Женские всхлипывания, доносящиеся из гостиной, прекратились минут через десять после их начала. Не знаю уж, насколько верно утверждение, что слёзы облегчают душевную боль и приводят лихорадочный разум в порядок, но Марине, похоже, это придало сил. После она несколько раз тихо (наверняка, чтобы не потревожить меня) проходила мимо спальни, дверь в которую была приоткрыта. Но один раз, самый первый, она застыла на пороге на несколько минут. Я просто затылком ощущал, как меня сверлят глазами. Каждый свой вздох я делал как можно аккуратней, как можно меньше набирал воздуха в лёгкие, тем самым указывая ей на мирный сон, – я просто панически боялся принимать участия в каких-либо истериках. Девушка оказалась большим молодцом, не озвучив в тот щекотливый момент ни одной неадекватной мысли, наверняка, крутящихся в её милой голове.
Стрелки настенных часов приближались к девяти вечера, дневной свет в комнате потускнел (всё это время я пролежал в полном сознании и практически в одном положении, отвернувшись лицом к окну). Вкусно запахло кофе. А через минут пятнадцать Марина зашла в спальню. Какое-то время она стояла неподвижно, судя потому, что от неё не исходило ни шороха. Но затем я уловил еле заметные звуки её воздушных шагов. Кровать подо мной слегка промялась – она села на край.
– Ты спишь? – негромко обратились ко мне.
Скрывать факт бодрствования было как минимум нелепо, ведь я испуганно вздрогнул в тот момент, когда девушка заговорила. Но ей не была оказана честь сиюминутным ответом. Мои панические мысли призывали к молчанию, к такому, что она, не добившись желаемого, вскоре уйдёт.
– Я знаю, что ты не спишь, – продолжила Марина. – Прости меня за тут идиотскую сцену. У меня в помыслах не было цели обидеть тебя. Просто… просто ты забыл… Раньше твои приступы были другими, ты всегда узнавал меня. Поэтому в этот раз я не сдержалась, я лишь хотела докричаться, напомнить о себе, чтобы ты вернулся, я хотела снова увидеть того прекрасного мужа, который всегда, в любую трудную минуту, был рядом… Прости, что наговорила всяких колкостей. Не могу объяснить даже себе, почему я не сдержалась, – она коснулась моей головы и приятно погладила. – Пожалуйста, не молчи. Мне сейчас очень больно.
Я обернулся и слегка отдалился от её нежной руки, которую она затем положила к себе на обнажённые колени. Не взирая на утомление и душевные распри, красота её лица сохранила прежние краски, может, дело было в её взгляде, что вновь светился любовью ко мне, но сейчас всё было по-другому, невзрослую любовь излучали её глаза, скорее материнскую, когда ты, невзирая ни на что, остаёшься верным тому охламону, что совсем не ценит того, отплачивая тебе грубостью.
– Я не держу зла, – ответил я. – Тем более на тебя. Ты, вероятно, очень хороший человек, раз решила разделить жизнь с таким слизняком, как я.
Она скептически покачала головой.
– Всё и вправду плохо, если ты даже забыл, кто ты есть на самом деле.
– Кто есть я?! Жалкий трус!
– Нет. Ты сильно ошибаешься, – говорила она спокойно, несмотря на мою экспрессивность. – Ты другой. Ты чистый и искренний.
Я усмехнулся, а затем с издёвкой заявил:
– Вы, вероятно, не в курсе, что этот чистый и искренний натворил тогда?
На долю секунды в глазах девушки появилась печаль, но затем они вновь прибрели былую мягкость. Она тронула мою руку и произнесла очень по-доброму следующие слова:
– Я знаю, что произошло с тобой. Тогда ты был сбившимся с пути мальчиком, который боялся своей непохожести на остальных, который испугался одиночества, который, плюнув на свои внутренние чувства, решил быть как все.
– Красивые слова. Но как по мне, именно я сделал тот выбор.
– Всё верно. Ты не машина, чтобы делать его всегда правильным. Ты человек, а значит, по сути неидеален. Ты человек, а значит, ты можешь признавать свои ошибки и делать всё необходимое, чтобы избежать их повторения. Ты давно заслужил прощения.
– Нет! – истерически вскричал я. – Ничего я не заслужил, пока эта тварь… – и тут я осёкся на полуслове.
– Что эта тварь? – как-то с подозрением спросила Марина.
– Да ничего. Просто я устал и несу всякий бред.
– Да уж. Денёк сегодня был не из лёгких для всех.
