Пока с кухни доносились звуки хлопот, направленных на приготовление обеда, я, сев на кровать, решил погрузиться в дальнейшее чтение блокнота, что предусмотрительно вытащил из кармана пиджака.
Я бегло просмотрел уже прочитанные строки, дойдя до того момента, где остановился тогда. Желание узнать продолжало соперничать со страхом неизвестности, поэтому поглощать новую информацию я принялся не сразу – после минутного раздумья я увидел следующее:
Дата возвращения домой – 21 июля 2018 года.
Несмотря на то, что мне было известно из разговора с озадаченными ребятами с работы, что это произойдёт завтра, я всё-таки для пущей уверенности кинулся к пиджаку за телефоном, чтобы посмотреть календарь. Когда я им завладел, то несколько импульсивных тычков пальцем в дисплей ситуацию с разблокировкой не решили, затем я обнаружил на боковой панели кнопку, после нажатия на которую экран подсветился и телефон потребовал ввода пароля, который я успешно ввёл. Снова моим глазам предстала фотка счастливых нас. Сердце слегка защемило, ведь представленная на экране радость людей была вполне искренней. Когда было сделано это фото? Год назад, а может, прошло уже три. Определить было невозможно, из-за пробела в памяти в десяток лет. Справедлива ли потеря тех тёплых воспоминаний? В моём случае, думаю, вполне.
Сегодняшняя дата подтвердилась. И я вновь обратился к блокноту, чтобы узнать насколько хитрый план для мести подготовил тот, другой я.
Отправка поезда состоится в 21:42 с Павелецкого вокзала. Билет уже куплен и находится в сейфе в твоем кабинете. Там же ты обнаружишь прощальное письмо для Марины и деньги на дальнейшие хлопоты. Пароль от сейфа – 927.
Марина в курсе об отъезде, но не ведает о настоящих причинах твоего возвращения в отчий дом. Поэтому для успеха предприятия держи рот на замке.
С ней все оговорено по сто раз, поэтому лишний раз не напоминай о своей забывчивости, – она точно отвезет тебя на вокзал.
Не забудь ей передать письмо. Главное, чтобы она прочитала его не раньше твоего отъезда, поэтому отдай его перед прощанием на вокзале. Если вдруг у тебя из головы вылетело содержание письма, то можешь с ним ознакомиться в этом блокноте (стр. 45). И совет, ознакомься с ним для блага вас обоих в поезде, по дороге домой.
Личная просьба (как странно, просить себя же о личной просьбе) – будь с ней поласковей и если забыл, то подыграй, что помнишь. Она хороший человек. Не обижай ее, хотя задача невыполнимая, взирая на то, что ты расстаешься с ней навсегда. Но все-таки, будь предельно деликатным в момент прощания.
Дальнейшие указания, чтобы не забивать себе голову лишними заботами и переживаниями, советую прочитать по приезде в родной город.
Почему-то в тот момент во фразе «подыграть ей» я разглядел владение актерской игрой, а не столь простые действия, как улыбка, ласковое слово и тёплые объятия. Поэтому не придал важности своей же просьбе.
Обед прошёл в полном молчании, в таком, что занимающаяся вода в чайнике создавала оглушительный шумовой фон. Неудобности к обстановке добавлял её пристальный взгляд, слежка за каждым моим движением ложкой вызывала лёгкую дрожь. Она неотрывно смотрела на меня, я же трусливо уводил глаза. Она знала меня, я же повстречал её впервые.
Глава 4
Глупости неотступно следуют за нами по пути взросления, уменьшаясь в масштабах и количестве по мере становления личности. Кому-то хватает одной подсказки судьбы, а кому-то приходится напоминать дважды, чтобы уберечься от несчастья и беды. Некоторые из-за скудности ума наступают на одни и те же грабли постоянно, отравляя жизнь не только себе, но и тем, кто ни в чём неповинен, своим близким и друзьям, – но и они способны приносить пользу обществу и жить в мире. Но есть типажи, смыслом жизни которых является лишь принесение страданий другим, – они действуют посредством физической силы, поэтому, чтобы держать их в узде необходимо спускаться на их безмозглый уровень и общаться на их скудном языке насилия.
