Храм над обрывом - Иванович Юрий


ГЛАВА ПЕРВАЯ

Была Пасха. Самый конец апреля, а за стеклом лоджии, где я сидел и пил вино, разговляясь, мела настоящая метель. Моя супруга уехала в Италию к нашей единственной дочери, которая должна была вот-вот родить нам внука. Я же, будучи не то что большим начальником, но и не маленьким, в одном из НИИ, который был связан с министерством обороны, был не выездным. В нашей конторе мы только что, к 1 мая, закончили огромный проект, над которым работали почти три года. Получив приличную премию и отпускные, я был свободен до середины июня. Все последнее время я мечтал вот так с утра встать, усесться на лоджии, откуда у нас шикарный вид, и сидеть, глядя вдаль, ни о чем не думая целый день. Но страшная физическая и нервная перегруженность последних недель перед сдачей проекта давала знать о себе: внутри как будто бы работал реактивный двигатель вхолостую, не давая расслабиться.

Мне всегда было интересно знать, как нас осеняют мысли. Странное дело: сидишь и ни о чем не думаешь, или же думаешь о какой-то ерунде, и вдруг новая идея, и все в жизни меняется, ну, или не все, а какая-то часть, но существенная. Помню, как не мог никак разобраться с одной проблемой в проекте. Она казалась абсолютно нерешаемой в принципе, пока однажды я проснулся ночью, и в полусне мелькнула искорка-ключ для решения этой задачи. Я провалялся до утра без сна, обдумывая парадоксальную, на первый взгляд, идею. В спокойном дневном состоянии я бы даже не рассматривал ее, так как до такой степени эта догадка была неправильной, что ли. И вот постепенно все встало на места, а неразрешимая проблема оказалась очень простой. Вот и сейчас, попивая красное вино и закусывая его привезенной зятем итальянской ветчиной, пришла в голову неожиданная мысль: а что если съездить в родную свою деревню, где я не был…, сколько же я не был там? О, Господи, 20 лет! Да, после похорон матери, я перестал ездить в свои Малые Гари (так звалась моя деревня, где я родился и вырос). Осталось ли что-нибудь и живет ли кто-нибудь там еще? Уже тогда эта деревня не числилась в списках «живых». Родительский дом, уже порядочно прогнивший, старшим братом, который умер 4 года назад, был продан на дрова. До чего же я неблагодарный сын: 20 лет не был на кладбище, где похоронены родители. Раньше брат мне по телефону сообщал было, что ездит к ним, хотя и жил довольно далеко, а теперь вот я остался один и скоро Радуница – надо ехать. Да, надо ехать, но куда я приеду, где остановлюсь? Ладно, попробую к тете Рае, матери школьного друга и очень дальней родственнице, с которой виделись также в последний раз 20 лет назад на похоронах. У меня даже нет никаких номеров телефона, чтобы предупредить или хотя бы узнать: жива ли тетя Рая. Она, младше моей матери на 12 лет, также как и она, жила в то время одна, помню.

Решить поехать – дело замечательное, но, зайдя на сайт РЖД, обнаружил, что с билетами все не так хорошо: я напрочь забыл, что через два дня 1 мая. Долго обдумывая над тем, что выбрать: или боковое плацкартное место рядом с туалетом, но дешево, или же очень дорогое, но СВ, я совсем упустил из виду, что есть же еще самолеты. С авиабилетом мне повезло: и цена как на купейный вагон, и быстро. Купив на послезавтрашний утренний рейс билет и, договорившись с братом жены на предмет того, что он раз в день будет навещать нашу кошку, я стал собираться в дорогу. Так, что же с собой взять? Если я еду дней на десять, то чем-то надо будет развлекать себя. Это если я найду место, где ночевать, конечно. Немного подумав, решил, что надо взять спиннинг. Пожалуй, рыбалка запросто займет меня за все это время. Тем более, у щуки начинается жор, а места там глухие и никаких инспекторов рыбнадзора – или как их там – там нет. Просмотрев богатую коллекцию приманок для хищных рыб, выбрал четыре воблера и положил их в самую маленькую коробку: билет у меня без багажа и надо все брать по минимуму.

