Иван, крестьянский сын - Фирсова Елена 2 стр.


А они, Алексей и Галина, уже тогда были словно единым целым.

Это тоже могло возбудить в окружающих зависть.

На следующий день они, все так же не замечая окружающих, собрались и уехали в областной центр. С собой они не взяли почти ничего, только документы и смену белья. Ведь они ехали открывать для себя новую жизнь, зачем же тащить с собой в новую жизнь лишний груз старого.

Они без сожаления говорили всему старому “Прощай”.

При этом они были настолько уверены в себе и друг в друге, что им и в голову не приходила мысль о том, что что-нибудь у них не получится. Как у них может что-то не получиться? Ведь они так молоды, так увлечены, так готовы к борьбе! Хотя они еще и не знали толком, что такое борьба и как можно и нужно бороться, чтобы достичь цели. Но они были уверены в том, что бороться им все-таки придется, и приятно было ощущать в себе эту бойцовскую готовность, несмотря на то, что с их стороны это была не подлинная внутренняя сила, а скорее юношеская бравада.

Они смотрели только вперед, и ничего, кроме будущего, для них уже не существовало.

Но город их, конечно же, не ждал. Они синхронно провалили вступительные экзамены, он – в политех, она – в педагогический институт. Но возвращаться домой они и не подумали, и не потому вовсе, что потерпели поражение и им стыдно было показать свой позор односельчанам. Напротив, никакого позора они не испытывали, а решили просто, что получили свой первый жизненный урок, что настало как раз время пресловутой борьбы, время доказывать свою состоятельность. И они пошли дальше вперед, по-прежнему синхронно: они поступили оба в один сельхозтехникум, поселились в одном общежитии. Они продолжали быть единым целым. Иного пути для них не было и не могло быть, а если бы и был, то они им не воспользовались бы – они решили творить сами свою судьбу, и никак иначе. Они с презрением юности относились ко всему, не имевшему касательства к этой их юности, к их борьбе, к их судьбе, хотя это была игрушечная борьба и не родившаяся судьба.

За учебой и заботами время пролетело незаметно, они быстро окончили техникум и как будто приостановили свой бег, озадаченные: а что же дальше?

Но тут же поняли: домой возвращаться еще рано, не хочется. Следовательно, надо либо устраиваться на работу, либо учиться дальше. Они, нимало не сомневаясь, поступили в сельскохозяйственный институт, теперь уже без всяких проблем. К этому времени они уже повзрослели, избавились от каких-то качеств, какие-то качества приобрели, что впрочем, неудивительно. Но, если смотреть на них объективно, то они остались такими же, как были – молодыми, увлеченными и готовыми к борьбе. Пусть игрушечной, но все равно борьбе!

Никакие проблемы, треволнения и неприятности еще не превратили их розовые очки в прозрачные. Майоровы продолжали жить в своем личном мире, сложившемся вокруг их пары, а остальной мир мог идти своим путем, он их не интересовал. Им хватало самих себя и друг друга.

К тому времени у них появился сынок, Ваня, но не нарушил их гармонии, он вписался в нее, как необходимый ее элемент. Правда, они по-прежнему видели лишь себя и друг друга, и это было главным.

Они вместе окончили институт, сынуля не нарушил их планов. Ведь они знали точно, что в каждой семье должны быть дети, хотя бы один ребенок, и они готовились к появлению ребенка, как к плановому мероприятию. Они не очень-то жаждали иметь детей, тем более так рано: еще во время учебы, но смирились с этой мыслью, с этой необходимостью в их общей, единой судьбе.

Тем более что с практической точки зрения это было даже неплохо: чем раньше родишь ребенка, тем быстрее избавишься от связанных с этим проблем в виде плача, пеленок, детского питания… И тем скорее станешь молодым и свободным, а ребенку полезна самостоятельность…

Впрочем, они очень скоро привязались к ребенку – примерно через неделю после того, как им сообщили в больнице, что он родится. Они вообще не умели долго переживать, не могли сосредотачиваться на проблемах и неприятностях. Вместе они окрашивали эти проблемы и не приятности в розовый цвет и превращали их в игрушечные барьеры и препятствия, которые им необходимо преодолевать в их игрушечной борьбе.

