– Ладно, оставь пробирки в холодильнике в моём кабинете. Приду в понедельник – посмотрю.
– Но надо сейчас.
– Молодой человек, – с бесконечным терпением в голосе объясняет учёный. – У вашего грузина обычное ОРВИ, и зря вы его мучаете. Случай подозрения на Н1Ы1 в этой республике был в другом конце страны. Да и вообще – чепуха всё это. Так и скажите вашему генералу.
Радуюсь выполненному заданию, желаю профессору спокойной ночи и звоню подполковнику.
– Какой понедельник?! – орёт начальство. – Надо немедленно!
– Так профессор дома спит.
– Что значит спит?! Привези его в институт. Особо опасная инфекция! Родина под угрозой!
– Звоните ему сами, – от усталости я обнаглел.
Дал телефон профессора полковнику. Через минут двадцать подполковник перезванивает.
– Ладно, оставляй у него в кабинете, – голос у начальства притих. Видно, профессор его послал, и совсем не по-профессорски. – А сам – ноги в руки и обратно в часть! Будем эпидрасследование проводить и контактных изолировать.
Два часа ночи. Электрички уже не ходят. Бреду по трассе с пустой сумкой, в форме, усталый и злой. Редкие машины освещают меня фарами и проносятся мимо.
Наконец рядом тормозит фура с брестскими номерами.
– Боец, куда тебе?
– В часть подвезёте?
– До поворота с трассы подкину. А там ты уж как-нибудь сам.
От поворота – три километра через лес. Ну ничего, дойду.
Светает. Приползаю в кабинет, где на диване и креслах храпит пьяное начальство. На столе – пустые бутылки, открытые консервы и корки засохшего хлеба. Полковников хочется пнуть, но вдруг проснутся. Беру запасную шинель и иду спать в автоклавную, где отвратительно воняет переваренными средами и убитыми культурами микробов, зато никто не храпит.
С днём рождения, блин!
Похождения одного прапорщика
Есть у меня знакомый – типичный прапорщик. В смысле – хитрый до невозможности и никогда не пройдёт мимо того, что плохо лежит. А то, что лежит хорошо, переложит в другое место и всё равно сопрёт. Служил этот прапорщик исполняющим обязанности начальника медпункта, пока в часть не прислали молодого врача-лейтенанта. А когда врач приехал – перевели на какую-то другую должность по продовольственному профилю. Ну и тут наш прапорщик развернулся на всю катушку.
Мужик, кстати, был толковый. При нём медпункт всегда стоял укомплектованный, крыша не текла (что редкость для здания 50-х годов постройки), при проверках всё было в порядке, а что выпадало из этого порядка, приводилось в норму в течение получаса. И потом в столовой все по струнке ходили. Начпрод его даже хвалил на собраниях.
Но вот страдал человек клептоманией, тут уж никуда не денешься. Иду как-то вечером со службы вдоль забора части. Темно, осень, в голове – кавардак, потому что прибыло молодое пополнение, все сопливые, кашляют, перемешались с разными штаммами из разных концов синеокой, того и гляди эпидемия разразится. А дня два назад в одной из казарм что-то с водопроводом случилось. Приехали городские сантехники, раскопали весь тротуар, развалили половину плаца, ну это они любят, это нормально. Полгородка без воды, но мы потерпим. Хуже, что у командира при взгляде на весь этот кавардак давление зашкаливает. Не приемлет душа советского офицера бардака сантехников. Но зима на носу, надо экстренно всё чинить, поэтому и командир молчит.
Короче, накопали труженики разводного ключа траншей, проломили забор. А возле одной траншеи набросали длиннющих металлических труб. Каждая – метров пять, точно. И в диаметре с ведро. Вот иду я и слышу, как возле траншей кто-то увлечённо сопит и трубой гремит. Подкрадываюсь в темноте, как Бэтмен. Так и есть! Мой любимый прапорщик. Подогнал свою «Шкоду» к траншее и пытается в салон хэтчбека пятиметровую трубу всунуть. «Шкода» сопротивляется. Да и труба весит неслабо. Но наш прапорщик – это несгибаемый человек. Если он задумал что-то стырить, то законы физики его не остановят. Открыл окно и через окно трубу всовывает. Сопит, как паровоз.