Я отношу себя к человеку, оступившемуся по мелочи ни раз, но единожды непростительно скверно. Моему поступку есть объяснение, оно примитивно и жалко, но главное, я осознал ту роковую ошибку и готов хоть как-то загладить свою вину. Он относится к самому мерзкому людскому типу, действующему по зову низменных чувств, по зову животных инстинктов. Он совсем не заботится о благополучии ближних, переживая лишь о собственной жалкой натуре. Эта тварь непростительно долго ждала последнего урока, и совсем скоро час расплаты произойдёт. Теперь мной движет не личная обида, что направляла меня тогда. Теперь я желаю восстановить справедливость, я готов отдать в жертву себя, чтобы хоть как-то облегчить жизнь ей, чтобы хоть как-то унять её страхи. Всем станет только легче, если эту мразь вычеркнут из списка живых.
Было около пяти вечера. На улице продолжала стоять яркая летняя погода. Судя по застывшей зелени деревьев, установился полнейший штиль. Из-за жары окутавшей город соблазнов, комнатный кондиционер работал непрестанно, на полную катушку, создавая столь спасительную прохладу. После вкусного обеда я вернулся в спальню и попытался отгородиться от насущных сует сном, но тщетно, – мысли, что так активно роились в голове, не позволяли совершить задуманное. Чем больше я размышлял о дальнейшем, тем больше появлялось сомнений и оправданий, тем сильнее был страх о своём будущем. Но я стоически отвергал искушение сдаться и поднять белый флаг. Соблазн вспомнить настоящее и заново выстроить уже созданную новую жизнь был силён, но мучительная жажда мести была сильнее.
Всё это время Марина провела на кухне, копаясь в ноутбуке и отвечая на телефонные звонки, судя по тону девушки, они носили деловой характер. И вот наступил момент, когда она появилась в спальне и прошла вглубь, к гардеробному шкафу. Движения её были свободны, вероятно, она совершенно не чувствовала неловкости, в противовес мне, затаившему дыхание при виде красивой девушки. Она без лишних ответвлений принялась снимать с себя тронутую дневной жарой уличную одежду, и в один миг её прелестный профиль предстал передо мной в одних трусах. Всё происходило настолько стремительно, что я не успел осознать щекотливость ситуации и вовремя отвести взгляд. Когда же всё-таки румянец стыда тронул мои щёки, и я учтиво увел взгляд в сторону, то в уме зародилась мысль, проясняющая её раскованность – девушка совершенно не подозревала, насколько критична потеря памяти её супруга.
Тревожное дыхание восстановилось, когда она прикрыла наготу. Я боковым зрением разглядел смутное женское очертание в светло-красном комплекте белья, состоящем из просторной майки и мини шорт.
– Максим, – раздался её воздушный голос.
– Что? – прокашлявшись, ответил я так, словно меня только что уличили в чём-то постыдном.
– Может быть, посмотрим вместе фильм?
– Фильм? – из-за скованности переспросил я.
– Ну да. Почему бы и нет. Мы давно так не проводили время, а ведь нам было очень здорово в те моменты. Ты помнишь?
– Конечно, помню, – неуверенно и практически по слогам произнёс я.
– И секс затем был отличный… – она взяла паузу. – Ну, так что?
Я буквально физически ощутил, как мои зрачки молниеносно расширились после провокационных для моего либидо слов. Продолжая стоически игнорировать девушку взглядом, я ответил, как казалось мне, после раздумья длиною в вечность:
– Не знаю, – промямлил я. – А фильм интересный?
Она разочарованно усмехнулась.
– Вроде, интересный.
– Тогда я не против посмотреть его.
Если бы кто-то третий присутствовал при нашей беседе, то его бы наповал поразила нелепость голоса и скудность эмоций парня, что с напускным интересом изучал стену спальни, предпочтя то грустной молодой девушке, испытывающей самые тёплые любовные чувства к этому подлецу.
Она присела на кровать вплотную ко мне и нежно коснулась моего предплечья.
– Максим, посмотри на меня, – тихо произнесла она.
Я повернулся угловато и резко. Когда её милое личико предстало передо мной в волнительной близи, то стал отчетливо заметен тоскливый блеск её голубых глаз.
