– Э-э-эй! – крикнул Саша.
Он дошёл до лестницы в вестибюль. Рядом со столом вахтёрши стояла Елена Семёновна – завуч. Лицо её выглядело озадаченным. Фигура завуча напомнила Саше королеву из шахмат. Шуба, белый ворот длинного платья цвета шоколадного мороженного и огромный кулон на шее ещё более придавали сходства с королевой. Высокая причёска напоминала корону. Елена Семёновна сжимала в одной руке очки и показал дужкой на безобразную лужу возле стульев и пуфиков вестибюля
– Может, ты Перепёлкин, скажешь мне, что тут произошло?
– Я? – спросил Саша.
– Ты. Почему ты не на уроке, кстати?
– Я всё объясню, – забормотал Саша. Показал вниз на коридор в подвал. – Из унитазов в туалете льёт вода.
– Лиза Федотична там?
– Да! – сказал Саша, глядя в глаза завуча. – Да, она там.
– Хорошо, – сказала Елена Семёновна. – Веди меня. Ты же понимаешь, что это не повод прогуливать урок. Тебе совсем не стыдно? Я поговорю с твоей мамой.
Саша шёл впереди. Завуч шла за ним, как шла недавно Федотична. Громкое цоканье каблуков завуча разносилось по коридору. Саша открыл дверь в туалет. Пространство безмолвствовало. Саша не увидел у дальнего окна даже хвоста тигра. Елена Семёновна отстранила мальчика в сторону и размашисто вошла в туалет.
– Лиза Федотична! Что происходит? На вахте беспорядок! Почему звонка до сих пор нет?
Говоря это, завуч шла вперёд. Сапоги оставляли розовые липкие следы. Завуч дошла до унитазов, повернулась и тигр прыгнул. Он накрыл завуча огромным волосатым телом. Фигура королевы сломалась посредине. Женщина упала на колени. Передними лапами тигр подмял её, задними обхватил за бока.
Саша моргнул и облизнул губы. Тигр топтался на женщине. Сминал когтями её норковую шубу, платье цвета шоколадного мороженого, высокую причёску оранжевых волос. Завуч превращалась в фарш, завёрнутый в тряпьё. Тигр, то присаживался, то вставал. Потом он раскрыл пасть и язык в ширину двух Сашиных ладоней затрепетал. Тигр поводил громадной башкой из стороны в сторону, будто прицеливаясь, и смачно куснул невразумительный комок тряпья и плоти.
Саша увидел в кровавом месиве нижнее бельё и отвёл взгляд. Но потом вновь с интересом наблюдал дальше. Тигр ударил правой лапой большой мясной катыш. Тот коряво покатился к батарее, прыская бурой влагой на стену. Тигр перехватил его другой лапой и забросил на пьедестал с унитазами. Потом забрался туда сам и не показывался.
Саша помыл руки и вышел из туалета. Заверещал звонок. Этажами выше открывались двери кабинетов и выбегали дети. Они спешили дёрнуть друг друга, подраться, пнуть, что-нибудь быстро съесть… Саша дошагал до кабинета номер шесть. Наталья Николаевна всплеснула руками.
– Перепёлкин! Моей доброте есть предел. Тебя за смертью посылать! Как тебе не стыдно? А, Перепёлкин, что случилось?
Саша положил в ранец тетрадку для самостоятельных работ, учебник по литературе. Застегнул пряжку и забросил ранец на спину. Наталья Николаевна подскочила к нему. Саша взглянул в глаза учительницы, увеличенные стёклами очков
– В туалете спрятался тигр.
– Ну, Перепёлкин, ты просто гений! – воскликнула Наталья Николаевна. – Дождёшься ты, Перепёлкин. Как тебе не стыдно? Я послание твоей маме в дневнике уже написала. Обязательно дай ей дома прочитать. Держи.
Наталья Николаевна протянула мальчику дневник. Саша будто не замечал его
– Я не вру. Тигр сначала съел Лизу Федотичну, потом Елену Семёновну.
– Вот как раз к ней я сейчас пойду! Мы вызовем твою маму, Перепёлкин, в школу!
Наталья Николаевна покачала головой
– Иди домой, Перепёлкин
– Вы обязательно должны увидеть тигра, Наталья Николаевна, – сказал Саша и подумал, что после учительницы литературы он покажет тигра сначала маме, а потом бабушке.
Стивен Кинг позвонит
В детстве я любил читать Стивена Кинга. Всегда с нетерпением ждал, когда его новая книжка поступит в областную библиотеку. Но однажды со мной приключилась история, после которой я перестал читать книги этого писателя. Все, кроме одной. Но обо всём подробнее и по порядку.