Минут пять я любовался, как прапор бегает вокруг несчастной малолитражки, пронзая её насквозь длиннющей металлической трубой. Потом мне надоело смеяться, и я вышел из сумрака.
– Саша, вот какого фига ты делаешь?
– А? – испуганно присел прапор.
– Сдалась тебе эта труба. Куда ты её повезёшь? Ей на приёме металлолома цена – копейки. Больше бензина спалишь. Хотя о чём я? Бензин у тебя казённый.
– Фу, товарищ старший лейтенант, это вы, – прапор снимает кепку и вытирает лицо. – А я уже испугался, что командир.
– Труба тебе зачем? – не отстаю я.
– Да тёще на дачу, – машет рукой прапор. – Хочу слив сделать подальше, а то прямо под дом течёт. Вы не сомневайтесь, я всё рассчитал и померял. У сантехников всё равно две трубы лишние будут.
– Так ты две трубы стырить собираешься?
Прапор критически смотрит на свою крошечную «Шкоду», нанизанную на трубу, как бабочка в коллекции. А потом с уверенностью Влада Цепеша пожимает плечами.
– Не, ну а чё? Влезет.
– Короче, Александр, прекращай дурью маяться и оставь трубы в покое. Выгружай обратно.
– Ну това-а-арищ лейтенант…
– Выгружай, выгружай. А то ещё две недели казарма без воды стоять будет.
Прапор поворчал, но начал трубу из салона вытаскивать.
И вот я же отлично знал, что стоит мне уйти, как через некоторое время он вернётся и всё равно трубы стырит. Но не дежурить же возле траншеи всю ночь?! Дождался, пока «Шкода» скроется в темноте, и пошёл домой.
А труб сантехникам, кстати, хватило.
И вот везучий же был, гад. Как-то с двумя поварихами из солдатской столовой они целый месяц экономили сосиски. Набрали килограмма по три на каждого. А как вынести? Вокруг части забор с колючкой. На КПП кроме солдат-срочников ещё и офицеры стоят. А ну как глянет, что повариха в сумке выносит?
Мудрствовать не стали: обмотались сосисками под одеждой и пошли. Только поварихи через обычный выход, а прапор через забор, по вечной армейской «тропе Хо Ши Мина». Поварихи – женщины пожилые, грузные, решили рискнуть и пойти через КПП, потому что «война с забором» была в разгаре и верх ограды мало того, что солидолом измазали, так ещё колючки в три ряда накрутили.
И тут им не повезло. То ли кто-то из подчинённых их сдал, то ли звёзды на погонах так сошлись. Но в тот день на КПП стоял злобный подполковник зампотылу. И вот он-то поварихам не только в сумки заглянул, но и в душу, в смысле за пазуху. А там сосиски, которые по всем документам ещё две недели назад солдаты съели.
Крику было! Поварихи играть в Марата Казея не стали. Сдали прапора как соучастника. Зампотылу мчится в городок, в общежитие к Сашке, а тот уже сидит в тапочках, телевизор смотрит и пиво пьёт. А что? Имеет право вечером выпить. И по всей комнате запах варёных сосисок. Только самих сосисок – даже шкурок не осталось. Сашке кто-то позвонил с КПП, что поварих замели и раскручивают, так этот кадр за пять минут все три килограмма сожрал. Вместе со шкурками.
Поварих с позором уволили, а вот Сашке, кроме свидетельств поварих, и предъявить нечего. Не пойман – не вор. Правда со столовой сняли и перевели в ремонтные мастерские. Но это всё равно, что шкодливого кота поближе к «Вискасу» передвинуть.
А как-то отмечали у прапора его новые звёзды. Зазвал он к себе в блок общежития половину медиков части, накрыл стол, сидим, пьянствуем, байки травим.
После третьей чашки чая захотелось мне по физиологической надобности. Захожу в удобства к прапорщику и наблюдаю над бачком полотняную занавеску с синими печатями Министерства обороны. Понятное дело – стырил простыню в медчасти и приспособил. Ну, это грешок маленький. Но вот дёрнул же меня чёрт занавеску отодвинуть. Сгубит меня любопытство. И в тот же миг я почувствовал себя Хэнком Шрейдером из сериала «Во все тяжкие», который, сидя на унитазе, понял, что его свояк Уолтер Уайт – глава наркомафии.