– Всё очень плохо? – беспокойно спросила она, наверняка, боясь получить страшный для себя ответ.
– Нет, – соврал я.
– Ты меня помнишь? – шёпотом произнесла Марина, так тихо, что смысл фразы пришлось прояснять по движению её алых губ.
– Да, – снова раздался обман, который дался мне нелегко.
Девушка через секунды раздумья, которое сопровождалась пристальным изучением моих глаз, улыбнулась и приятно, так по массажному, сдавила плоть моей руки. Её губы в момент изгиба были очаровательны и желанны. Я точно уверен, что тот муж, кому достанется её радушие и ласка, станет безмерно счастливым и влюбленным человеком.
В тот короткий миг нежного молчания мне стало немного жаль, что моё сердце предначертано другой.
– Как думаешь, нам сегодня позволено открыть бутылку вина? – словно заигрывая, затем спросила она с той же очаровательной улыбкой.
– Думаю, да. Определённо позволено.
Вдруг на губах девушки от улыбки не осталось и следа, а взгляд стал недоверчивым и строгим:
– Ты в этом точно уверен?
– Да. Почему бы и нет, – старался говорить я непринужденно.
Услышав то, она тут же отстранила от меня руку, которая минуту назад так приятно поглаживала моё предплечье, и, импульсивно поднявшись с кровати, сделала шаг назад. Её былая приветливость и радушие чудесным образом куда-то запропастились и на арену ворвались качества совершенно другого порядка, те, что заставили меня внутренне содрогнуться. Неприятная сцена, когда она так смотрела на меня, продолжалась недолго. После она удалилась из комнаты, так и не объяснив кардинальных изменений своего настроения.
Прошло минут пять, когда девушка вновь появилась в моём обозрении.
– Идём, – позвала она, проходя мимо спальни с бутылкой и двумя бокалами.
Встав с кровати, я, словно верный пёс, последовал за ней. Обстановка просторной гостиной со стенами оформленными в тёмно-серых тонах и белыми потолками на первый взгляд показалась неброской, но впоследствии, изучив её внимательнее, я принял факт минимализма приемлемым для комфортного нахождения там. У одной длинной стены располагался бежевый диван, перед ним стоял небольшой журнальный столик, используемый скорее пристанищем посуды, чем газет и журналов. На стене напротив висел громадный (по моему неопытному разумению) плоский телевизор, под ним была длинная низенькая тумба, а сверху и по бокам к стене были прибиты полки, уставленные разнообразными фарфоровыми фигурками животных и другими приятными для глаз атрибутами семейности. В комнате стоял легкий полумрак из-за того, что широкое окно было полностью зашторено светло-коричневой портьерой.
– Открой, пожалуйста, бутылку вина, – сказав то, девушка направилась к телевизору и начала производить какие-то манипуляции с ним.
Я подошёл к журнальному столику, где находилось принесённое ей. Там обнаружил и штопор. Когда я открывал бутылку, то в какой-то момент поднял глаза на Марину и увидел её, скованно стоящую у телевизора с пультом в руке, её напряженный взгляд был обращён на своего супруга. И это столь неблагожелательное внимание придавало мне лишь тревоги. В тот момент я неправильно расценил его, – померещилось, что девушка ждала оплошности в открытии бутылки, но дело было совершенно в другом.
Открыв бутылку, я наполнил бокалы и сел на мягкий диван. Через минуту ко мне присоединилась и Марина, но она предпочла расположиться в целомудренном отдалении, так, словно двое влюблённых впервые оказались наедине.
Фильм был интересен: трогательная история юных парня и девушки, которые столь нестерпимо стремились друг к другу, но по итогу гибель обоих не позволила им стать вместе. Может, интерес ему придало вино, выпитое мной в количестве трёх бокалов.
Когда заиграла душераздирающая музыка и на экране появились финальные титры, то я, немного растроганный киноисторией, с осторожностью посмотрел на Марину, и увидел милую в своей печали девушку, сидящую, подложив под себя ноги, и вжавшуюся спиной в боковину дивана. По её округлой щёчке в тот момент змейкой стекала слеза. Мне почему-то подумалось, что причиной тому стал просмотренный фильм. Но, к сожалению, фильм сыграл лишь роль катализатора.
