Алиса была всегда упрямицей и с характером, позже она стала еще и язвительной и вредной в каких-то моментах и вещах.
Алису долго и упорно переубеждали, угрожали, запугивали, лишали сладостей и прочего, что можно ещё придумать. Всё это было глупо и смешно, если б не было так грустно и реально. И вот тот день настал, когда девушка окончила школу и подала документы в мед .институт. И когда она в него не поступила, у девушки началась истерика, прям там, в холе института.
Алиса ненавидела эту художественную школу, куда мать столько вложила денег. – «Лучше б копила их. А не тратила на эту х..ню!» – Мысленно ругалась девушка. Истерику девушки увидела педагог этого института и, приведя Алису к себе в аудиторию и напоив чаем, поговорила с ней. Алиса была благодарна этой женщине за поддержку и за то, что её хоть кто-то выслушал.
Поблагодарив женщину, Алиса хотела уйти и покориться уже воле судьбы, так как её с руками и ногами взяло бы без экзаменов институт Сурикова и угробить ещё несколько лет жизни, на бессмысленные малеванья по бумаги.
Нет, Алиса любила рисовать, но не то, что ей говорили: все эти пейзажи у нее сидели в печенке, натюрморты оно вообще не понимал их смысла, кубические формы и всякие шедевры импрессионизма, она воспринимала как бред сумасшедшего, божественные мотивы и портреты без эмоциональных людей, она так же не понимала.
Но, девушка рисовала всё это, дома всё было завалено этим добром, от которого не куда было, деться, за то мать была счастлива и всем кому надо кому не надо хвастала её картинами. Самой же Алисе ни одна картина не нравилась, её настоящие картины, которые она нарисовала от души, хранились в тайничке. Ели бы их кто – либо увидел, то неизвестно, как бы их истолковал бы…
Но, удача улыбнулась ей, та женщина помогла Алисе поступить в медицинский, но не на бюджет. И когда девушка счастливая вернулась домой, мать осердясь выгнула её из дома, пришлось идти и просить на свою долю общежитие, но и тут ей улыбнулась удача. Алиса ждала, что мать одумается и простит её, но женщина не одумалась.
И так девушка скрепя зубами стала жить дальше, она продала все те картины, что успела забрать из дома, и какое-то время ей хватало денег, но потом, рисовать новые, у неё не было времени и желания. А сидеть по выходным на улице, как это делают многие бродячие художники, и предлагать нарисовать «ваш портрет», она не хотела. Таким образом, карьера великой художницы закончилась, так и не начавшись.
***
Павел Никифорович, с самого утра, после ухода Платона Ивановича, не разгибая спины, писал и писал и ещё раз писал. Писал он, то судные показания от немногочисленных свидетелей, то деликатные письма с просьбами, а где и с угрозами. Он имел в своих руках большую и разветвленную сет связей, которые иногда были ему нужны и полезны. Павел Никифорович, был человеком слова, и свои слова будь они хорошими или плохими исполнял в точности и без промедления.
Да, пять убийств за неделю это много, но то он мог сделать? Ни одной зацепки, ни одной улики, ничего. Да и его сыщики – молчат. Что ему делать? Только ждать.
Показания, которые дала пожилая пара, были ничтожны и даже можно сказать бесполезными, как и все остальные за эту неделю. Да, декабрь встретил Павла Никифоровича и снегом и кровью.
Труп молодой девушки, небольшие 25 лет привезли в морг на экспертизу, и теперь Павел Никифорович ждал результатов вскрытия. Нервно барабаня по крышке своего стола и в так барабанной дроби ещё и постукивая носком правой ноги об пол, Павел Никифорович напряженно думал. В кабинет постучали.
– Войдите. – Ответил Павел Никифорович. – Дверь открылась, в неё показался мужчина, среднего роста, с большими очками на лице, худой и с жидкими волосами на черепе.
– Ну, что Петрович? – Без приветствий сразу перешёл к делу Платон Никифорович.
– Ничего. – Ответил мужчина.
– Совсем?
– Вообще.
– А вскрывали?
– Нет.
– Почему?
– Может это какой-то новый яд, который сразу не появляется после смерти. – Начал Петрович. – Подождём пару дней, пока не пойдут трупные пятна, потом и вскроем. Ей теперь терять нечего и спешить тоже некуда. – Спокойно говорил мужчина.