Библиотекарша обычно гадко на меня посматривала, выдавая очередную книжку. “Кладбище домашних животных”, “Жребий Иерусалима” “Кристина”, “Оно”, “Мёртвая зона”, “Куджо”, “Игра Джеральда”, “Сияние”… Любому кингоману знакомы эти чарующие названия. И особенно взгляды посторонних людей, когда они узнают, что ты читаешь Кинга. Ну это как если бы у тебя были вечно мокрые подмышки и ты ничего не мог с этим поделать.
Я был жутко стеснительный в свои тринадцать лет. А старая библиотекарша так смотрела на меня через большие очки, будто я не ужастики брал домой почитать, а порно рассказы. Ещё она каждый раз говорила: “Только поосторожней, молодой человек, с этой книгой. Они недавно были в платном взрослом фонде. Вот не дай бог испортите, и ваши родители будут возмещать полную стоимость”.
После рождения моей маленькой сестрёнки Лизы, наш папаша свалил из семьи к другой женщине и маме точно бы не захотелось покупать какую-то книжку Стивена Кинга вместо детского питания, которое я знал, что стоит дорого.
Однажды я купался в ванной и читал “Долгую прогулку”. Когда Гэррети номер сорок седьмой (кто читал, тот поймёт) попросил убить его, меня это так поразило, что я глубоко задумался над вселенской несправедливостью и случайно погрузил книжку в воду.
– Вот сука, – пробормотал я от неожиданности.
Я быстро разложил книжку на полотенце на батарее и утром увидел, что творение короля американских ужасов разбухло как вилок капусты, залежавшийся в холодильнике.
В полдень я пришёл в библиотеку и тётка библиотекарша будто знала, что я испорчу книгу. Она так и сказала:
– Я ж говорила. Чудес не бывает. Вы мальчишки всегда рано или поздно что-то изгадите.
– Извините, я не специально, – сказал я.
Тогда мне было тринадцать лет, но перед высокой в очках библиотекаршей я чувствовал себя пятилетним.
– Посмотрите на него. Он не специально, – сказала она, наклонилась ко мне и прошептала. – А что ещё ты делаешь не специально? А?..
Она посмотрела в читательский билет и произнесла моё имя так, будто я был по меньшей мере вором или убийцей.
– Ничего я больше не делаю специально, – пробормотал я, чувствуя как предательски стала подрагивать нижняя губа. Ещё немного и я бы мог расплакаться.
– Ладно, – смилостивилась библиотекарша и бросила книжку Кинга на полку позади себя. – Я составлю акт и пусть твоя мама придёт, подпишет его и заплатит деньги.
– За что? – спросил я.
– Как за что? – изумилась библиотекарша. – За порчу имущества.
– У мамы нет денег…
– Есть, – уверенно сказала библиотекарша и добавила. – Это у тебя нет, а у неё есть.
– А можно как-нибудь, – сказал я, пытаясь подобрать слова и не находя их.
– Как-нибудь что?
– Ну, не за деньги, – я сглотнул тугой комок.
– Не за деньги? – переспросила библиотекарша и вдруг насмешливо посмотрела на меня. – А ты вообще понимаешь что ты сделал с книгой??
– Утопил, – кивнул я.
– Вот именно, – сказала библиотекарша. – Утопил книгу самого Стивена Кинга!
Я подумал, что таким священным тоном можно говорить только про Библию. А тётка наклонилась ко мне и быстро говорила мне на ухо
– А это король ужасов, между прочим, если ты не знал! И полка, где стоят его книги, у нас называется проклятой! Потому что туда приползают умирать крысы! Представляешь, мальчик? За месяц парочка обязательно сдохнет возле этой полки, протухнет и воняет потом. А убирать должны мы. И хлоркой потом посыпать, тоже мы – рядовые библиотекари. А у меня высшее историческое между прочим, образование! Вот что твой великий Стивен Кинг делает! Приманивает вонючих дохлых крыс на свою книжную полку. Представляешь, как из-за дохлятины воняет в нашем книгохранилище??
Я представлял. Я даже отошёл на шаг назад, потому что изо рта женщины тоже пахло так мерзко, что я подумал, есть как минимум ещё одно место в библиотеке, куда приползают умирать крысы. Рот библиотекарши. Понятное дело, что я деликатно промолчал. А с расстояния в шаг вонь из её рта с желтоватыми зубами, казалась не такой страшной.
