказал Валерка, ехидно хихикая тому, что уже сумел увернуться от пока еще неизвестной западни, и теперь Серёге придется выкладывать свою фантазию без попытки представить весь мир олухами. – И разговор непрофессиональный.
– Ещё как профессиональный. Ни у птиц, ни у летучих мышей нет никаких возможностей накапливать большие количества метана, а у растительноядных (у коров) есть.
Тут Серёга сделал, злившую Валерку, паузу. Дескать, даю тупым возможность переварить информацию.
Конечно, Серёга так не думал. Это Валерка знал. Но Серёга любил эффекты.
– Вот если бы корова создала у себя на спине карман, куда отправляла бы произведенный в её желудке метан. Она бы облегчила возможности своего передвижения. А она только пукает этим парниковым газом.
– Это уже не ихтиология и гидробиология, и наша кафедра коровами не занимается – хихикнул Валерка, помянув, известную обоим, историю, случившуюся с Серёгой на первом курсе.
На первой же лекции, по физиологии беспозвоночных, замдекана биофака Пилипенко сообщал молодым студентам, что эволюция не имеет обратного хода. И это один из постулатов материализма.
– А неотения? – Неожиданно просто, как в беседе, перебивая лектора, спросил Серёга.
– Что – неотения? – переспросил Пилипенко, не ожидавший ни вопросов, ни каких-то закавык в этом общем месте лекции.
– А что если аксолотль начнет эволюционировать, не переходя в стадию саламандры? Через пару десятков поколений никто и не узнает, что стадия саламандры существовала, а значит эволюция дала задний ход.
Хоть Пилипенко и не ожидал на первом занятии от первокурсника ничего подобного, он был опытным преподавателем. И он обошел эту закавыку так:
– А мы, какой предмет изучаем, товарищ студент? – И сам же ответил – физиологию беспозвоночных. А Ваш аксолотль – позвоночное. Так что не будем отвлекаться.
Серёга иногда любил вспоминать этот забавный эпизод, когда они – он, Валерка и замдекана Пилипенко, пили пиво у канатной дороги, по которой часто возвращались комсомольского острова, где находился их НИИ ихтиологии и гидробиологии, в просторечье называемый «аквариум».
– Конечно, наша кафедра коровами не занимается. – Вернул Валерку, от воспоминаний, к теме разговора, Серега. – Тут Вы, Валерий Николаевич, совершенно правы! Ты, когда описывал версии попадания своей медузы в Днепр, что предположил? Тайфун? Смерч? А какие на Украине тайфуны? А давай предположим, что существовал вид медузы, который накапливал метан, а не углекислоту, как сифоновые, чтобы быстрее, в случае атаки хищников или еще чего, всплывать к поверхности. Нормальный эволюционный ход? А потом, в развитии этого механизма, стал подниматься в воздух, чтобы покинуть выемки рифов, пересыхающие при отливе. Нормальный эволюционный ход? Но ничего подобного не найдено. А какие принципиальные могут тут быть препятствия к такой эволюции медузы?
Тут опять Серёга сделал паузу и подошел к аквариуму с подыхающим тетрадоном.
– Вот смотри, – Серёга взял шланг от стоящей рядом водородной горелки, наполнил водородом полиэтиленовый пакет. Затем неожиданно ловко зацепил сачком тетрадона, вбросил его в этот пакет снизу, и опять пустил туда газ.
– Так он из-за твоих опытов подыхает?
– Не трогал я твоего тетрадона раньше. – торопливо сказал Серега – Мне эта идея сейчас в голову пришла.
Тем временем тетрадон в полиэтиленовом мешке начал раздуваться, превращаясь в шарик размером в теннисный мяч.
Серёга перевернул пакет и открыл его.
Тетрадон, не подавая признаков жизни, медленно поплыл к потолку.
Серёга поймал его сачком и опустил в аквариум так, чтобы сачок не дать тетрадону всплыть на поверхность.
– А теперь попробуем сделать то же самое с твоей медузой.
И вот, Валерка сидел перед майором КГБ с ощущением, что ему нужно срочно доказать, что он не велосипед. Это не казалось ему простой задачей.
– Кандидатская диссертация – не докторская, и не должна быть построена исключительно на оригинальных идеях. – Спокойно, с подчеркнутой отстраненностью, ответил Валерка майору Абрамову. «Фиг он подкопается. Вечно они не тех ловят». На то, что его кандидатскую кто-то прочтет, Валерка совершенно не рассчитывал. По поводу диссертаций даже ходила похожая на анекдот история. Что кто-то, в средине диссертации, вписал номер телефона и объявление, что первому, кто в течение года позвонит по этому телефону, будет вручен ящик коньяка.
Не позвонил никто.
– А чья это идея, Валерий Николаевич?
– Эта идея взята из курсовой работы студента четвертого курса ДГУ («вечного студента», – добавил про себя Валерка), лаборанта лаборатории гидробиологии, Сергея Ростовцева, с его согласия.
