Два человека. Молодые, морды здоровые, без намёка на проказу, плечи широкие, по виду и одежде – военные, но никаких опознавательных знаков нет. Они сидели у маленького окна, ели. Теперь оба смотрели на него.
Лица у них весьма неприветливые. Горохов не знал, принято ли тут со всеми здороваться, но парни смотрят на него, он им кивает.
Один из них кивает в ответ. Этот кивок и его взгляд весьма красноречивы, они значат: «Ладно, ешь пока, но я за тобой наблюдаю».
Тут же к нему подходит девочка лет тринадцати. Чистенькая, даже чёрные её волосы хорошо вымыты, заплетены в косы. И вся она красивенькая, одежда у неё чистая, вот только отёк синий во всю левую щёку и синяк вокруг левого глаза. Она улыбается деланой улыбкой:
– Доброе утро, господин.
– Привет.
– Желаете поесть?
– Желаю. А что у вас есть?
– Мы только открылись, есть паштет, каша, хлеб. – Говорит она быстро, почти тараторит.
– Каша крахмальная?
– Да. Кукурузная или гороховая будут к обеду.
– А попить?
– Водка холодная, брага, кукурузное вино. Может, желаете что?
Водка и брага с утра? Нет.
– Чай? Кофе? – Спрашивает он с надеждой.
– Есть чай, но старый, позавчера варили. – Отвечает девочка.
– Кашу, паштет, хлеб, пол-литровую чашку чая и два литра воды.
– Хорошо, сейчас принесу. Садитесь, где понравится.
Ему бы понравилось у окна, под кондиционером, но там сидят недружелюбные парни, поэтому он садится у западной стены. Сейчас там будет попрохладнее. Прежде, чем сесть, он медленно и аккуратно снимает пыльник, так, чтобы особо не шевелить левой рукой. Тесак и обрез кладёт рядом с собой на стол.
Не успел он устроиться, как девочка уже приволокла поднос. Стала ставить на стол тарелки и чашки, вода была в пластиковой баклажке.
– Баклажку не забирайте, – говорит она, расставив всё на столе, – а то Катя меня ругать будет.
– Катя это она? – Горохов кивает на бабу в маске, что копошится за прилавком.
Девочка косится, а потом незаметно кивает.
– Она тут управляющая?
– Хозяйка, – шепчет девочка и объявляет уже громче. – С вас, господин, двенадцать копеек.
Горохов лезет в правый карман галифе, достаёт мелочь, высыпает её на стол, отсчитывает: маленький серебряный гривенник и две монеты по копейке. Чуть подумал и добавил к деньгам ещё две копейки девочке на чай.
Но, как ни странно, она не взяла деньги, а повернулась к хозяйке, как будто ждёт её согласия.
– Что там, Ёзге? Железки? – Спрашивает баба тяжёлым грудным голосом. Когда она говорит, тряпка над её ртом чуть поднимется, шевелится. Картина получается мрачной.
– Да, Катя, тут господин даёт железные деньги. – Отвечает девочка.
– Это хорошие железяки, – поясняет Горохов, показывает ей хорошо отчеканенную копейку, – видишь, они отчеканены в Соликамске, видишь, какая хорошая чеканка, это настоящие деньги.
– А вы из самого Соликамска? – Спрашивает Ёзге.
– Нет, я из Березняков, но деньги у меня из Соликамска.
– Ладно, бери его железки, – распорядилась Катя.
Девочка сгребла деньги, но не ушла, а спросила:
– А вы тут проездом или как?
– Нет, я ищу работу, я геодезист и буровик. У вас ведь тут буровые стоят, люди работают?
– Да, всё изрыли вокруг, всё воду ищут. Вы водоискатель?
– Да, водоискатель.
– Ну, тогда работу найдёте у нас, – обещала Ёзге.
И хотела было уже уйти, даже не поблагодарив за чаевые, но Горохов её остановил:
– Погоди.
– Что?
– Ты красивая девочка!
Девочка замолчала, замерла, вытаращила на него глаза. А у него была куча вопросов к ней, и он, поглядев по сторонам, не смотрит ли на него кто, продолжал:
– Это Катя тебя ударила?
Девочка сразу встрепенулась, насупилась и сказала раздражено:
– Сама я виновата.
– Сама, – он понимающе кивнул, – ну, бывает, а у Кати лицо закрыто почему? Болеет?
