– Чудо, – сказала женщина врач, пожимая плечами, – Сердечко девочки вдруг запустилось. Такое бывает, наверное бывает, но это чудо… Ребёнок вполне здоров. Благодарите бога, папаша.
– Да, – сказал мой отец и при слове “бога” он посмотрел на меня.
А потом мужчина врач протянул мне руку и я пожал его большую сухую ладонь. Я успел заметить, как коротко были острижены его ногти. Доктор кивнул мне и быстро вышел.
Я вошёл в комнату. Мать стояла на коленях, держала Лизу на руках и покачивалась в такт напеваемой колыбельной. Потом к нам приехала другая “скорая помощь”, но это были уже другие – более простые медики. Маму с Лизой увезли в больницу, потому что в любом случае сестрёнку нужно было обследовать после случившегося.
Папа остался в тот вечер ночевать со мной. Мы пили чай с бутербродами на кухне и много молчали.
– Ты курить-то ещё не начал? – спросил меня отец.
– Нет, пап, – ответил я, подумав, что возможно отец был готов предложить мне сигарету. Я прокашлялся и сказал, – Пап, ты прости меня, что я матом на тебя. Извини, правда. И ты подбородок сигаретой обжёг… Тоже из-за меня.
– Ерунда, забудь, – сказал папа. – Это как на войне. Там многое прощается.
Утром отец долго разговаривал по телефону и по обрывкам разговора, я догадался, что он звонил той женщине, к которой он ушёл от мамы. Потом он положил телефонную трубку, медленно сел в кресло и включил телевизор. Больше папа от нас никуда не уходил. Кроме работы конечно и редких посиделок с друзьями. Он навсегда остался с мамой и они даже сейчас живут вместе.
Мы с Лизой иногда навещаем их. Хотя мне это с каждым годом делать всё тяжелее, потому что Москва затягивает, а родители так и не захотели перебраться ко мне из Челябинска. А что уж говорить про Лизу. Ей сейчас двадцать шесть и она жена небезызвестного олигарха из Питера. Мы почти с ней не видимся. Возможно, это из-за нашей тринадцатилетней разницы в возрасте. Ну, и о чём прикажете мне говорить с этой малявкой? Но возможно причина в чём-то другом. Иногда я чувствую, что Лиза странно на меня смотрит, будто как и я пытается понять что-то родом из нашего детства…
Впрочем, возможно я слишком впечатлителен для успешного московского адвоката и много надумываю.
Кстати, с тех пор я не прочитал ни одной новой книжки Стивена Кинга. Пропало желание, знаете ли. Я лениво просматриваю анонсы книг некогда обожаемого мной уже древнего Короля Ужасов. Иногда я читаю обзоры или отзывы, но с тех пор я не брал в руки ни одной новой книги Кинга.
Кроме старой доброй “Долгой прогулки”. Той самой книженции, утопленной, распухшей от воды и похожей на жухлый вилок лежалой капусты. Эту книгу я читаю, наверное, каждый месяц. Особенно, когда стресс от работы и бытовухи подступает к горлу. Все предложения в книге я знаю наизусть.
Иногда параллельно с чтением, я позволяю себе рюмочку другую вискаря. Мои глаза бегают по строчкам, но мозг совсем не следит за давно мне известными приключениями Гэррети номер сорок седьмого. Мой разум каждый раз пытается ответить на одни и те же вопросы:
Почему полку с книгами Стивена Кинга, библиотекарша называла проклятой? Почему туда ползли умирать крысы? Врала ли мне старая библиотекарша? И главное: За что и кому я – тринадцатилетний заплатил те двести шестьдесят рублей?
Пожалуй, сегодня я выпил слишком много виски. Жена задерживается у подруг. Они примеряют новую коллекцию вязаного шмотья из итальянского кашемира. Сезон осень-зима, надо думать. Ну да ничего, я полюбил одиночество с детства.
Я залез в ванну полную воды и пены и снова читаю “Долгую прогулку”. Я пьяно улыбаюсь своим мыслям и бормочу под нос: “Хей хо, Стивен Кинг! Давай до свидания. Катись ты в свой штат Мэн!”
Как же я счастлив, что никто меня сейчас не видит и главное не слышит. Я прихлёбываю из бутылки. Какой идиот сказал, что коньяк пахнет клопами? Мне кажется, это дерьмо, особенно если его перепить, воняет сдохшими крысами.