Зависла неловкая пауза. В тот момент я обдумывал, как бы быстрее отгородиться от этих неприятных разговоров и избавиться от неё. Но Марина, в свою очередь, наверняка, была не согласна с моими размышлениями.
– Ты не помнишь только меня? Или ещё что-то забыл? – поинтересовалась она.
– Не знаю, как там всё устроено в моей голове, – медлил я с ответом, тщательно взвешивая каждое слово, – но из неё вылетела не только ты.
В целях предотвращения очередного женского нервного приступа, я решил, ответить витиевато, решил, что Марине не обязательно знать правду с её пугающими масштабами.
– А что ты ещё не помнишь? – настаивала она.
– Как я могу это знать, если я об этом не помню.
– Согласна, – мелодично посмеялась она. – Я спросила какую-то глупость.
Снова возникла пауза. Я увёл взгляд в сторону, и всем своим видом показал, что не настроен на дальнейшую болтовню по душам. И это было ошибкой, – я упустил тот роковой момент, когда девушка стала приближаться. Её манёвр был стремительным. Когда же сознание того пришло, было уже поздно предотвратить поцелуй. Она коснулась рукой моей щеки и легко повернула к себе мою голову. А после её мягкие губы обнаружили застывшие мои. Я оторопел от подобного поворота. Дальше девушка буквально набросилась на меня, и придавила своим горячим телом к кровати. Она лихорадочно целовала теперь не только губы, но и остальные части лица, облизывала мочки ушей, спускалась к шее, а её руки не удовлетворились поглаживанием моих волос, но и позволяли себе трогать то, чем позволено владеть только самым близким – любовникам.
– Не нужно, Марина, – натужно сказал, оперевшись руками в её голенькие плечи.
Девушка меня словно не слышала, она продолжала свои завлекательные упражнения, доставляя мне тактильные удовольствия.
Вторая попытка по избавлению от неё была гораздо убедительней. Я оттолкнул девушку, применив ровно такую силу, чтобы никоим образом не ранить её женской гордыни.
– Марина, пожалуйста, прекрати, – неохотно сказал я, ведь мой случай прекрасно подходил под утверждение «и хочется и колется».
На какие-то мгновения девушка замерла, возвысившись надомной так, что кончики её пахучих волос ниспадали мне налицо. Но затем снова потянулась губами к моим губам. Я отвернулся. И для неё это стало бо́льшим аргументом прекратить нежность, чем применённая мной ранее физическая сила. Она неспешно слезла с меня и расположилась в относительной близи, подложив под себя ноги.
– Извини, я не хотела сделать тебе неприятно, – старалась она говорить взвешенно, но обида просачивалась сквозь искусственно выверенные слова.
– Нет-нет, – увидев её разочарование, сказал я. – Дело совсем не в этом. Ты очень красивая, любому было бы приятно твоё внимание. Просто мне как-то не по себе от всего этого.
– Я понимаю, – сказала она, трогательно опустив взгляд. – Ты завтра уезжаешь, и ты не говоришь, когда вернёшься. Вот я и подумала, что немного моей любви тебе как-то поможет вспомнить меня. Прости, я поступила эгоистично… Кстати, ты помнишь, что у тебя завтра поезд в десять вечера?
– Да.
– Ну конечно! Это ты помнишь, а меня забыл, – вздохнула она.
– Нет, ты неправильно всё поняла. Про поезд я узнал из того блокнота, – я указал рукой на комод, где тот и благополучно покоился. – Там я узнал и о тебе, но, к сожалению, по-настоящему вспомнить не смог.
– Ничего страшного, – печально сказала она. – Ещё есть время. Обязательно вспомнишь. Не сомневайся.
Я по-доброму усмехнулся:
– Я буду стараться.
– А теперь давай спать, – мило улыбнулась Марина.
Она поднялась с кровати и попросила сделать меня тоже самое, чтобы приготовить постель ко сну.
Всё было сделано быстро. Я не без доли робости разделся до трусов и залез под одеяло. Через минуту ко мне присоединилась и она.
– Сладких снов, Максим, – нежно произнесла она, ровно в тот момент, когда её холодные пальчики ног коснулись моей икроножной мышцы. То место молниеносно покрылось гусиной кожей не от холода, а от тактильного наслаждения.