– Об этом спрашивать нехорошо, – нравоучительно ответила девочка, – вас же никто не спрашивает, поему у вас рука на верёвке.
– Меня дарги в степи подстрелили. – Сразу ответил Горохов. – Я не скрываю, а спросил, просто хотел знать…
– Хотели знать? – Тут она язвительно ухмыльнулась. В её голосе отчётливо слышался скепсис, выглядела она нагловато, смотрела с прищуром. – Вот я и думаю: они всё спрашивают, спрашивают да говорят со мной, лишних денег дали. А зачем так? А может, вы ко мне тут клеитесь? Может, вам бабёнка нужна, а я вам приглянулась?
У Горохова была куча вопросов, которые он хотел бы ей задать, но эта её фраза застала его врасплох. Что за бред? Он к ней клеится? Так это выглядело? Он замолчал, не находя что ей ответить, а девочка ждать его не стала, повернулась и пошла по своим делам.
Едкий степной жареный лук, соль, крахмал – ничего необычного, крахмальная каша, такая же, как и везде в степи. А вот паштет – дрянь, самый плохой, что он ел за последние полгода. Не потрудились даже задние лапы и крылья саранче оборвать. То и дело они попадались, жёсткие, словно пластик ел. Хуже того, ещё и головы насекомым не оборвали. Мало того, что жвала их тоже не разгрызть, так от голов ещё и горечь в еде была. Все в пустыне знают, что головы нужно отдирать, когда жаришь саранчу. Катя, видно, очень сильно экономила, когда кормила людей дрянью. Только кукурузный хлеб был хорош, жёлтый, тяжёлый. От него пальцы становились жирные, а ещё он был сладкий, видно, кукуруза была неплохой.
Чай – старая переваренная бурда, терпкий, но с кофеином, его он выпил до дна. И вода тоже так себе, хоть и холодная, но с каким-то привкусом. А он подумал ещё, чего тут всё так дёшево. Вот тебе и дешевизна.
Но съел он всё, а остатки воды, которую не выпил, слил себе во флягу. В правом кармане пыльника нашёл мятую пачку, там шесть сигарет. Положив левую руку на стол, закурил, расслабился и обалдел. Из внутреннего помещения, из-за прилавка стали выходить женщины. Одна за другой вышли три дамочки, да ещё какие. Все высокие, платья такие короткие, что все ноги наружу, у всех губы в помаде, одна лучше другой. И первая, что вышла, сразу пошла к нему. Шла, улыбалась, руки в боки, на ходу поигрывала бёдрами, а во рту ненастоящие, белые зубы. Подошла, встала, бедром толкнув стол и сразу спросила:
– Не желает ли, господин, отдохнуть?
Развязанная и очень привлекательная.
– Что? Отдохнуть? – Горохов немного растерялся даже.
– Любые пожелания, одна гривна в час.
– Нет, нет… Спасибо… – Он чуть сигарету не выронил.
– Одна гривна! Один час! И вы будет мечтать встретиться со мной вновь. – Не уходила красавица.
– Нет-нет…
– Я ничем не болею, посмотрите на моё лицо, проказы нет, – она вдруг плюнула себе в руку и показала плевок Горохову, – грибка в лёгких нет.
В слюне действительно не было и намёка на кровь.
– Вы ничем не заразите вашу жену. – Продолжала женщина, своим красивым бедром снова толкая стол.
– Нет, мне просто не нужно. Я не совсем здоров.
– Очень жаль, – красотка наморщила носик, – но я всё равно буду ждать вас, я обожаю таких мужчин.
Пока он приходил в себя и думал, с чего бы ей обожать таких мужичин как он, точно так же, покачивая бёдрами, как предыдущая, к нему направилась вторая. Эта была так же хороша, только поблондинестей, а юбки у неё не было вовсе. Так же толкнула стол голым бедром и сказала:
– Не желает ли, господин, отдохнуть?
Горохов растерялся, у неё даже тон был такой же раскованно – игривый как у первой. Сёстры они, что ли? Он даже сравнил их. Да нет, не сёстры.
– Нет, спасибо, – ответил, наконец, он, потому что вторая девица стояла и ждала его ответа со странным выражением лица.
– Любые пожелания, одна гривна в час.
– Ну, я же уже сказал…– Гривна, алтын, как не назови, а это десять копеек, у него лишних нет.
