– Вот именно. А я сбежал, ничего ей не сказав, – Антон с досадой сжал голову.
Даша с сочувствием кивнула:
– Есть другие способы достучаться до умерших. Я чаще всего советую такое упражнение: перед самым засыпанием, когда вы уже в постели, составьте в несколько коротких предложений, то важное, что вы хотите ей сказать и начинайте повторять это про себя без остановки так, чтобы вы заснули с этими мыслями. Как только вы уснете, по ту сторону она уже наверняка будет вас ожидать и тогда вы сразу и передадите ей то важное, что хотели бы сказать. Только память о вашей встрече вы наверняка не донесете в этот мир и после пробуждения ничего об этом не будете помнить. Но для себя же знайте, что ваша любимая получила ваше послание. Для верности делайте это хоть каждую ночь столько времени, сколько посчитаете нужным. Когда этот вопрос разрешится между вами, хоть вы и не будете ничего помнить здесь, но почувствуете огромное облегчение при мыслях о ней и о ее смерти, а также перестанете испытывать чувство вины и внутренне будете спокойны при мыслях о том, что недосказали умершей.
Антон досадно поморщился. Чем больше они говорили об умершей Вере, тем больше он скучал и хотел не просто увидеться с плотной субстанцией, которую сейчас представляла из себя Верина душа, но быть с ней полноценно, с живой и здоровой.
Наблюдая за мучениями молодого человека, Даша сжалилась.
– Она будет на похоронах.
– Что?
– Они всегда приходят в церковь на отпевание и на похороны. Там их тело и там все их близкие. Души практически никогда не пропускают этих событий.
– Даша, – с надеждой обратился к ней Антон, – Похороны Веры должны состояться завтра. Я сейчас доеду до морга и уточню точное время. Не могла бы ты пойти со мной? Если вдруг я не увижу ее, то может быть ты могла бы передать ей послание от меня.
– Антон, не стоит смешивать в одну кучу привязанность к умершей и важность вашего послания. Я не думаю, что она держит на вас зло.
– Но вчера она не показалась мне доброй. И вообще, может быть она пришла просить о помощи, а не для того, чтобы наставить меня на путь истинный. Обстоятельства ее смерти довольно странны. Я просто боюсь, что она не донесла до меня нечто важное. Я очень тебя прошу. Отблагодарю, как пожелаешь.
– Не стоит. Мне не сложно это сделать. Не уверена, что смогу установить с ней контакт, но дам понять, что она может поделиться со мной информацией. Если она не посчитает нужным это сделать, то я пойму, что все в порядке.
*12
Жизнь и смерть так непредсказуемы, так близки друг к другу.
Мы существуем, не зная, кто следующий покинет этот мир.
Н.А.
– Ты в порядке? – услышала Вера смутно знакомый голос, – Давай уже просыпайся. Спать надо было раньше, когда от тебя это требовалось.
– Ты? – удивилась Вера, открыв, наконец, глаза.
Попыталась пошевелиться, но руки были крепко прикованы чем-то к ее ложу. Одежда на ней была вчерашняя, купленная Пахомом. Так что можно было порадоваться хотя бы тому, что сегодняшней ночью впервые за этот долгий уикенд ее никто не переодевал. Вера огляделась: комната была по-домашнему уютной и дорого обставленной, и только больничная кровать, лампа дневного света над ней и капельница, стоящая около, создавали видимость больничной палаты премиум класса.
Рядом в большом мягком кресле, закинув ногу на ногу, сидел человек, олицетворяющий сейчас для Веры самого дьявола во плоти – Герман Фишер собственной персоной. Не смотря на все свое гнилое содержание, о котором Вере недавно стало известно, этот мужчина был божественно красив. Очевидно, даже годы шли ему только на пользу. Внешне он вообще походил на человека из другой эпохи, эпохи лордов или зажиточных землевладельцев. Густые черные волосы без намека на седину, аккуратно постриженные усики и короткая щетина, большие светлые, всегда горящие то ли азартным то ли недобрым светом глаза на загорелом чуть обветренном лице. Пока еще не глубокие, самые первые морщины ничуть не портили его, а как будто напротив делали акценты на достоинствах его внешности, выгодно подчеркивая красоту его черт. Он, несомненно, господин – это читалось в каждом жесте. Еще на интервью Вера отметила его величественные манеры, повелевающие интонации, не терпящий возражений взгляд.
– Где я? – прошипела Вера.
– У меня в гостях, дорогая, расслабься, – спокойным тоном проговорил он, указывая на ее сжатые кулаки.
– Это обязательно? – Вера нервно дернула руками, которые были окольцованы пластиковыми ремешками, закрепленными на ее больничной койке.
– Вовсе нет. Дополнительная мера предосторожности.
– Дополнительная? – усмехнулась она, – Другими словами мне и так не выйти из этого дома живой, но перестраховка не помешает.
– Знаю, что Пахом успел тебе все рассказать. Представляю, твое состояние сейчас. Но твоя осведомленность не входила в мои планы, поверь.
– Залатанный гаденыш сдал меня. Сдал тебе как кусок паршивого мяса.