Получив высшее образование, они вынуждены были все-таки вернуться домой, в Агеево. Теперь их статус существенно изменился. Они стали молодыми специалистами, их не видели в селе несколько лет подряд, почти забыли об их существовании, что их самих, признаться, вполне устраивало.

И их внезапный приезд в родные места, как они и ожидали, произвел фурор.

Прежде всего, их никто не узнал, так они изменились внешне и так давно их здесь не видели. В день приезда до самого вечера сельчане гадали, что за гости нагрянули к Майоровым, но без подсказки не догадались, да и после долго не могли поверить в это. Майоровы-младшие! Ожившие призраки! Вернулись на родину! И навсегда?

С того момента у Майоровых-младших наметилось некоторое различие между составными частями единого целого. Животновод Галина не очень-то рьяно выполняла свои обязанности на работе – лишь бы не было нареканий от начальства. Все ее устремления сводились к тому, чтобы побыстрее прийти домой, навести порядок, приготовить вкусный обед, порадовать мужа чем-нибудь новеньким и необычайным. Интересы Галины сосредоточились на семье, на муже в особенности.

А вот агроном Алексей на родной земле прижился и расцвел пышным цветом – он до крайности увлекся работой, хотя она и не заслонила главного, то есть семью. Он подходил к делу творчески и начал активно заниматься селекцией. Сначала у него совсем ничего не получалось, потому что климатические условия в их регионе не позволяли выращивать какие хочешь растения, да и первые результаты, когда появились, были ясны лишь специалисту, а простой человек не мог не только оценить их, но и заметить невооруженным глазом. Тем не менее Алексей проявлял заразительный энтузиазм, постоянно выбрасывал в мир массу оригинальных идей, сам их воплощал, проверял, по крайней мере, часть из них – на все у него не хватало времени.

– Милый, ты все время куда-то спешишь, – шутливо шептала ему Галина вечером, когда они укладывались спать. – Такое впечатление, что ты живешь не в Агееве, а в Москве. По-моему, только там можно так суетиться.

Он недовольно проворчал:

– Суетиться, суетиться… А что делать? Я вообще не успеваю ничего! Только начнешь чем-нибудь заниматься как следует, как вдруг появится еще идея, или нужда, или, не дай Бог, заказ от нашего председателя…

Галина тихонько смеялась:

– Знаю я! Тебе любой заказ как будто пришпоривает мысли… В кого ты у меня такой творческий?

Алексей огорчился:

– Да не творческий! Разве это творчество? Это просто наша жизнь! А творчество… Творчество – это…

Он остановился, чтобы подобрать подходящее определение, и размечтался. На лице его расползлась улыбка блаженства – видимо, он забыл про определение и думал лишь о том, какое бурное творчество развил бы он сам, если бы ему создали для этого подходящие условия.

Он мечтал об опытной лаборатории, не зависящей от капризов погоды, сурового климата и недостатков финансирования… Ему нужна была всего лишь маленькая-маленькая лаборатория, не большой институт, но даже это было недостижимо, поскольку он не знал, даже отдаленно не представлял себе, каким образом такая, в сущности, простенькая мечта может воплотиться в жизнь. А ведь это не просто такая личная, эгоистическая мечта, а на благо всем людям!

Остановившись на недостижимости такого счастья, Алексей вздохнул и перевернулся на другой бок, словно этим поворотом и сменой позы он переключался на более приятную волну. И впрямь, скоро на ум ему пришли мысли об уже достигнутых успехах, он снова заулыбался и открыл глаза. И тогда Галина вздохнула от того, что он, такой талантливый, никогда не получит заслуженного признания…

– Милый, – шепнула она ему в ухо, – я люблю тебя.

– Я тоже люблю тебя.

Но, несмотря на недостатки обычной сельской жизни и сельской работы, Алексей радовался любым успехам в своей деятельности, как ребенок, пользовался известностью, которая давала ему силы двигаться дальше, не останавливаться перед проблемами. А идеи его при этом не только не иссякали, но буквально фонтанировали.