– Вы, видимо, неправильно меня поняли, Валерий Николаевич, – удивленно усмехнулся такой официальности ответа майор Абрамов. – Мы не ведем никакого следствия по поводу Вашей диссертации. Нам нужна Ваша помощь, как специалиста.
– Специалиста в чем? – растерявшись от неожиданного для себя поворота разговора, спросил Валерка.
– Дело в том, Валерий Николаевич, что по пресноводным медузам в нашей области… и практически во всей восточной Украине, диссертация есть только у Вас. И еще просьба… Познакомьте меня со студентом четвертого курса ДГУ, лаборантом лаборатории гидробиологии Сергеем Ростовцевым… можно с его согласия.
«Вот память. – Подумал Валерка, – Он даже порядок слов сохранил».
О том, что он сам помнил порядок слов, Валерка не задумался. Такое представление сотрудников лаборатории стандартно, особенно при смене начальства. А оно, начальство, редко долго оставалось начальством.
Когда они приехали на аквариум, Серёга сидел у окна, глядя куда-то поверх пляжа, а перед ним была открыта Микология.
– Вот, знакомьтесь, автор идеи о летающих медузах, лаборант Сергей Ростовцев.
– Здравствуйте, Сергей!
Серёга вопросительно посмотрел на Валерку, скосив глаз на майора в штатском.
– Майор Абрамов. – представился кагэбэшник и протянул руку для рукопожатия. На мгновение замешкавшись, Серёга пожал руку и представился.
– Я хотел бы, Сергей, подробно узнать, как Вы пришли к идее, что медуза могла перелететь в Днепр и к тому, что медузы могут летать?
Валерка прокрутил у себя в голове, какие мысли могут прийти Серёге. Когда вопрос задает майор в штатском, Серёга должен был бы подумать о возможной биологической диверсии врагов страны, империалистов.
Серёга посмотрел на Абрамова. Прищурился…. Валерка уже знал этот прищур. Сейчас будет лекция, и можно начинать конспектировать.
– Понимаете, товарищ майор, у нас все, кому не лень, поносят теорию эволюции….
– А я считал, что теория эволюции полностью принята научным миром… ну, по крайней мере, у нас в стране.
– Для студентов она принята… ну, как гипотеза, заменяющая божественное творение. Но ведь профессионалы ее не с гипотезой Бога сравнивают? А по многим направлениям теория эволюции в том виде, в котором она на сегодняшний день существует, дает результаты, не согласующиеся с реальностью. Так вот, не желая возвращаться к гипотезе божественного творения, я начал размышлять не над тем, что природа-эволюция создала, а над тем, чего она не создала из того, что обязана была создать, если бы теория Дарвина была верна.
Ведь есть множество механизмов, которые природа могла бы создать с легкостью, но которые не возникли.
Можно бы вытащить некоторую частность из гипотезы Бога и предположить некоторую генетическую предрасположенность к одним мутациям и сложность возникновения других. На самом деле, ничего мистического и божественного в этом нет. Мы оцениваем сложность эволюции некоторого признака по внешним факторам, не учитывая, что, возможно, структурное расположение генетического материала делает простыми мутации отдельных участков ДНК и сильно защищенными другие участки.
Но тут есть одно, НО! Как бы ни была низка вероятность события в единичном случае, при достаточно большом количестве проб вероятность стремится к единице. Вероятность 100%. Тогда мы, сравнивая вероятность частного события в случае его наличия по факту, с отрицательным натуральным логарифмом из предполагаемой вероятности….
– Стоп. Стоп. Я не предполагал такое математическое исследование….
– Это из самого начала курса мат-методов в биологии…– съязвил Серёга – О предполагаемых сроках возникновения маловероятных признаков…
– И все же, нельзя ли как-то проще? – спокойно, с улыбкой, а вовсе не обижаясь, попросил Серегу Абрамов.
– Попробую. Но отметьте себе, что проблемы здесь есть. В общем, чтобы пощупать такую не произошедшую эволюцию, я решил придумать некоторую альтернативную экосистему, где применил бы гипотетически возникшие эволюционные преимущества. Тут ведь могло случиться, что какой-то полезный, на первый взгляд, признак разрушит всю экосистему. Ну, научись тундровый олень летать, для отсева больных особей нужны были бы летающие волки? Но у волков дефицит с метаном, они ведь не ягель едят?
Предположим, возникли бы полярные орлы? Но олень большая мишень и малоподвижная в воздухе. Появись птица способная начать на него охоту в воздухе, она бы истребила оленей на раз. Кроме того, фактор человеческой цивилизации. Разве стали бы люди разводить скот, который в состоянии от них улететь? Вы не задумывались, почему куры и индюки более распространены в разведении, чем утки, и гуси? Летающему оленю, так работает эволюция, для здоровья нужно летать, как уткам и гусям плавать. Иначе болезни.