– Одна гривна! Один час! И вы будет мечтать встретиться со мной вновь.
Горохов даже растерялся. Смотрел на неё и молчал, про сигаретку позабыв. Он обернулся, поглядел по сторонам и поймал взгляды двух парней, что сидели у окна, оба они с ухмылками наблюдали за ним. Их это представление, кажется, забавляло.
– Я ничем не болею. Посмотрите на моё лицо, проказы нет, – продолжала она и наклонилась к нему.
У неё была красивая кожа, от неё приятно пахло. Вот, а первая не наклонялась. Немного, но они различаются. И вообще, откуда они, кто их обучал?
А девица плюнула себе в руку и протянула руку ему посмотреть:
– Грибка в лёгких нет.
Он даже не взглянул туда, он обернулся на Катю. Катя, хоть и в маске была, но Горохов был уверен, что смотрела она сейчас на него. Она сделала знак, и стоявшая в дверях девочка Ёзге пошла в комнату. В руке у неё было полотенце, вид у неё был недовольный:
– К себе, к себе идите дуры. – Она подошла к первой и стала полотенцем хлестать её. Не сильно и не зло.
Так хозяйка загоняет кур в курятник.
И те послушно и безмолвно пошли туда, откуда пришли, всё так же призывно покачивая бёдрами.
Сказать, что всё это показалось Горохову странным, так это ничего не сказать. Он удивлённым взглядом проводил их до самой двери, а потом уставился на девочку, надеясь, что та подойдёт и поговорит с ним. Но Ёзге даже не взглянула на него и стала заниматься своими делами.
Да, Губаха городок забавный.
Вопросов у Горохова была масса, но он понял, что ему тут больше ничего не удастся узнать. Кроме…
Он оделся, собрался на выход и перед тем, как открыть дверь, повернулся к тем двум молодым мужикам, что всё ещё сидели за столом:
– Парни, а где тут можно купить десять-шестьдесят?
Если ответят, значит, и впрямь военные. Десять-шестьдесят – это десятимиллиметровый револьверный патрон в шесть сантиметров длиной. Но не все про такие слышали. Ну, а эти знают ли про такие?
– У Коли оружейника спроси, но вряд ли ты такое тут найдёшь. – Ответил один из них. – Оружейка его сразу за участком. Легко найдёшь.
– По дороге на запад?
– Да. Тут одна дорога.
– Спасибо.
Глава 4
Горохов вышел и остановился на пороге, в теньке, вылезать на палящее солнце не хотелось. Да, этот оазис на отшибе, на самом краю карты, всё больше и больше казался ему… странным, как минимум.
Во-первых, что сразу бросается в глаза, тут почти нет укреплений. Он ещё ни одного дота не видел, хотя бетона у них завались, судя по домам, а дарги гуляют вокруг, стреляют во всё, что движется. Неужели местные их не боятся? Или что, все укрепления вынесены на окраины? Ну, ладно, может быть. Окраин он ещё не видел.
Во-вторых, эти странные бабы в столовой. Откуда тут в этой глуши и дикости такие красивые и такие… тупые бабы. Такие красотки в крупных городах себе легко теплое место нашли бы. Красотки первостатейные – ни дать, ни взять. Чистые, кожа без шрамов от удаления солнечных болячек, видно, они на солнце и не выходят. Он на них ни одного шрама, ни одного солнечного ожога не заметил. Неужели они так хорошо тут зарабатывают? Впрочем – он опять огляделся – судя по всему, деньжата тут водятся.
Самое высокое здание в городе и было участком. Три этажа, толстые стены с бойницами, в здании узкие окна, большой двор, обнесённый трёхметровым бетонным забором, в нём тоже бойницы. У забора по периметру цистерны – вода. На дворе углубления в бетоне. Горохов сразу прикинул, это для миномётов, и тут же для мин ямы поглубже рядом. Всё по уму сделано. А на самой крыше, он его ещё издали приметил, старинный «Утёс» с седёлкой. Он накрыт брезентом, только ствол торчит зачехлённый, но даже под брезентом Горохов угадал на нём оптику и мощный ПНВ. Да, старинный он, старинный, а двенадцать и семь миллиметров вмажут и из такого старинного – мало никому не покажется. Пулемёт перекрывает градусов девяносто с западного направления. Место стационарное. Значит, на западе появляется кто-то по ночам. Ну, это так, на уровне догадок. В общем, участок – место крепкое, хорошее место. Если ещё подходы минировать, то его и вовсе не взять.