Вскоре он прославился в пределах региона как специалист в области растениеводства, его рекомендации стали носить обязательный характер. Авторитет! Мнение! Это все подхлестывало его энтузиазм и стремление осуществить как можно больше из задуманного, претворить в жизнь лучшие проекты, самые перспективные и интересные.

Вслед за этим о молодом, подающем большие надежды работнике колхоза “Агеевский” заговорили. Он получил несколько премий, одну из них – всесоюзную, в Москве, куда он ездил вместе с женой и сыном. Это была незабываемая поездка, которую супруги, со свойственным им оптимизмом, посчитали началом великого восхождения. В мечтах Галина уже видела мужа знаменитым ученым с мировым именем, в его помощи нуждается вся вселенная…

Затем об Алексее Майорове узнала вся страна – из публикации в газете “Известия”. Правда, страна узнала и сразу забыла об Алексее Майорове. Какое ей вообще дело до какого-то Алексея Майорова, если он не на слуху, живет в глуши, даже не просто в глуши – в настоящем болоте… Словом, у него не было никаких данных, чтобы стать мировой знаменитостью.

Да он и не очень-то рвался в мировые знаменитости – его вполне устроила бы всего лишь маленькая-маленькая лаборатория, можно даже дома, и тогда он успеет, безусловно, реализовать все свои задумки, которые принесут пользу людям.

Ведь это – самое главное.

И это, по правде говоря, совсем нетрудно.

Стоит лишь захотеть.

А в семье у них продолжалась прежняя идиллия. Даже став взрослыми и набравшись опыта, Майоровы не избавились от розовых очков и жили с неиссякаемым оптимизмом, верой в себя и друг в друга и готовностью к борьбе, которая уже больше была похожа на пустую браваду. Но им было все равно – какое им было дело вообще до чьего-нибудь мнения? Они – организм самодостаточный.

Так они прожили еще какое-то время, пока не наступил чудесный август, когда в сельской местности возникает изобилие всякой вкуснятины, начинается сбор урожая и массовые походы в лес за грибами. Это делалось по годами отработанной схеме: заранее договорившись с владельцем какого-нибудь крупного транспортного средства (грузовика или трактора с прицепом), то есть не частным владельцем, конечно, а с тем, у кого была возможность таким транспортным средством воспользоваться, и пообещав ему долю в грибах, энную сумму деньгами и, разумеется, по литру водки или самогонки с каждого. С раннего утра все сборщики грибов данной команды собирались у одного из них дома, часов в пять выезжали из села, в лесу разбредались по своим заветным местечкам, полянкам, оврагам, секретами которых никто не хотел делиться и не делился. Это святое. Потом, наполнив всю взятую с собой тару, народ возвращался к машине, забирался в кузов и ехал домой – усталый и довольный, но чрезвычайно довольный. Грибов в это время и в удачный год хватало на всех желающих, и были грибы на любой вкус – и для того, чтобы варить и жарить, и для того, чтобы сушить, и для того, чтобы солить.

Иногда наступал период, “грибной ажиотаж”, что ни грузовики, ни трактора не справлялись с потоком, особенно в выходные дни, и тогда такие команды рисковали остаться без транспорта. Тогда им приходилось кланяться владельцам еще таких средств, как телеги и колхозные лошади, смешные и добрые толстоногие рабочие коняги, причем некоторые из них, подгоняемые кнутом излишне рьяных извозчиков, проявляли поразительную прыть. Что касается комфорта такого путешествия, то он почти не отличается от путешествия в кузове грузовика или трактора, только держаться в телеге было не за что, да и людей в телегу вмещалось гораздо меньше. Тем не менее, такой способ ездить в лес за грибами, за неимением лучшего, был весьма популярен в селе Агеево.