И вот я в Йошкар-Оле. Пусть она и столица моей родной республики, но город был для меня почти незнаком. После школы уехал в Москву, после первого курса – служба в армии, потом дальше институт, затем аспирантура и работа, работа, работа.… Приезжал к родителям постоянно – как же без этого, но здесь никогда не задерживался: выходил из поезда и сразу в автобус до своего райцентра. В Йошкар-Оле не было ни родных, ни знакомых, ни друзей. Сейчас же я никуда не торопился, да и время было раннее, и поэтому решил немного прогуляться по городу. Тем более в последнее время несколько человек из нашего отдела ездили в Йошкар-Олу и очень ее нахваливали. Погуляв с полтора часа, я решил, что они меня не обманули: город был чудесен в лучах весеннего солнца. Да, забыл сказать, что уже на следующий день погода перескочила с зимы на лето – было 20 градусов тепла, и притом утром. Любуясь разнообразием архитектурных стилей разных городов и эпох, собранных своеобразно и органично в одном месте, я почему-то вспомнил слова Александра Вертинского о том, что у всех городов есть свой запах. Это так и есть. У Йошкар-Олы был завораживающий аромат опавшей осенней листвы под лучами сентябрьского солнца в сухую погоду – запах моего школьного детства. Это было странно для такого времени года. Конечно, это абсолютно мое личное мнение – другие, может, не согласятся. Итак, получив удовольствие от прогулки по городу и немного закусив в первом попавшемся мне кафе, я поехал в родной район.

Ехать в Малые Гари, в родную деревню, не было смысла сразу, так как, как уже говорил, жителей там нет и, соответственно, ехать некуда. Тетя Рая жила в селе Мошкино, которое находилось в трех километрах от моей деревни. Село – слишком громкое название для Мошкино, но здесь, в старину, была деревянная церковь и поэтому называлось оно так. Рядом с вокзалом взяв такси, я благополучно доехал до этого населенного пункта.

В Мошкино почти ничего не изменилось. В глаза лишь бросился небольшой магазин из силикатного кирпича, которого двадцать лет назад не было. В самой деревне насчитывалось около 25 домов. Тетя Рая жила в центре села, и теперь ее дом был как раз рядом с магазином. Время было около 2 часов дня, но почему-то Мошкино казалось вымершей, так как, пока я шел к дому далекой родственницы, не встретил ни одного человека. Даже собаки, которых насчитал по пути три штуки, лениво и безучастно осмотрели меня, но не стали лаять. Я зашел во двор дома тети Раи – сердце забилось и перехватило дыхание: вот тут на лавке мы с Мишкой, сыном тети Раи, любили сидеть и болтать о том, как станем взрослыми, и что будем делать; вот по этой приставной лесенке лазили на сеновал, когда играли в прятки; вот в углу двора валяется рама от мопеда, на которой ездили с Мишкой купаться…. Господи, зачем мы стали взрослыми?

– Христос Воскресе! – послышался женский голос, и я сразу даже не признал в нем голос тети Раи, пока она сама не появилась из темного проема дровяного сарая.

Я пристально глядел на тетю Раю, а она никак не узнавала меня.

– Воистину Воскресе, тетя Рая! Что, не узнаете? Видимо, постарел я.

– Валерка, не ты ли? Ой, не он вроде… – тетя Рая смущенно смотрела на меня.

– Да, я это, я – Валерка, сын Анны Петровны Кулагиной.

Тетя Рая быстро подошла и обняла меня – на ее глазах появились слезы.

– Вот радость какая! Валерка! Я и не чаяла тебя в этой жизни увидеть уже. Мать похоронил и пропал. Неужели ни разу за эти годы не тянуло посмотреть на свои родные места? Сколько же тебя не было? – тетя Рая стала считать. – Да, ровно двадцать лет прошло.

– Точно так, тетя Рая. Ну, и память у тебя! Да и голос такой же бодрый.

– Какой уж бодрый? Скажешь тоже! – старая женщина углом платка вытерла слезы и улыбнулась.

Мы вошли в пустой дом тети Раи. Пустой не в том смысле, что бедно – дом был полная чаша всего: все на своих местах, все аккуратно прибрано, даже стол был накрыт, как будто вот-вот нагрянут гости; а в том смысле, что этих гостей не было.

– А где все? – спросил я хозяйку.

– Как где? Все тут. Вот тебя ждала и стол накрыла. Сейчас попотчую тебя пасхальными яствами. Конечно, мне до такого мастерства, как была твоя мама, Царствие ей Небесное, далеко, но ничего – продукты-то все свои, не покупные. И пекла все в печи. Вот, могу похвастаться, видишь, отопление у нас газовое, батареи тут, а на терраске котел был, если заметил. Зимой печку и не топлю вовсе. Все Мишка и зять сделали!

– А где сейчас Миша?