Вот, а он думал, что тут укреплений нет. Есть, просто мало. Интересно, кто их тут донимает, дарги или банды?
Он прошёл в ворота, у ворот был вооружённый человек с шевроном охраны, но Горохова он не остановил, только проводил взглядом.
У входа в здание люди, все в бронежилетах, курят, болтают, на него никто не обратил внимания, кроме одного из них, видимо, дежурного:
– А вам что, господин?
Горохов остановился. Помялся и произнёс:
– Меня обворовали.
Теперь все, курильщики у двери уставились на него.
– А документики есть у вас, кто вы, откуда? – Взгляд «дежурного» стал колючим, изучающим.
– Я геодезист, из Березников. – Горохов достал и протянул ему документ.
– Из Березников? – «Дежурный» взял в руки его идентификационную карту, посмотрел. – Далеко забрались.
– Выша компания «Буровые Карпова» давала объявление, что ищет буровика и геодезиста, вот… Приехал и попал в неприятности… Меня ранили, а потом и обворовали…
– Обворовали? – Интерес «дежурного» сразу иссяк, он вернул документ Горохову. Как-то обыденно и даже лениво спросил собеседник. – Кто вас обворовал?
– Не знаю. – Ответил Горохов. – Думаю, что Адылл и его жена.
– У Адылла нет жены, – заметил один из курильщиков, – он с матерью живёт.
– Меня ранили дарги, я…
Он хотел рассказать всё, как было, но «дежурный» его прервал, видно, его история уже никого тут не интересовала:
– Вам лучше это всё рассказать приставу. На второй этаж и по коридору прямо, он сейчас в кабинете. – Сказал «дежурный», и это звучало не иначе, как «до свидания».
Горохов понимающе кивнул и пошёл искать лестницу.
Оружейка на первом этаже. Решётка крепкая, на замке. В пирамидах винтовки, штурмовые ружья, два пулемёта, две снайперские винтовки. Гранаты, патроны в ящиках до потолка.
Оружия и снаряги на полноценный взвод, на несколько дней хорошего боя.
Он прошёл мимо лестницы по первому этажу. Двери, двери. Все крепкие, железные, все заперты, одна из дверей шире других, с уплотнителем и знаком химической опасности. Наверное, тут хранят миномётные мины и гранаты с химической начинкой. Ну, и гранты для подствольника такие же.
–Эй, мужик, ты чего тут лазишь? – Весьма недружелюбно окликнул его один из здешних людей. Высокий и в бронежилете, при оружии, он внимательно смотрел на него.
– Туалет искал, – ответил Горохов, останавливаясь и поворачиваясь к кричавшему.
– Сортир на улице, – всё так же грубо говорит тот.
– Ладно, тогда я потом, сначала к приставу зайду.
– На второй этаж иди, – рекомендовал высокий, – тут не шастай.
Дверь у пристава была отворена настежь. По всему коридору слышался тяжёлый бас, говорили об охране буровых, о минных полях, что закроют подходы к ним с юга и запада. Говорили, что мин мало и решали, как их лучше ставить. Разговор Горохову показался очень интересным, но встать и слушать нельзя. Он прошел, остановился в дрелях и тихонько постучал в косяк обрезом, чтобы привлечь к себе внимание.
В небольшой комнате без окон работал кондиционер, там, у стены, на стульях сидело три человека. Четвёртый сидел в кресле за столом. Сразу и без кресла было видно, кто тут пристав. Он не сидел за столом, он над ним возвышался. Стол ему был до пупка. Рост два метра, не меньше. Бронежилет последней модели, тот, что с «горлом» и «плечами». И у него были усы.
«Как они ему не докучают под маской, тут щетина отрастёт, так от постоянного ношения маски от неё раздражение по всему лицу начинается, а тут целые усы».
– Вы ко мне? – Спросил большой, усатый человек у Горохова.
– Наверное, к вам. – Ответил тот. – Вы пристав?
– Пристав города Губаха, Меренков. – Представился, не вставая, усатый. – А вас как звать?
– Горохов, геодезист, буровик. – Ответил Горохов.
Пристав жестом показал всем остальным людям, что они свободны:
– Завтра начинайте, а вы, – он указал Горохову на стул перед столом, – а вы, господин Горохов, садитесь. Рассказывайте.