– Лучше заплати деньги, – сказала вдруг она. – Ну, я просто тебе как взрослый человек рекомендую.
– Ну ведь можно же просто так? – спросил я, понимая где-то на задворках сознания, что прямо сейчас во мне говорит тот, кто годы спустя будет выигрывать самые серьёзные московские уголовно-административные дела. Да, через пятнадцать лет моё имя начнёт греметь по России и в очередь на консультацию будут выстраиваться известные политики и финансисты. Но тогда мне было всего тринадцать и мне страшно не хотелось идти к маме и говорить про утопленную книгу и про деньги, которые она теперь должна отдать за меня дурака библиотеке.
– Видишь ли, мальчик, – произнесла библиотекарша, – Я считаю, за всё нужно платить. Особенно, если ты любишь принимать ванную, почитывая книжки подобного рода. Кстати, ты хоть дочитал её?
Я кивнул. Женщина не произносила ничего такого ужасного, но её голос, тон, глаза, увеличенные очками продолжали пугать меня.
– Ну ладно, иди. Я прощаю тебе порчу книги, – сказала библиотекарша. – Можешь передать привет маме.
Она расписалась в читательском билете, что книга сдана.
– Спасибо! – воскликнул я. У меня будто гора с плеч упала. – Большое спасибо вам! Вы очень хорошая, правда спасибо вам!
– Не благодари, – осадила меня библиотекарша. – Помни о крысах, которые приползают сдохнуть лёжа на книжках этого Ки-и–инга-Пии-и-нга.
Голос библиотекарши прямо таки издевался над именем моего любимого писателя. Но честно говоря, мне было наплевать. Меня простили, отдали читательский билет, я схватил его и шёл к выходу, когда до меня долетел тихий голос
– Двести шестьдесят…
– Что? – остановился я возле двери.
– Двести шестьдесят рублей ты должен был бы заплатить, если бы я не простила.
– Спасибо большое вам, – сказал я ещё раз и выскользнул за дверь.
Я прибежал домой, порхая на невидимых крыльях счастья и первое, что меня насторожило – это был отец. Как я и говорил, он ушёл от нас и было необычно видеть его. Потом я заметил, что на отце буквально лица нет. Вообще, мой батяня тот ещё пофигист и, чтобы он вот так примчался и торчал у нас с таким опущенным лицом, должно было произойти что-то действительно плохое. Потом я услышал женский плач. Плакала мама. Страшно плакала. Я прошёл внутрь и в коридоре увидел несколько пар чужой обуви. В комнате маячили спины людей в белых халатах. Они что-то делали возле пеленального столика моей маленькой сестрёнки Лизы.
– Не ходи туда. Лиза утонула, – сказал отец. Он достал сигарету и вышел в подъезд. Я увидел слёзы на его глазах .
Я не стал заходить в комнату. Мне не хотелось встречаться взглядом с рыдающей мамой. Как во сне я прошёл мимо распахнутой ванной, где всё было залито водой. Ванночка, в которой мама купала Лизу, была опрокинута. Я не замечал, как носки мои пропитались водой и хлюпают по полу. На кухне пахло жжёной кашей. Я понял, что мама готовила, оставила на несколько секунд Лизу, сбегала в кухню выключить конфорку, а когда прибежала обратно уже произошло страшное.
Я посмотрел в окно кухни. Мне было так плохо, как никогда не было. Я чувствовал себя хуже, чем когда упал с трёхметрового дерева в прошлом году. Я тогда получил сотрясение мозга и смещение позвонков в шее и лежал всё лето в гипсе. И та боль, которую я испытал тем летом, была ерундой в сравнении с моим теперешним состоянием.
Я прошёл мимо комнаты и увидел как мужчина врач переглянулся с женщиной врачом и покачал головой – у них не получалось оживить Лизу. Крохотное тельце сестрёнки лежало на пеленальном столике. Её ручки и ножки расставлены в сторону и неподвижны.
Я закусил губы, чтобы не заплакать и когда боль от укуса обожгла мозг, я вспомнил про книжку Стивена Кинга, а главное про слова библиотекарши. Я прямо услышал её противный голос: “Помни о крысах, которые приползают сдохнуть лёжа на книжках этого Ки-и–инга-Пии-и-нга”
– Двести шестьдесят рублей! – я выскочил из квартиры и проорал это курившему в подъезде отцу.
– Сынок, но сейчас ты что не понима… – начал было отец и вдруг его лицо изменилось, потому что я заорал и я НИКОГДА ТАК НЕ ОРАЛ НА ОТЦА, понимаете? Вообще никогда. Ни до ни после этого. И ещё я помню, что матерился. Да, крыл папашу матюками на весь подъезд.