– Не совсем так. Не ропщи на Пахома. Он еще какое-то время колебался. Хотя уверен, он бы и сам принял верное решение. Первый шаг к нему он уже сделал, усыпив тебя у себя дома. А я еще при разговоре в морге прочитал в его глазах обман. Я сразу понял, что он приведет меня к тебе, но даже не ожидал, что так быстро. Мне следовало раньше посвятить его в подробности о важности именно твоего тела, тогда бы не возникло лишней суеты. Может, мне он и не предан как пес, но Эллу Пахом боготворил всегда. А ты дел, конечно, натворить успела: сначала каким-то чудом очнулась раньше времени, вопреки всем биохимическим законам, а вчера учудила этот номер со своим Антоном. Что теперь прикажешь мне с ним делать?
– Не смей трогать Антона, – Вера поднялась, насколько ей позволили удерживающие ее браслеты, – Мразина бесчеловечная!
– Да успокойся, ляг. Он и не дает повода, как ни странно. Вчерашний спектакль пришелся не ко двору, твой хахаль уже нашел тебе замену.
– Врешь, тварь!
– Попрошу не выражаться, в этом доме, – предупредил Герман.
– Засунь себе в задницу свои аристократические замашки.
Герман поднялся и, застегивая пуговицу на пиджаке, засобирался уходить.
– Плохое поведение. Подумай над ним. Пока в таком же положении. И запомни: люди, которые работают в этом доме, которые будут приносить тебе еду, обслуживать тебя, пока ты не заработаешь право на свободное перемещение, преданы мне на сто процентов. И ты совершенно верно подметила: они сделают все, чтобы ты и шагу не сделала из этого дома. Так что не трать сил понапрасну, – заметив, что Вера задумалась, Герман счел нужным пояснить, – Пахом не относился к их числу, он хоть и обязан мне, но в преданности не клялся и волен поступать, как считает нужным. И то, свою ошибку он уже осознал и признал.
– Что с ним?
– С ним все в порядке. Я же говорю – вовремя одумался. Поехал готовиться к твоим похоронам. Скоро и я к нему присоединюсь, чтобы все проконтролировать.
– А меня не возьмете? – участливо поинтересовалась Вера.
– Нет, обойдемся без тебя, не переживай, – раздался саркастический смех, – Все необходимые «мерки» я с тебя уже снял.
*13
Я знаю многих людей, которые боятся смерти.
Они говорят: «Умирать страшно. Умирать сложно.»
Я с ними не согласен – умирать легко. Гораздо труднее жить.
Джеймс Хэтфилд
Пахом только что выпроводил толпу судмедэкспертов, и на пороге тут же появился воодушевленный Фишер.
– Ну что? У нас все готово? – обратился он к помощнику.
– Почти, – буркнул тот и проследовал в операционную.
Фишер прошел за ним, окинул взглядом помещение и задержал взгляд на теле, лежащем на каталке:
– За пару часов управимся. Комар носу не подточит. Только на руки наденем перчатки, а то с ними будет много мороки. Надеюсь, никто не будет возмущаться по этому поводу.
Пахом молчал.
– Парень, ты чего приуныл? Это мне впору за голову хвататься. Теперь эта чокнутая в моем доме обитает.
– Это же ненадолго? – заметил Пахом.
– Не знаю, состояние Эллы ухудшилось. Она очень подавлена тем, что операция сорвалась, – он многозначительно посмотрел на Пахома, – Поэтому теперь придется ждать, когда она стабилизируется. Ладно, ты прав, мне надо было сразу рассказать тебе о предназначении Веры. И это внезапное воскрешение повергло тебя в шок, понимаю. Ну, ничего, все исправим. Похороним завтра Веру Званцеву раз и навсегда. И выбора у нее не останется другого, кроме как стать Эллой Фишер. Подходит она идеально. Чем дольше смотрю на нее, тем больше в этом убеждаюсь. А с ее поганым языком мы скоро разберемся.
Фишер уже надел маску и натягивал на свои большие ладони тонкие медицинские перчатки, когда в двери морга постучали.
– Кого-то ждем? – раздраженно спросил он.
Пахом пожал плечами и пошел открывать.
– Давай недолго, мне понадобится твоя помощь.
Пахом толкнул тяжелую дверь и замер с вопросительным выражением лица. Перед ним стоял Антон, растерянный и взволнованный.
– Чего тебе?
Лицо Антона озарилось надеждой:
– Вы же были в ту ночь, когда ее привезли. Вы дежурили, я вас помню. Девушку из больницы, после аварии. С пятницы на субботу.
Пахом напрягся. Неужели парень сообразил, что Вера жива. Сейчас начнется…
– Скажите, когда ее хоронят? Завтра? Во сколько?
– Вы же сказали ментам, что не знакомы с покойной.
Антон виновато пожал плечами.
– Завтра в одиннадцать ее забирают. В Елоховскую, – коротко ответил Пахом, закрыл дверь на замок и вернулся в операционную.
– Кто там? – спросил Фишер.