– А, Петрович! – Махнул рукой Павел Никифорович. – С меня требуют. А что я им скажу, а? – Сердясь говорил он. Петрович поглядел на него своими глазами, которые из – за очков казались, как блюдца, светло голубые и сказал, всё так же спокойно:
– Так и скажи.
– Петрович, ты же знаешь, Платон Иванович уже приходил, орал, как угорелый.
– Он всегда орёт. – Спокойно вторил Петрович.
– Миша, как друга прошу, – уже мягким тоном сказал Павел Никифорович, – напиши что нибудь, а? Успокой ты его. – Михаил Петрович, в упор посмотрел на Павла Никифоровича, затем вздохнул, ответил:
– Могу сказать, что у всех предыдущих жертв, при вскрытии ничего подозрительного не обнаружены, как и причины смерти. Остаётся ждать трупных пятен и тогда…
– Петрович! – Взревел Павел Никифорович.
– Не уподобляйся Платону. – Спокойно ответил Михаил и без лишних слов вышел из кабинета, начальника уголовного расследования.
***
Александр Борисович, сидел в комнатке, рядом с секционной, когда городской телефон надломано и слишком громко, зазвенел своей дрожащей дробью. Саня, даже пальцем не повел, всё так же читая газету, где было опубликована о сери убийств молодых девушек. Телефон надрывно звенел, раздражая слух, но мужчина упорно не снимал трубку, хотя та лежала в шаговой доступности от него, на тумбочке.
– Санчис! – Крикнул из секционной Федор Егорович, он как раз вскрывал труб девушки, лет 79, которую лечили от воспаления легких, но так видно и не вылечили. – Возьми трубку уже! Не могу это слышать. – Александр, тяжело вздохнул и наконец, взял трубку. Частенько к ним звонили из соц. опроса или рекламных агентств, предлагали свои услуги.
Когда у Александра было хорошее настроение, он даже выслушивал, что ему говорят на том проводе, а потом спокойным, без каких либо признаков подстёба или эмоций вообще говорил:
– Спасибо, но нет.– И на вопрос – «Почему?», чуть ли не смакуя, ответ отвечал:
– Это – морг. – На том конце слышалось: «Ой» или «Ой, извините» и трубку бросали. Но сегодня настроение шутить у него не было, толи студенты так на него повлияли, толи погода менялась, а может что ещё, но Санчис не был готов выслушивать очередной бред о зубах, позвоночнике и о чуде креме, улучшающего потенцию или что-то в том же духе.
– Да? – Сказал он в трубку и уже приготовился сказать: «Это – морг», когда услышал:
– Здорова, старина. – Настроение Саши немного просветлело.
– Ты? – Удивился он. – С какой радости?
– Дело одно есть. – Услышал он на том конце.
– Ну?
– Не по телефону. Лучше приезжай ко мне, всё покажу.
– Хм…
– Приезжай, не пожалеешь. – Подбодрил голос с того конца провода.
– Ладно, смену закончу, приеду. Всё там же?
– Естественно.
– Тогда до встречи. – Ответил Саша и пожил трубку на рычаг.
– Кто звонил? – Услышал он голос из секционной.
– Приятель. – Отвечал Саня.
– Что хотел? – Продолжил Фёдор Егорович. Иногда Саша не переносил эту привычку коллеги всё знать, даже то, что его не касаться вовсе, но смирившись с этим, он решил сразу ответить, что бы потом тот не докапывался до него.
– Наш коллега. – Отвечал Саня. – Совет нужен.
– Да, ты прям нарасхват. – Подшутил Егорыч. Ответить Саня не успел, ибо послышалась, тарахтение из секционной. Фёдор начал просверливать крышку черепа бедной девушке, которая умерла от колита, как выяснилось, после тщательного осмотра зелено – желтых, слизисто – гнойных оболочек, некогда толстого кишечника и части тонкого.
***
Челкашов вернувшись, домой и сев за изучение сводки новостей, чем он занимался каждый день в интернете, занёс в электронную таблицу еще одну дату и краткое описание преступления. Он изначально хотел пойти в полицию, но потто, понял, что ему ближе трупы. Своё первое вскрытие он сделал, когда у него умерла собака. Андрею всегда нравилось изучать что-то, его интересовали те вопросы, которые не интересовали в его возрасте других детей.