Во всяком случае, именно телегой решили воспользоваться Майоровы, когда им пришло в голову, что нехорошо отрываться от коллектива, и пора им тоже подзапастись грибами. При этом не последнюю роль сыграла воображаемая картина: вот они, ненаглядные, сидят зимой дома, вечером, после работы, за окном темно и страшно, бушует свирепая пурга, а у них на кухне тепло, горит мягкий, приглушенный свет, и они достают из погреба соленые грибочки, из специальной, самодельной кадушки, и едят их со сваренной «в мундире» картошкой, сочным луком и растительным маслом…

И поскольку картины Майоровы всегда видели одинаковые, неважно, были эти картины реальные или воображаемые, то ни их лицах синхронно появлялись одинаковые мечтательные улыбки – ведь они по-прежнему были единым целым.

Сказано – сделано.

Они сходили в гости к Лёньке Анисимову и попросили отвезти их за грибами. Он, разумеется, согласился, но потребовал аванс в виде литра самогона или водки. Майоровы были слегка озадачены этим, так как сами не употребляли ни самогон, ни водку, лишь иногда позволяли себе красное вино. Но для такого редкостного случая они, так уж и быть, запаслись водкой. Анисимов выпил этот литр прямо перед отъездом и прокатил Майоровых, что называется, с ветерком. Те были в восторге от состоявшейся поездки и решили повторить. В тот раз они, наученные горьким опытом, сразу явились с водкой. Анисимов порадовался такому пониманию и причислил их к разряду постоянных клиентов, чем они должны были гордиться.

Но эта поездка закончилась трагически. Анисимов разогнал бедную лошадь до немыслимой для нее скорости и не справился с управлением: вся колымага вместе с лошадью и пассажирами опрокинулась в овраг. От полученных травм Алексей Майоров скончался очень скоро, еще до того, как в селе спохватились, что их уж больно долго нет. Впрочем, спохватилась жена Лёньки Анисимова, а вовсе не знакомые или друзья Майоровых. Близких друзей у них на самом деле не было, и всем было безразлично, вернулись они из леса домой или нет. А вот за Леонида Анисимова было кому беспокоиться – его жена подняла большой шум, дошла и до председателя колхоза, не дала ему вставить ни единого слова и добилась-таки того, чтобы люди на машинах отправились искать благоверного, и в первую очередь это был сосед Анисимовых, участковый инспектор.

Они увидели в овраге жуткую картину. Это было уже утро следующего дня. Тело Алексея Майорова валялось в грязи, наполовину погруженное в вязкое, болотистое дно оврага. Галина Майорова и Анисимов были придавлены краями телеги к земле и не могли самостоятельно выбраться. При этом они, казалось, находились в одинаковом бессознательном состоянии. Но, как выяснилось позже, по разным причинам. Галина получила тяжелые повреждения и была почти мертва, врачи в больнице очень удивились, как это она осталась жива при таких обстоятельствах.

Что касается Лёньки Анисимова, то он был всего лишь мертвецки пьян, отделался несколькими синяками и ссадинами, через несколько часов проснулся и ничего из происшедшего вспомнить не мог. Впрочем, это было подозрительно, но лишь поначалу – ведь его тоже извлекли из-под телеги, а после такого количества выпитого спиртного немудрено забыть все на свете. Очень скоро подозрения на его счет окончательно развеялись, так как он искренне недоумевал, как такое могло случиться, и с радостной улыбкой сообщал односельчанам, до какой степени ему повезло, что он был пьян до беспамятства, ведь всем известно – какая-то магическая сила хранит пьяниц в любых передрягах. С этим-то утверждением все были абсолютно согласны – если бы он был трезв, то непременно погиб бы, как Майоровы.

Впрочем, Галина Майорова не погибла. Ей сделали несколько операций, как в районной, так и в областной больнице. И везде она вызывала у медиков удивление своей живучестью: по их мнению, полученные травмы должны были убить женщину на месте, а она все еще жива, кочует из больницы в больницу, от хирурга к хирургу, и упорно не умирает. Галиной всегда занимались по остаточному принципу, полагая, что ей все равно уже ничто не поможет. И несмотря на это, тело Галины Майоровой было практически восстановлено, но без особых надежд на будущее. Ей требовался специальный уход, специальные процедуры, масса лекарственных препаратов. А нее не было на свете никого, кроме сына, который в том году отправился в первый класс Агеевской средней школы.

Назад Дальше