Вы, наверное, думаете, что принимать ванну, почитывая ту самую книгу плохая затея? Но чёрт подери, ведь сейчас мне почти сорок лет, а этому Стивену Кингу вообще под семьдесят! Неужели я должен всю жизнь бояться читать в ванной книжку какого-то американского чудика? Может, хватит? Может быть, пришла пора сказать гуд-бай несуществующему Касл Року, в котором я, как Бутусов в своей Америке не буду никогда?..
Ух-ты…
В какое-то мгновение я вырубился на несколько секунд и очнулся от того, что в согнутые в воде колени ударилось что-то шершавое.
Крысы Это библиотечные крысы приползли сдохнуть на полках с книгами Стивена Кинга Они не нашли этих полок ведь книжки теперь на 80% электронные и бедным крысам приспичило помереть и разложиться в твоей ванне…
Но в воде не оказалось никаких крыс. Там плавала и задевала мои колени книжка. Окончательно размокшая и пришедшая в полную негодность “Долгая прогулка”. Я зацепил её ногой и вышвырнул из воды. Бумага плюхнулась на кафель и осталась лежать невнятной кучей.
Задрожал вибрацией телефон в халате на вешалке. Я постарался успокоиться, встал, вытянул руку и достал телефон из кармана халата. Номер не определялся, я нажал кнопку приёма
– Алло? Алло, кто это?..
Иваныч
Мы с Иванычем приехали на речку. Давно собирались и вот приехали. Палатку поставили, костер разожгли, удочки закинули. Уселись на раскладных стульчиках. Красотища, ляпота.
Вечерело. Иваныч сходил в палатку и принес мне клетчатый плед.
– На-ка, укутайся, дружище, – улыбнулся Иваныч.
Я поблагодарил друга. До одиннадцати вечера мы наловили пару килограмм плотвички и после просто болтали за костром до двенадцати. Выпили водки. Я заметил, что Иваныч хочет, чтобы я напился, а сам почти не пьет.
Уже глубоко ночью я лежал в палатке и неотрывно глядел на полную луну через откинутую брезентовую шторку. Под потолком палатки билась муха и тонко пищал комар. Голову морозило ночной влагой от реки.
Я взглянул на часы. Половина второго ночи. Я залез в сумку и достал сверток, положил его рядом с собой и вздохнул. Что если я ошибаюсь? – думал я, поглаживая сверток.
Я очень хотел бы ошибаться. Но звук со стороны леса сказал мне об обратном.
Волчий вой. Значит я был прав.
Я выскочил из палатки. Иваныч замер в странной позе на полянке. Всё вокруг заливал свет луны. Мой дружище Иваныч смотрел на луну и выл.
Мы познакомились с Иванычем в цехе углеродистых сплавов. Он работал ремонтником кранов. Я слесарем КИПиА. Традиция ездить на рыбалку появилась позже. Когда мы начали дружить семьями. Пару раз за лето выбирались сюда речку вдвоём или семьями.
А когда Иванычу стукнул полтинник, а мне немного оставалось до сорока, то стали ездить один раз за лето – с двумя – тремя ночевками.
Я заподозрил неладное ещё три года назад. После поездки случайно наткнулся на заметку, что в деревушке рядом, в паре километров от которой мы рыбачили с Иванычем – пропала маленькая девочка. А после её нашли растерзанной странным зверем – крупным волком или собакой. Охотники и добровольцы прочесывали леса, но животное не нашли. Это было три года назад.
Я не придал бы этому особого значения, если в следующую нашу рыбалку не проснулся бы под утро и не увидел, что Иваныч возвращается из леса со стороны деревни. Он был абсолютно голый, дрожал, но тем не менее залез в речку купаться.
Я тихо наблюдал за ним, понимая, что он не купается, а смывает с себя что-то . Кровь, – догадался я.
Утром Иваныч вел себя как ни в чем не бывало. На мой вопрос, как ему спалось, ответил, пристально на меня посмотрев: “Я спал, как убитый. А ты крепко спал, дружище? Я кивнул, отчетливо понимая, что Иваныч врет мне.
Когда я увидел заметку о второй пропавшей девочке (ее тоже нашли через неделю растерзанной крупным животным – волком или собакой), то понял, что убийца – мой друг Иваныч.
Иваныч, которого я знал столько лет, полнейший псих. Он устраивал наши поездки аккурат на полнолуние. Что-то происходило в его черной душе, надо думать, в это время.