Кому угодно из мужчин, оказавшемуся в подобной щекотливой ситуации, если не по гложущему чувству благородства, то хотя бы по зову этикета, пришлось бы приблизиться к этому трогательному и изнеженному созданию и окутать ту своими объятиями, сказав пару-тройку утешающих фраз. Я не стал исключением из правил, но всё пошло далеко не по плану приличий – девушка не растворилась в моих объятиях, до них даже не дошло дела, вместо этого я получил хлёсткую оплеуху, как только приблизился слишком интимно к ней.
– Отвали от меня! – взревела Марина.
Я отшатнулся как ошпаренный и принялся потирать покрасневшую от удара щёку, взирая на неё с недоумением и страхом одновременно.
Звенящее злобой требование девушки явилось противоречивым, ведь когда я дрожащими губами попытался выяснить причину пощёчины, то она, не дав возможности высказаться, резво двинулась на меня и, несмотря на хрупкость, толкнула с таким остервенением, что мне пришлось вцепиться в её тело, дабы сохранить координацию. Но из-за нерасторопности обоих мы грохнулись с дивана на пол, на не особо мягкий ковёр, заодно прихватив с собой с журнального столика бокал и бутылку из-под вина. Марина оказалась сверху, но на любовную сцену это мало чем походило.
– Где мой муж, мямля!? – сквозь слёзы, навзрыд, кричала она, царапая и дубася меня руками, – Где мой муж, мямля!?
В течение минуты я уворачивался и крутился из стороны в сторону, пытался сдерживать её руками, чтобы хоть как-то снизить урон от её нервных выпадов. А когда же мне всё-таки удалось нейтрализовать женские цепкие руки, то тогда я кое-как, с деликатной осторожностью, начал выбираться из-под её беспощадной опеки. После поднялся на ноги и быстренько ретировался к окну, на безопасное расстояние.
– Успокойся, пожалуйста, – твёрдо сказал я, вытянув руки ладонями наружу. – Успокойся, и мы всё обсудим.
Марина стояла на коленях, с заплаканным, покрасневшим лицом и растрёпанными светло-русыми волосами. Красная майка чуть съехала, оголив её худенькое плечо. Девушка тяжело и сбивчиво дышала ртом, наблюдая за мной со злобным выражением лица. Но всё-таки часть моего примирительного послания дошло до её разгневанного рассудка, – колкий взгляд стал мягче, но голос не смирился с подобным и был всё также жесток.
– Кто ты такой!? – закричала она.
– А разве ты не видишь, кто я такой, – ответил я.
– Ты точно не он! Мой муж никогда не прикасался к алкоголю! Мой муж, сколько я его помню, никогда при мне не пил!
Ситуация стала проясняться. Девушка была весьма убедительна в замечании озвученном выше. Не знаю уж, в какой момент жизненного пути я отказался от алкоголя, но причины для того имелись. Например, чувство вины.
– Хорошо, – сказал я. – И это мы тоже обязательно обсудим. Но только не сейчас, когда вы… т.е. ты так взвинчена. Прошу, давайте обойдёмся без дальнейших истерик. Мне тоже очень тяжело принимать всё это дерьмо, поверьте.
Она ничего не ответила. А когда девушка склонила голову и укрыла лицо ладонями, я разглядел в этом свой шанс, и через две-три минуты сомнений начал неспешно пробираться по периметру в сторону комнатных дверей, минуя Марину, находящуюся на коленях по центру. Кажется, мои последние слова, тронули девушку ещё сильнее, ведь в момент бегства её безумного супруга из гостиной она отдалась во власть рыданий – периодически всхлипывала и вздрагивала всем телом. Плачущие женщины никогда не были моим коньком, и в этот раз я не сумел набраться смелости, чтобы попытаться как-то утешить её. Через какие-то секунды истерзанная душевно девушка осталась в одиночестве, я же местами побитый и оцарапанный вернулся в спальню, и был настолько озабочен произошедшим, что даже никоим образом не помышлял о сне, скажу больше – я боялся закрывать глаза, я страшился её появления рядом.