– Двести шестьдесят ёбаных рублей! Дай мне их сучий выродок! Если ты не дашь прямо сейчас, я С ТОБОЙ БЛЯДЬ НЕ ЗНАЮ ЧТО СДЕЛАЮ…
– Не знаю есть ли у меня с собой, – пробормотал отец.
Отца подтрясывало, но главное что он понял как это важно и ещё он непостижимым образом догадался, что это связано с нашей бездыханной малышкой.
Батя судорожно рылся по карманам. Двести, двести десять, двести тридцать, двести сорок. У него не хватало двадцати рублей.
– Сука, блядь, что нету? – пробормотал я и отцу было настолько странно слышать это от тринадцатилетнего сына, что сигарета повисла на нижней губе и жгла ему подбородок.
– У матери в сумке, – хрипло выдавил он. – Возьми, зайди.
Я заскочил внутрь. Там стоял врач. Мужчина – совсем не похожий на моего отца. Хмурый, жёсткий и невозмутимый.
– Вот двадцать рублей. И ещё пятьдесят, вдруг не хватит, – врач смотрел на меня, я на него.
Я был так благодарен этому взрослому, что он не задавал вообще никаких вопросов. Я выхватил деньги из ладони, затянутой в тонкую латексную перчатку и выбежал из квартиры. Я успел услышать, как тихий плач матери превратился в страшный вой.
Через десять минут кошмарно быстрого бега я ворвался в библиотеку.
– Молодой человек, что вы себе позволяете?! – библиотекарша была там же за стойкой выдачи. Когда я забежал, она немедленно нацепила очки, как будто зарядила ружьё, готовясь выстрелить в меня.
– Вот деньги, – я еле говорил, потому что задыхался от бега. – Мне ничего не надо бесплатно. Вот деньги. Двести шестьдесят.
– Н-да? – недоверчиво произнесла библиотекарша, разглядывая мятые купюры и монеты, которые я высыпал на стойку.
– ГОВНА! – заорал я и думаю, что никогда стены этой библиотеки не слышали ничего подобного.
– Молодой че… – начала было говорить библиотекарша, но осеклась.
– Выписывайте эту сраную расписку. Бегом! У меня утонула сестрёнка. Быстрее!
Конечно, теперь годы спустя я понимаю, что у библиотекарши был на уме один вопрос, как связана расписка за порчу книги и моя сестрёнка? Но я был благодарен ей, за то, как быстро она заполнила бланк, как трясущимися руками поставила подпись и печать.
– Всё, – сказала она. – Вы оплатили штраф, молодой человек.
– Спасибо, – сказал я.
– Никогда больше не позволяйте себе подобного, – вдруг к ней вернулась стервозность. Она кинула в меня испорченной книжкой. Я поднял Кинга с пола. – Никогда не позволяйте так кричать в присутствии пожилой дамы! Слышите меня, молодой человек?!
Но я не слышал. Я нёсся домой. Книжку я заткнул под брючный ремень. А под курткой в ладони я сжимал заветный клочок бумаги, чтобы не дай бог его не унесло ветром.
Сейчас, когда я рассказываю вам эту историю, мне почти сорок лет и я даже не пойму, на что я надеялся тогда? Неужели я правда возомнил, что утопленная книжка Стивена Кинга и моя захлебнувшаяся в ванночке сестрёнка как то связаны?
Чем ближе к нашей квартире, тем медленней я поднимался по ступенькам. Меня как льдом изнутри вымораживало осознание тщетности моей истерики и бесполезности квитанции об оплате штрафа за порчу книжки. Я открыл дверь. На пороге стоял отец. Я медленно-медленно поднял глаза и увидел, что он плачет. И доктора из скорой – все они плакали. И я тоже заплакал.
От счастья. Потому что из комнаты раздавался плач моей маленькой сестрёнки Лизы.
Врачи уехали через полчаса. Но перед этим доктор, который добавил мне недостающую сумму, отозвал меня в сторону.
– Я возьму у мамы сейчас деньги, – сказал я, понимая что забыл на радостях про помощь этого человека.
– Не надо мне никаких денег, – сказал врач, внимательно глядя мне в глаза. Потом он усмехнулся. – Если бы всегда я мог спасти человеческую жизнь за полтинник, уж я нашёл бы нам с тобой спонсора. Ты молодец. Не знаю, как всё это связано или не связано, но ты молодец. Минут через десять, как ты убежал, малышка вдруг задышала.