Тетя Рая грустно посмотрела на меня, вздохнула и на глазах ее опять навернулись слезы:

– Миша в больнице уже третью неделю. Ты разве не знал? У него же и раньше были приступы эпилепсии, а сейчас совсем плох стал. Постоянные приступы и… перестал узнавать…, меня не признал даже…. Ты, Валерка, садись за стол.

Мне было до боли жаль пожилую женщину, и понятно было, что никакими словами невозможно здесь помочь. Я молчал и слушал тетю Раю. Ей надо было выговориться с посторонним человеком, и было видно, что на душе у нее становится чуть легче от этого. Вскипела вода в чайнике, и тетя Рая налила мне чаю. Хозяйка стала рассказывать, какие пирожки с чем, какие шанежки, какие блинчики с начинкой, а я с дороги все подряд пробовал и чувствовал вкус своего детства: вот такие же пирожки с пресным ржаным тестом делала моя мама только на Пасху один раз в год. Такие же начинки с пшенкой на молоке и с перловой крупой и гусиным фаршем. Когда я наелся так, что уже было дышать больно, тетя Рая стала спрашивать про меня. Она смотрела мне в глаза, и было видно, что старая женщина безмерна рада, что у меня все хорошо, что жизнь у меня сложилась, что у меня есть любимая работа, за которую платят к тому же хорошие деньги.

– Валерка, ты, надеюсь, у меня остановишься, – спросила тетя Рая, когда я рассказал почти все о себе, и наступила неловкая пауза.

– А куда же мне еще идти, тетя Рая? И я надеюсь, что вы пустите меня на ночлег.

– Ну, ты скажешь! Ты бы приезжал к нам в отпуск каждый год и жил бы у меня. Мои-то если и приедут, так и сидят, смотрят в окно на свою машину, как будто она их зовет ехать обратно. Я уже и не помню, когда дети или внуки приезжали с ночевкой. Наверху у нас, ты знаешь, есть холодная горница. Вчера еще там холодно было, а сегодня там очень уютно. Залезай туда и живи. Еды вот я сколь наготовила на Пасху – куда теперь ее. Грех с пасхального стола еду выбрасывать. Ты не думай ничего: все это ночью в холодильнике стояло и на террасе в шкафу – все свежее.

Ночь прошла спокойно, если не считать надоедливого сверчка, который засел где-то в полу и, время от времени, стал стрекотать под утро. Услышав, что встала и хозяйка, я решил, что хватит спать и пора на рыбалку. Выложив из своего рюкзака лишние вещи, я оделся и спустился вниз. Тетя Рая опять душевно накормила меня разными вкусностями так, что я еле выполз из-за стола. Выйдя во двор, я намотал на катушку японский плетеный шнур, привязал к концу стальной поводок и, закинув за плечи рюкзак, двинулся на рыбалку.

Было изумительное утро 1 мая. Синее прозрачное небо, которое было так низко, что, казалось, протяни руку – и можно потрогать; пахнущий смолой лес возле дороги; легкий нежный ветер; щебетанье птиц – все это проходило как будто бы через меня, и я был частицей всего этого весеннего мира. Так как еще вчера здесь тоже была, можно сказать, зима, то не было никаких докучливых насекомых, которые бы мешали радоваться всему тому, что меня окружало.