Ночью, взяв собой тетрадь, карандаш и нож, он пошел, выбрал могилу, где днём похоронили пса и начал вскрытие. Благо его никто не застал за этим делом, иначе точно бы, оправили к детскому психиатру и начали бы лечить. Челкашов был умным мальчиком, и умело прятал своё неординарное хобби. Когда пришло время решать, кем он станет, он без колебаний уже знал, кем он хочет быть по жизни.
Его не пугала ни кровь, ни запах, ни то, что иногда может обнаружиться внутри, его это только интриговало. Андрей был замкнутым и всегда поглощенный своими мыслями, нет, он не страдал не расстройством рассудка, ни шизофренией, но иногда он мог вести себя очень странно. Например, он часами мог о чём-то тихо бормотать и смотреть в одну точку, а иногда его подвижность и неизвестно, откуда в таком тщедушном теле, было столько энергии, что он как в бреду мог носить из одного угла в другой и что-то неясно кричать или рисовать.
Он прекрасно рисовал, как и Алиса, хотя не ходил ни в какие художественные школы, а изучал все по доступной литературе сам. В семье всегда не хватало денег, они были оба физика по образованию, и работали то в школе, то репетиторами, даже в укай-то фирме, но потом та лопнула и они вынулись в педагогами, благо их знали и приняли обратно в школы, так как другие туда просто не шёл, преподавать.
С отцом, как и с матерью близкого контакта не было, он хорошо учился в школе, но друзей не имел, хотя с его выделяющейся внешностью, он как пятно был среди толпы. Он и был пятном, только пока не ясно в хорошем смысле или в плохом.
Он часто опаздывал, потому что часто не спал от бессонницы, что мучила его. Андрей мало ел, но иногда в нём просыпался ужасный аппетит, и он мог съесть за 3- их при этом заворота кишок у него не случалось. Он прекрасно бегал и вообще, был юрким и гибким при его росте в 1.70, но до Коляна ему всё равно было ещё расти и расти. И сейчас ведя уже неделю сводку новостей, он анализировал преступника и просчитывал его следующий шаг.
«Каждый день, по две жертве.– Думал он.– Если завтра будет убийство, то он не преследует никакой цели, а убивает просто так, для развлечения. Сказано, что вскрытие ничего не вывило и причины смерти неизвестны. Но, с другой стороны, убийства всё таки есть, причём жестокие. Притом все девушки».– Продолжил он свои измышления.
***
– О, Санчес, я рад, что ты приехал. – С порога не оборачиваясь, сказал мужчина.
– Ну, что тут у тебя? – Буркнул Александр.
– А ты, я слышу не в духе.
– Нет, все норм.
– Ладно. Хозяин барин. – Отвечал, всё так же, не поворачиваясь, мужчина, от стола, где лежали бумаги, и он что-то в них искал или писал. Горела настольная лампа, которая давала скудный свет.
– Так и будешь ко мне спиной стоять? – Спросил Саша.
– Момент, друг мой. – Отвечал голос. Через секунды он обернулся и сказал:
– Всё пошли.
– Ну, пошли. – Безразлично сказал Саша.
Глава 3 Алиса сидела на жесткой табуретки, на кухне, где повара готовили заказы для посетителей кофе. Духота и парилка как в бане, душили её. От усатости болели ноги, руки и спина. Лицо с приклеенной улыбкой и вежливым тоном, не хотело больше улыбаться и говорить вежливо. В этот вечер многие парочки посещали это кофе, на улице стоял мороз, и совсем не было никого желания мерзнуть, особенно влюбленным.
Духота, жара на кухне, запах дыма из зала, где разрешено курить, ароматы одеколонов и духов мужчин и женщин, запах спертого воздуха, где много народа и запах ненужных освежителей воздуха, что незаметно стояли по углам помещения, всё это смешивалось и весело мертвой, удушающей недвижной массой в зале кафе.
Это душило Алису, она задыхалась, ей был нужен воздух, но она не могла уйти, выйти хотя бы на пару минут, на улицу, где такой же мерзкий запах сигаретного дыма издавали, уж её коллеги по работе, в перекурах между готовкой, выносом блюд и приёмом заказов этих блюд, бегали на задний двор покурить.