Я не наивный и сразу догадался, что Иваныч или превращается, или думает, что превращается в оборотня.
Короче говоря, я переплавил одно из украшений жены (подарок её бабушки на нашу свадьбу) в серебряную пулю и умелец на заводе вставил её в патрон. Достать ПМ переделанный из холостого под стрельбу боевыми оказалось проще чем я представлял.
Пистолет лежал у меня в свертке. Я не спешил распаковывать его. Я следил.
– Иваныч, ты не хочешь объясниться? – спросил я, имея ввиду, что мой пятидесятилетний друг стоит абсолютно голый на лесной опушке и воет на луну.
– Тебе лучше уйти, – прохрипел Иваныч. Он опустил голову и я услышал как хрустнула его шея. Я отступил назад и сдернул тряпицу с пистолета. Тяжесть ПМ успокоила меня. Я передёрнул затвор.
Хруст повторился и теперь всё тело Иваныча щелкало, как конфета шипучка во рту. Неужели, я вижу это наяву? – думал я и вместо ожидаемого страха, чувствовал себя школьником, подглядывающим в замочную скважину. Мне стало интересно, чем всё это закончится.
– Уходи, – сказал Иваныч. Ему было немного стыдно за наготу, но процессы, происходившие в нем, моментально избавили его от комплексов.
Его тело вытянулось в два раза. Ноги, руки согнулись и он встал на четвереньки, будто на старости лет увлекся йогой.
Иваныч со стороны больше походил на пантеру с крупной лысой бородатой человеческой головой. Луна вышла из-за туч, Иваныч повернул лицо ко мне. Его глаза ненормально торчали дальше от глазниц на растянутой коже скул.
Я часто задышал. Из подмышек у меня непрерывным каплями стекал горячий пот. Мои руки вцепились в пистолет. А ведь это не страх, – почти радостно и возбужденно думал я. – мне интересно, Иваныч, как ты побежишь по нашей полянке на четвереньках?
Иваныч не побежал. Он двигался медленно. Горделиво. Грациозный сукин сын, – думал я. Как хищное животное. Его ягодицы покрывшиеся таким же длинным жестким волосами, как на его бороде, двигались в такт движениям. Между ног болталось хозяйство раза в три больше, чем у Иваныча в человеческом облике.
Я присмотрелся, но не увидел хвоста. Я вспомнил, что на многих фотографиях в интернете, которые я изучал, оборотней изображают с хвостом. У Иваныча хвоста не было, но на месте копчика кость явно удлинилась. Хвостик Иваныча торчал как у дога или добермана.
– Иваныч, стой, – сказал я, поднимая пистолет. – Я знаю, что ты убил тех девочек. И ты больше никого не убьёшь.
Иваныч прижал уши к голове и прыгнул. Тень легла на поляну. Я, не целясь, выстрелил. Пуля попала Иванычу в грудь. Иваныч грохнулся в паре метров от меня. Он часто дышал и его взгляд, мгновение назад горевший дьявольским азартом, теперь светился беспомощностью. По моим щекам побежали слёзы.
– Прости, Иваныч. Я молился, чтобы моя догадка оказалась бы глупостью. Но ты реально превратился в оборотня. Прости, дружище.
Я достал телефон и со вспышкой принялся снимать Иваныча на видео. Его тело медленно околевало. Волосы втягивались обратно в кожу. Кости и сухожилия хрустели, принимая человеческий размер.
Он снова походил на пятидесятилетнего мужика из нашего цеха углеводородистых сплавов. Его член и яйца тоже уменьшились в размерах и спрятались под худой ляжкой. Иваныч вздрогнул несколько раз, выдохнул и застыл в позе эмбриона.
Я ещё поснимал некоторое время. У меня были все шансы оказаться за решёткой, учитывая наше доблестное правосудие и эта запись единственное что будет служить мне защитой.
Я отмотал запись назад и проверил. Всё записалось. Метаморфоза превращения Иваныча из оборотня в человека была у меня на руках. И теперь нужно было вызывать полицию. Я два раза нажал однёрку и только хотел нажать двойку, как услышал позади мужской голос.
– Ловко ты его.
Я обернулся. Они вышли из леса и смотрели на меня. Я сразу понял, что это жители деревни. Уж больно специфично они были одеты. Я представил, как они мне будут благодарны. Ведь убитые девочки могли быть их родственницами. Я так и сказал им.