Дойдя до реки, до которой от села было километра четыре в противоположную сторону от Малых Гарей, я понял, что упустил очень важную деталь: после половодья берега Лаймы (так называлась наша река) еще не высохли, а я был в своих единственных кроссовках. Вот что значит двадцать лет жить в городе и не появляться в деревне. По асфальтовой дороге идти было хорошо в них, но рыбачить было проблемно. Пришлось искать места, где можно было хоть как-то, наступая на кочки и прошлогоднюю сухую траву, пробираться поближе к реке, чтобы делать забросы. А так как еще при этом надо было, чтобы ничто не мешало делать замах спиннингом, то понятно, что таких мест было мало. Я шел по бровке крутого обрывистого берега по сухой траве и, найдя такие окна среди ивняка, осторожно спускался и делал забросы. Хотя не было никаких атак со стороны хищных рыб, а в первую очередь щуки – я ждал именно ее, – все же сам процесс рыбалки и ожидание этой самой атаки меня увлекли так, что я прошел, наверное, километров 6-7, пока не почувствовал усталость и присел покурить. Так-то я не курю, но иногда люблю подымить хорошими сигаретами, а именно сигаретами без фильтра «Lucky strike», как Джонни Депп в «Девятых вратах». Я их специально заказывал мужу дочери и курил их исключительно только на рыбалке. Ноги с непривычки гудели. Чуть отдохнув, я снова взялся за спиннинг, но тут меня постигла неудача: с первого же раза я сильно замахнулся и закинул приманку на противоположный берег. Воблер зацепился за ветку ивы. Я начал аккуратно тянуть – эффекта никакого. Намотав на шнур палку, начал тянуть сильнее. Произошло то, что и должно было произойти: шнур оборвался, а воблер, насмехаясь надо мной, завис, качаясь, на тоненькой ветке над кромкой берега. Делать было нечего: я привязал новый поводок и прицепил другой воблер. Спустился метров на 50 ниже по течению – сделал заброс и снова зацеп. Все повторилось, как и с первой приманкой: тяну шнур с усилием, и он в какой-то момент рвется на узле. Что делать? Настроение упало: все же каждый японский воблер стоит немалых денег. Даже если отбросить цену приманок – где я здесь могу купить даже дешевую блесну? И что я буду делать без них? Надо было взять все же большую коробку со всеми приманками, включая джиги. Я простоял в задумчивости минут пять, решая, что делать: рыбачить дальше, раздеться и залезть воду за воблером (река в этом месте была шириной метров восемь) или же закончить сегодня охоту на щуку. Лезть в холодную воду было заманчиво, но я месяц назад переболел бронхитом и от этого варианта отказался сразу. В итоге я собрал спиннинг в чехол и зашагал обратно.

Идти было довольно тяжело из-за того, что пойменные луга уже давно не косили, и прошлогодняя, и предыдущих годов трава местами стояла, местами лежала плотным ковром. Чтобы сделать шаг, каждый раз приходилось высоко поднимать ногу, и я шел, словно цапля. Когда я выбрался на асфальт рядом с бетонным мостом, сил уже не было никаких. Я присел отдохнуть на отбойник моста. И тут жаба стала душить меня из-за потерянных дорогих приманок. Я с обреченной тоской смотрел на сплошной дикий лес противоположного берега. Тот берег, начиная как раз с кромки леса, который виднелся в двух километрах, относился уже к Кировской области. Если у нас здесь еще теплилась жизнь в виде того, что тут была асфальтовая дорога, по которой ездили рейсовые автобусы, был газ в деревнях (не во всех, но почти во всех), то там всего этого не было из-за обширности области и удаленности соседнего района от своей столицы. Соответственно, лес и тот берег наверняка были почти непроходимыми. Но жаба продолжала душить. Я очень хорошо запомнил место, где был первый зацеп: там лежала старая ива, сваленная бобрами. Тяжело вздохнув, я зашагал через мост за своими приманками: вместо щуки я сам попался на эти воблеры.

Все оказалось даже хуже, чем я предполагал: вдоль берега, на крутом склоне и выше этого склона, лес был словно джунгли, и идти, пробираясь через валежник, было практически невозможно. Между лесом и самой рекой узкой полосой рос мелкий ивняк вперемежку с ольхой. Там еще можно было идти, хотя тоже приходилось продираться через высохшие лианы дикого хмеля. Я полез туда, но оказалось, что под сухой прошлогодней травой везде стоит вода, оставшаяся от весеннего паводка. Оказавшись по щиколотку в воде, решил, что ноги и кроссовки все равно промокли, а вода прогрелась на солнце и не была холодной, и поэтому надо идти вперед. Все эти места мне были знакомы в детстве, но сейчас я ориентировался с большим трудом: все заросло почти до неузнаваемости. Хотя, потеряться было невозможно в любом случае, если идти вдоль берега. Наконец, я добрался до обгрызенного и сваленного бобрами дерева. Первый воблер я обнаружил почти сразу и, хотя и с большим трудом и чуть не свалившись в воду, снял с тонкой ветки. Вот со второй приманкой начались чудеса: я помнил, что кидал вот с того места, но здесь, с этой стороны, очень густо рос молодой ивняк вперемежку с черемухой и я не мог никак подойти к берегу. Когда, потратив на это минут пятнадцать, я все же пробрался к берегу, то оказалось, что воблера нигде там нет. Я пошел обратно, время от времени с трудом подходя к кромке берега и осматривая все нависшие над водой ветки – воблера нигде не было. Дойдя до того места, где я нашел первый воблер, повернул обратно и прошел, также все осматривая, метров, наверное, двести – снова пусто. Обидно было, потратив столько сил и времени, пройдя по щиколотку в воде километра три, получить полпобеды, как сказали бы дзюдоисты.

Дальше