Наконец, когда этот поток людей начал рассеиваться и кафе, постепенно начало просветляться от массы народа и очищаться от всех запахов, Алиса глубоко вздохнула. Ей повезло, что этот филиал работал до 22 часов вечера, а не 24 часа в сутки. Закрыв дверь и повесив табличку «Закрыто», она пошла по залу, собирая грязь и поднимая стулья, что б потом всё это помыть и отчистить от грязи, которая всегда почему-то была, хотя при входе, лежал ковёр.
Налив воды в ведро, и бросив таблетку моющего средства, девушка наблюдала, как та медленно растворяется, образуя пену и приятный, на удивление запах. В отличие о других моющих средств, содержащих хлорку или какое либо другое синтетического происхождения вещество, это пахло травой и цветками. Легкий, слегка уловимый запах химии ощущался, но он скрадывался за этим ароматом полевых цветов.
Намочив тряпку и выжав, Алиса накинула её на швабру и пошла в чисто поле. Девушка мыла, а сама думала, о том, что она абсолютно одинока и ничтожна. Это только с виду, она казалась всем сильной и несгибаемой, но внутри… Она часто плакала, когда её соседки по комнате, в общежитие, где – нибудь тусили или их просто не было. Плакала не от того, что жалко себя, хотя может это и тоже, а от того, что у неё не хватало сил идти дальше, жить. Алиса жила лишь одной мыслью и целью, «Закончить обучение и найти работу, нормальную работу по профессии». – Она думала, что это решит её всяких проблем и скрасит, то одиночество, что иногда она испытывала, почти каждый день.
***
Голые кафельные стены и такой же пол, холодные и темные без света и батареек. Да и зачем они здесь? Кого обогревать? Накинув безрукавку, закурив и включив верхний свет, Михаил провёл «гостя» в камеру хранения. Как он называл «Морозильничик».
– Вот прошу, в мои скромные хоромы. – Распахивая тяжелую металлическую дверь и пропуская вперёд своего друга, сказал Петрович.
– Петрович, кончай шутить! Холод у вас тут собачий. – Отвечал Александр Борисович. – Показывай чего у тебя там, двоечник. – Они подошли к одной из камер хранения и, нажав на кнопки, Петрович извлек то, что было когда-то живым и дышащим. Выдвинув на рельсах столик и приподняв простыню, он отошёл в сторону.
Глазам Александра Борисовича предстала девушка: молодая, не более 25 лет, волосы короткие и вьющиеся и что поразительно, натурального медного цвета это было видно, что они не окрашенные. Бледная кожа, сама немного полновата, но это полнота красила её, придавая пикантность тем местам, где она и должна быть.
– Я ничего не вижу. – Сказал Александр, глядя в лицо девушки. Красиво выщипанные брови, тоже медные, ресницы, темные, немного полноватые губы, маленький носик, округлый подбородок, но не сросшийся с шей, хотя возможно в будущем он бы у неё слипся, если бы девушка не занялась бы минимальным спором или ограничением в еде.
– И не увидишь. – Тут же ответил Петрович. – Ни одного следа насилия или причины, приведшие к смерти, не обнаружены.
– А вскрытие? – Тут же спросил Саня.
– А вот с этим я пока тяну. – Многозначительно отвечал Михаил. – Я прикрою её? – Спросил он у мужчины. Тот, молча, кивнул. Девушка отправилась опять туда, откуда её извлекли. Уже сидя в комнате, рядом с секционной, и попивая теплый чай, Петрович начал говорить:
– Понимаешь ли, в чём дело. Она, не первая.
– Да, я слышал про убийства. – Согласился Саша.
– Так вот. То были именно убийства, а это … – Петрович пожал плечами.
– Ты хочешь сказать, что два человека?
– Я предполагаю. – Согласился Петрович и отпил теплой жидкости. Она обожгла ему горло и теплой лавой потекла в желудок, где сгруппировалась и застыла, распространяя от себя это живительное тепло. – Санчес, тебе вёзёт. – Вдруг сказал он. Санчес поднял бровь.– Да, везёт. Ну, что у вас там максимум в городской больнице можно увидеть страшного? – Это был риторический вопрос. – А у меня… – Михаил поднял руку и так и застыл с ней в воздухе, затем медленно опустил.
– Ты, ждёшь пока появиться признаки того, что её убило? Я правильно уловил твою мысль?