– Помните, в вашей деревне пропали девочки?
Оба смотрели на меня пристально и признаться мне не понравился этот взгляд. Я поднял бесполезный пистолет с травы и направил на них. Не только глаза их смутили меня, но и странные волосы и походка. Как у животных, – мелькнула мысль. Я поднял пистолет.
– Не глупи. – сказал мужчина. – Мы не из этой деревни. Мы из другой деревни. Лесной. Той в которую случайно несколько лет назад забрел твой друг.
– Деревня оборотней, – сказал я.
– Именно так, – сказал мужчина и они ринулись на меня, превращаясь в волков. Они повалили меня на землю и последнее что я увидел, это ослепительно белый кружок полной луны. Лунная монета надвигалась на меня и резко вошла мне в голову, как в прорезь копилки.
Утром я проснулся абсолютно голым на опушке рядом с покрытым капельками росы трупом Иваныча. Шатаясь, я принялся ползать по траве. Искал телефон. Нашёл, включил. Он работал. Я дополз до палатки. Меня стошнило. Всё тело саднило и взрывалось минами большой и маленькой боли.
Я застонал и вполз в палатку. Меня било крупной дрожью. Со мной происходило что-то странное. Хуже всего, что я догадывался что это. Той же самой болезнью страдал убитый мной Иваныч.
Мне хотелось согреться. Слишком холодно, чтобы думать, – подумал я и укутался в клетчатый плед. Тот самый плед, который вчера вечером принёс мне Иваныч со словами “На-ка, укутайся, дружище”.
Я хотел позвонить жене и в полицию, но понял, что должен кое-что узнать раньше, чем поговорю с людьми. Я включил интернет и набрал в поиковике: “календарь лунного цикла”…
Маша проснулась
Маша проснулась. Села и свесила ноги. Вздрогнула от холода. Встала на пол, покачиваясь, пошла вперед. Ничего не было видно и она выставила руки. Дверь из помещения вела в освещенный коридор.
Слышались звуки кино и закадровый смех. Маша толкнула дверь и вышла в коридор, залитый холодным светом ламп дневного света.
Маша повернулась и чуть не упала. Левая нога не слушалась. Маша сделала шаг и подтянула левую ногу. Сделала шаг – опять подтянула ногу. Сделала шаг – подтянула.
Быстрей. Ещё быстрей. Ей очень хотелось поесть и попить. А там откуда доносились звуки она чувствовала еду и питье.
Дежурный патологоанатом Вениамин поднял голову от тарелки с едой. Рот открылся и куски котлеты шлепнулись на стол.
К нему шла, подволакивая ногу и шаркая вывернутой ступнёй, Маша – пару часов назад вскрытый труп молодой девушки…
Предназначение быть женщиной
Лена пришла домой, когда на улице совсем стемнело. Тренинг затянулся и вместо запланированных двух часов она искала свое женское предназначение аж до одиннадцати вечера. Дима встретил её на пороге. Он смотрел спокойно и с пониманием. Так мудрый родитель смотрит на неразумное дитя. Полгода назад Дима стал кришнаитом.
– Ну как марафон женственности? – спросил он. – Продолжается?
– Сегодня последнее занятие было, – ответила Лена, проскальзывая к шкафу с одеждой. – Я теперь с дипломом женственной женщины.
– Интересно, а раньше ты кем была? И вообще под женственностью все разное понимают, – Дима смотрел как она переодевается.
Раньше он обязательно отреагировал бы. Шуткой. Комплиментом. Подошёл и потрогал бы за задницу. А сейчас он просто продолжал смотреть своим НОВЫМ осознанным благостным немигающим взглядом.
Благости – слабости, – усмехнулась про себя Лена, надевая свободный топик. Нацепила его быстро, чтобы как можно меньше показывать Диме свою наготу. С недавних пор она стеснялась его. И чем больше благости появлялось в муже, чем более тощей и одухотворённой становилась его всегда полноватая (и любимая в том числе за это) физиономия, тем меньше она испытывала к нему чувств.
– Слушай, Леночка, а ведь ты мне сказала, что этот тренинг похож на лекции Торсунова и Валяевой. Так? – спросил Дима.
– Я не очень-то разбираюсь, – отмахнулась Лена. – Тем более, марафон уже закончился. Какая теперь разница?