Глава 5
Она буквально слилась со мной, закинув ногу и обняв рукой. Я ощущал её мерное дыхание шеей, к которой она прижималась губами; я заворожено чувствовал, как легко вздымается её упругая грудь при каждом вздохе. Если бы не обстоятельства, обрушившиеся на мой рассудок, то это утро смело можно было бы причислить к идеальным, к тем, вспоминая которые, твои губы неосознанно будут расплываться в тёплой улыбке. Данность того, что к тебе кто-то без остатка верен, придаёт духовных сил, куража и героизма, – ты становишься непобедимым, ведь как можно повергнуть в смятение человека, который уже получил главный выигрыш в жизненной лотерее – её любовь и преданность. Утреннее единение двух влюбленных гремучая смесь, заставляющая жить в гармонии и счастье долгие годы, жаль, что эта история совсем не про меня.
Проснувшись намного раньше Марины, я лежал бездвижно, страшась потревожить мирный девичий сон. Но в какой момент малая нужда оказалась весомей, чем любезная учтивость к человеку, которого я так и не вспомнил, хотя наивно рассчитывал, что ночные грёзы наведут порядок в моей безумной голове. Но чуда не произошло.
– Ты уже уходишь? – сквозь сон промурлыкала она, когда я начал выбираться из её тёплых оков. – Полежи ещё немного со мной. Мне так спокойно, когда ты рядом. Я хочу чувствовать тебя.
Не сказав в ответ ни слова, я повиновался и снова был удостоен её объятий, которые в этот раз стали разительно сильнее.
Молчаливое смирение продолжалось минут тридцать, затем мочевой пузырь настоятельно потребовал, чтобы я всё-таки справил нужду. Теперь, когда я поднимался с кровати, Марина не проснулась.
От вчерашнего солнца не осталось и следа – день выдавался пасмурным, но обходилось без дождя. Почти всё время я провёл в гостиной за просмотром типичных шоу-программ, которыми по традиции стращают умы сограждан федеральные каналы. К сожалению, полноценно отвлечься от будущих хлопот мне не удалось, происходящее на экране ни на йоту не цепляло. Марина, выспавшись сполна, ведь поднялась девушка около часа дня, проводила время на кухне, но не заготовкой, – как мне показалось, она просто избегала меня. Почему мне так показалось, объясню. Когда мы случайно столкнулись в коридоре, то девушка обдала меня таким ледяным взглядом, будто бы я являлся каким-то проходимцем с улицы, случайно оказавшимся в её квартире, а не тем, кому она так нежно льнула в утренние часы.
– Выезжаем в восемь, – лишь холодно сказала она и прошла мимо, когда зардевшийся я остался на месте, рассчитывая на более дружеский и продуктивный разговор.
Перемены её настроения стали понятны только сейчас – она видела в дорогом ей человеке одновременно близкого и чужака. И эти две крайности бросали девушку из стороны в сторону, то на свет, где она испытывала былое счастье, желая оставаться всегда рядом, то на непроглядную тьму, где она принимала горькую реальность без меня, – я уезжал, наверняка, она подозревала, что мы больше не увидимся.
Дорожные пожитки были приготовлены. Обнаружив чёрный рюкзак на балконе, я сложил туда запечатанный конверт для Марины, деньги, билет и паспорт, благополучно взятые из сейфа, так же внутрь была уложена некоторая тёплая одежда, на случай сюрпризов от летней погоды, и туалетные принадлежности. И, конечно же, не было позабыто о блокноте, где сосредоточилась важная информация для человека, который способен всё забыть.
И вот наступила временная отметка, когда предстояло покинуть квартиру, чтобы отправиться на вокзал. Особых чувств тоски и грусти я не испытал, прощаясь с квартирой, где я якобы провёл долгие годы, прощаясь с той жизнью, где я якобы был необходим.
Марина в момент домашних сборов и поездки в машине держалась обособленно, витая где-то у себя в голове. Но когда мы припарковались неподалеку от Павелецкого вокзала, и я покинул автомобильный салон, она расчувствовалась и резво выскочила из машины за мной, наверняка, переживая, что я уеду, так и не попрощавшись, как то положено супружеским парам.
В двух шагах от припаркованного автомобиля на шумной привокзальной площади она коснулась моей руки, заставляя обернуться к ней и вновь взглянуть в её красивые, печальные глаза, наполненные озёрами тоски.
– Когда ты вернёшься? – тихо спросила она.
– Не знаю, – ответил я.
– Почему ты не знаешь? – её голос дрогнул. – Ты что-то от меня скрываешь?
Я виновато опустил взгляд вниз, страшась громких признаний, страшась её слёз и обиды:
Конец ознакомительного фрагмента.