Так вот я начал придумывать экосистему… вернее даже экосистемы и… понял, что слабоват. Тут нужен институт. Но для того, чтобы найти некоторые мутации организмов, которые не разрушили бы существующую экосистему, вполне можно задуматься и самостоятельно.
– К чему такая работа? – Продолжал Серега. – Ведь если доказать, или хотя бы показать причины, по которым выгодные видам мутации были отвергнуты в результате отбора в экологической системе, теорию эволюции придется признать самым закостенелым скептикам. Ну, я имею в виду ученых.
Хорошо бы тогда, подумал я, привязать гибель динозавров, не к каким-либо метеоритам или биологическим катастрофам, типа покрытосеменных растений, а к развитию… к дальнейшему развитию полезных мутаций динозавров, отвергнутых экосистемой. Это дало бы возможность считать организмом не отдельного динозавра или человека, и даже не их популяцию, социум – а экосистему. Так экосистему мы бы приравняли… ну до некоторой степени естественно, к господу Богу.
Я Вам описал мотивы поиска. Теперь сам поиск:
Наиболее наблюдаемыми для человеческой психики признаками, является способ передвижения. Способы общения, скажем, ультра-инфразвуками, запахами, которые могут обнаружиться у каких-то существ, нужно искать. Тогда как любое передвижение заметно даже наблюдателю, не являющемуся специалистом.
Мы даже можем млекопитающее видеть, как рыбу, если оно плавает. Вот я и начал придумывать такие положительные признаки для отдельных видов, которые не разрушили бы существующую экосистему, а значит, особи, наделенные этими признаками, не были бы экосистемой уничтожены.
Пристально осмотрев выражение лица майора Абрамова, который слушал внимательно и не перебивал. Серёга, ухмыльнувшись, добавил.
– Ну, вот представьте, что Вашей печенке, хорошо бы быть в два раза больше, тогда она намного легче будет справляться с алкоголем, и ее клетки не будут гибнуть. Но ресурсы Вашего организма на такую печенку не рассчитаны. Да что там печенка. Жир, подкожный жир тоже очень полезен. Но ведь нет у Вас животика?
– Если бы был, – улыбнулся кагэбэшник, – меня бы заставили его сбросить. Но пока я никак не ухвачу связь с медузами.
– Ну, вот как раз у медуз, есть все причины летать. Причем это их свойство никак не может вступить в противоречие с экосистемой, поскольку они не являются питанием и сами не могут…так мне кажется, не могут, питаться воздухе. Насыщенность воздушной среды микроорганизмами значительно меньше, чем у водной среды. А медуза для питания, фильтрует среду. Медуза лишена возможности быстрого перемещения, или хотя бы быстрого маневрирования, она охотник, но питается, находя пищу чисто вероятностно. Она ведь не прыгает на рыбу? У медузы существуют определенные аналоги скелета, что позволяет предположить возможность в эволюционном развитии, сформировать структуру пригодную к целенаправленному перемещению. У медузы есть половое размножение и метаморфоз, позволяющие ей достичь высоких параметров изменчивости. А это гарантирует возможность быстрого распространения благоприобретенных признаков, что особенно важно при высокой изменчивости. У медузы развитая нервная система и бесподобная защищенность. Это гарантия стабильности, что в свою очередь сохраняет благоприобретенные признаки. При этом трудно назвать воздушную среду новой экологической нишей для медуз. Они с ней параллельны. Она для них, как гиперпространственный переход, в фантастике. Если бы я был фантастом, я бы даже предположил возможность существования цивилизации медуз. У них возможен развитый социум. Города, построенные их полипами, которые мы наблюдаем как острова – серьезная база для возникновения социальности. И т.д. А что, между прочим, так даже планктон, веслоногие ракообразные копеподы Anomalocera ornata, умеют летать. Они способны перелетать по воздуху до 17 сантиметров. Расстояние в десятки раз превышающее длину их собственного тела. Особи развивают скорость до 0,66 метра в секунду, применяя эти способности для ухода от хищников. Летают все. Есть летающие млекопитающие, земноводные, пресмыкающиеся… Растения и то летают.
Но летающих медуз не обнаружено.
Тут следует напомнить, что времени у медуз, на такую эволюцию, хватало. Их класс «Гидроидные», чуть ли не самые древние многоклеточные организмы, с дифференциацией клеток и полным жизненным циклом, включающем метаморфоз. И если бы не катастрофы, потрясающие планету, сейчас, в покрывающем Землю океане, кроме медуз обитали бы только эволюционировавшие мечехвосты, да еще ракоскорпионы. От катастроф, медузы пострадали никак не меньше динозавров. Но у них была уйма времени и побудительных факторов. А они не летают.
– А как же медуза, открытая Валерий Николаевичем, попала в Днепр?
– Ну, можно предположить, что это произошло, как разовое событие. Какой-то пионер привез из малосоленого моря, Азовского моря или другого водоема, воду, а его мама не разрешила ему делать аквариум дома. Глядишь лет через десять и популяция. Никаких биологических диверсий для этого не нужно.