За простыней открылась солидная ниша, доверху забитая уходящими в темноту серыми брикетами. Их было столько, что я даже считать не стал. Ткнул пальцем – мыло. Серые брикеты хозяйственного мыла. Причём столько, что Сашке до конца жизни хватит. Ещё и детям останется. Как у меня в части при таком снабжении моющими средствами солдаты ещё поголовно не завшивели?
Когда до моего дембеля оставалось месяца два, Саше дали долгожданную квартиру в новостройке, в двух шагах от городка. Так, чтобы не спалиться, прапор вещи перевозил ночью. Потому что ночью казённых печатей на простынях не видно.
Необычные истории про взятки
Ещё один рассказ о взятках в медицине.
После окончания медицинского университета меня послали в интернатуру в один из областных центров нашей страны. Там меня мигом взяли под опеку серьёзные дамы из центра гигиены и эпидемиологии, и всего через пару дней теории я в качестве врача-интерна носился за ними по объектам города с проверками.
Приезжаем в городскую больницу. Картина стандартная. В процедурном кабинете расколоты плитки пола, в хирургии казённая зелёная краска пузырится на стене. Короче, скучно.
– А сейчас, Павел Владимирович, мы пойдём в морг, – командует моя куратор.
Ну, в морг так в морг. Морги я люблю. Там тихо, и никто жалобы не пишет.
Заходим в кабинет заведующего, и я вижу удивительную картину. Вдоль стены в два ряда стоят огромные жестяные бидоны, в которых обычно с фермы молоко возят. Но, судя по царящему в кабинете запаху, сегодня в них вовсе не молоко. Заведующий встаёт нам навстречу.
– Здравствуйте, Елена Евгеньевна. Вы снова в наши стены? Всегда рады. Сразу пишите: в секционном зале три расколотые плитки, каталку пора менять к чёртовой матери и санитар, паразит, с утра нетрезв, ну это его обычное состояние. Более нарушений в моём хозяйстве нет, можете даже не проверять.
– Нельзя не проверять, – качает головой моя куратор.
Рысью пробегаем по моргу, не обращая внимания на синие пятки, торчащие из-под простыней с казёнными печатями. Всё действительно в порядке. А санитар храпит в подсобке. Возвращаемся в кабинет. Пишем бумажки.
На прощание заведующий широким жестом открывает один из бидонов. К потолку взлетает сбивающий с ног запах.
Берёт железный ковшик, трёхлитровую банку и отливает нам чистого медицинского.
– Ну что вы, Сергей Иванович, – пытается отказаться куратор. – У нас в отделе со взятками строго.
– Спирт, Елена Евгеньевна, – это не взятка! – наставительно говорит «повелитель смерти». – Спирт – это жизненная необходимость.
– Отдайте тогда интерну, – распорядилась куратор. – Ему ещё в коллектив вливаться.
Про то, как я ехал в переполненном автобусе с благоухающей банкой и все мужики принюхивались, умилялись глазами и вертели головами, – это отдельная история.
Вторую необычную взятку мне дали уже в армии, когда я ездил с проверками по отдалённым частям. Как-то зимой тянусь в леса и болота Беларуси на раздолбанной «буханке». В сумке грохочут пробирки для микробиологических смывов, фуражка норовит улететь на свободу. Челюсти приходится сильно сжимать, чтобы на очередной кочке зубы не выбило. А сержанту-водиле всё пофиг. Он вовсю курит, болтает и подпрыгивает на кочках синхронно со своей тачанкой.
Прибыли на место. Иду для начала в столовую, составляю разгромный акт за тараканов и плесень в подсобке. В казарме терпимо. Весной там подтекал потолок, и видны следы его торопливого замазывания. На продовольственном складе на полу следы помёта грызунов. А в остальном для крошечной лесной части всё вполне прилично.
Напоследок оставляю медиков. Дописываю все бумажки и обращаюсь к мрачному завстоловой.
– Подскажите, а где у вас медпункт?
– Медпункт дальше по коридору. Только там никого нет.
– Почему это нет?
– У фельдшера день рождения сегодня. Он не вышел.
Вот блин! Тянуться сюда во второй раз нет никакого желания.
– А далеко фельдшер живёт?
– Да сразу за забором части. Мы все тут, в посёлке, живём. Местные.
– Позвоните ему, что ли. Пусть уж на полчаса ради проверки явится. Больше, честное слово, держать не буду.
Завстоловой звонит. Через минут десять прилетает полный красномордый мужик с умильной улыбкой и характерным запахом спирта.
– Лейтенант, ну ты что, какая проверка?! У меня как раз баня поспела! Вот тебе ключи от медпункта, у меня там всё в порядке, потому что нет ни хрена, кроме угля активированного! А потом – раздевайся и заходи. Василич тебе покажет, куда идти.
Первый раз принимал санминимум у фельдшера в трусах и в парилке.
А один из моих коллег поехал проверять десантную часть. Так ему в качестве взятки предложили прыгнуть вместе с личным составом с парашютом. Коллега был парень отчаянный, поэтому тут же согласился. Мало того, что прыгнул, ещё и фотки свои довольные во все соцсети выложил. «Я перед прыжком, я в самолёте, я лечу! Мама – я живой!»
Наш командир узнал – орал долго. А потом издал приказ:
«В целях предотвращения травматизма личного состава ЗАПРЕТИТЬ участие офицеров СЭЦ в спортивно-массовых мероприятиях проверяемых частей». Так что я через неделю на танке катался уже безо всяких фотографий.
Ещё одна история случилась с моим коллегой, который работает в кабинете МРТ. Как-то приходит к нему на процедуру солидный товарищ с больной спиной. Делает снимки поясничного отдела. Коллега, ожидаемо, обнаруживает грыжу, скидывает внутренний мир пациента на диск и вручает клиенту.
Солидный товарищ благодарит, морщась от боли. И вручает доктору большую шоколадку с кучей немецких букв на ярких боках.
Доктор шоколадки не ест. Потому что он здоровенный дядька, сто двадцать килограммов. Ему бы колбаски и пива. Поэтому шоколадка благополучно уходит на презент медсестре Анечке из хирургии. Анечка шоколадки не ест, потому что скоро лето, а ей ещё в Турцию ехать. И шоколадка оказывается у медсестры Светочки из терапии. Светочка шоколадки не ест, потому что… Просто не ест – и всё.
За месяц шоколадка совершает цикл по всей больнице. Её дарят секретарю главного, ею подлизываются в столовой.
Шоколадка становится переходящим знаменем, универсальной валютой. Её яркая обёртка мелькает то тут, то там, пока не возвращается обратно в кабинет МРТ.
Приходит доктор с утра на работу, а в кабинете сидит лаборант Виталик и жрёт переходящее знамя, аж чавкает. Потому что он с утра не позавтракал.
– Приятного аппетита, – говорит доктор.
– Угу, мг-г-г, чаф-чаф, – отзывается лаборант. И вдруг удивлённо выпучивает глаза.
Потому что с очередным укусом из обёртки появляется краешек знакомой до боли зелёной купюры. И Виталик осторожно вытаскивает на свет Божий целых сто долларов. Сто долларов, которые благополучно совершили цикл по больнице и незнамо сколько ещё ходили бы, если бы лаборант не счавкал их носителя.
Виталик – человек честный. Поэтому доктору долю отстегнул. Процентов десять.
Байки армейского микробиолога
В армии я некоторое время занимал должность начальника микробиологической лаборатории. Начальник – это громко сказано, потому как кроме лаборантки-санитарки Людмилы Сергеевны и себя лично начальствовать мне было не над кем.
Лабораторию я получил с кучей бесполезного списанного хлама. Например, у стены, перегораживая проход, стоял полевой термостат. Для тех, кто не знает, опишу. Это такой здоровенный шкаф в половину человеческого роста с двойными железными стенками. Между стенок заливается горячая вода. И можно выращивать микроорганизмы хоть в партизанском лагере. В условиях применения бактериологического оружия – незаменимая вещь. Но мне нафиг не нужная, потому что задняя стенка шкафа проржавела едва ли не насквозь.
А ещё у меня была подсобка, которую использовали как склад. Склад, как и термостат, достался мне от многих поколений предшественников. Хлама там было выше головы, и иногда я вполне серьёзно надеялся найти там что-нибудь вроде прекрасно сохранившейся мумии Рамзеса Третьего.
На полках подсобки ровными рядами выстроились банки с микробиологическими средами в порошках. На каждой банке стояла гостовская звезда и виднелась гордая надпись «Сделано в СССР». Сроки годности микробиологических сред вышли ещё при последнем генсеке.