– Судмеды что-то забыли, – равнодушно откликнулся Пахом, – Как обычно.
*14
– Почему ты только на похороны ходишь, а
на свадьбы никогда?
– На похоронах хотя бы не спрашивают: «А ты когда?»
Н.А.
Переминаясь с ноги на ногу, Антон с досадой оглядывался по сторонам, пристально провожая взглядом каждую ритуальную машину, подъезжающую к церкви.
– Надо было ехать в морг к одиннадцати, вдруг ее забрали раньше и уже отпели.
– Всего лишь половина двенадцатого, – успокоила его Даша, – Вам просто нужно было потеплее одеться и набраться терпения. Ее еще не было. Пока только одни старики.
Антон заметил, что иногда Даша смотрит туда, где вроде бы ничего и нет. Но он-то догадывался, что именно она там видит. Порой девушка кивала в пустоту, и тогда его передергивало, но уже не от холода.
Наконец, приехала ритуалка в сопровождении автомобиля, принадлежащего каналу, на котором работала Вера.
Из машины вышло несколько человек, некоторые из которых были знакомы Антону со времен съемок. За ними вышел оператор с камерой.
– Не могу поверить, они собираются снимать ее похороны!
– В церкви им вряд ли разрешат снимать, – заметила Даша, – А вот на кладбище могут.
– Она здесь? – с трепетом в голосе Антон задал главный вопрос.
– Пока не вижу.
Спустя час после отпевания гроб перевезли на кладбище. Несколько крепких парней вызвались нести деревянный ящик, это были сотрудники канала. Антон присоединился к ним. Народу на кладбище было немного: несколько коллег, директор канала, который, по-видимому, и распорядился организовать съемку, пара друзей и старшая сестра, которая прилетела из Питера. Вера рассказывала, что родителей они с сестрой потеряли в детстве, и воспитывала их бабушка, которой тоже давно уже нет. Хорошо, когда людям не приходится хоронить своих детей или внуков, подумал Антон. Даже сие грустное мероприятие было почти лишено трагизма из-за отсутствия большого количества сильно скорбящих людей. Может быть, их было бы и больше, но из родственников в Москву смогла прилететь только сестра. Антон подумал, что нужно бы сказать ей слова соболезнования, когда все закончится, но сейчас его больше волновал другой вопрос – где Вера? Он вопросительно поглядывал на Дашу. Та была растеряна.
– Ее тут нет, – шепнула она ему, – Тут никого нет. Это очень странно. Я никогда не сталкивалась с таким.
– Где же она?
– Понятия не имею. Они никогда не пропускают этого события.
Про себя Антон вдруг усмехнулся. Едва сдержавшись, чтобы этого не было заметно окружающим. Что за цирк он устроил? Где он ищет Веру, если он только что видел ее в гробу собственными глазами. За два дня она, конечно, сильно изменилась: вскрытие, специальная обработка и толстый слой грима сделали свое дело. Но это была она. А он просто словил белку, и единственный урок, который он должен вынести из всей этой истории – это меньше пить. Надо же еще было наткнуться на эту шарлатанку в церковной лавке, которая заморочила ему голову окончательно.
– Она была в перчатках, – тихо проговорила Даша тем временем.
– Что? – раздраженно переспросил Антон.
– Покойная… Они зачем-то надели ей перчатки в морге. Что-то не так было с ее руками?
– С руками было все в порядке, – Антон не мог скрыть нотки разочарования в голосе.
– Они никогда не надевают перчатки просто так, – уверенно сказала Даша.
В этот момент к собранию скорбящих и не очень приблизился высокий мужчина в длинном черном пальто.
Это еще кто, мимолетом подумал Антон. Лицо знакомое, похоже, какая-то медийная личность, или очередной зевака с канала, которого ему доводилось видеть в студии. И действительно, некоторые из Вериных коллег рассыпались перед ним в благоговейных приветствиях.
Но ему в данный момент почему-то не давало покоя последнее замечание Даши про перчатки. Сам не осознавая, что он делает, Антон вдруг бесцеремонно растолкал народ, который стоял ближе к гробу, нависшим над черной ямой и уже готовым к погружению.
– Где он открывается? – Антон засуетился вокруг гроба, – Где отпирается этот чертов ящик? – Он продолжал беспорядочно шарить руками по гладкой лакированной поверхности, – Почему она была в перчатках? Кто-нибудь объяснит мне? Я хочу видеть ее руки.
Народ в недоумении переглянулся, а высокий господин в два шага преодолел расстояние до Антона и схватил его за плечо широкой ладонью.
– Юноша, успокойтесь, имейте уважение к усопшей.
Тут к нему присоединились еще две пары рук и оттащили молодого человека от гроба. Антон тяжело дышал, сам не понимая, что с ним происходит. Освободившись от удерживающих его, он плюхнулся на снег и уткнулся лбом в сжатые кулаки. Собравшиеся находились в некотором оцепенении, но смотрели с сочувствием на безутешного молодого человека.
– Опускайте, – донесся до него повелевающий голос мужчины, который только что воспрепятствовал его безумному порыву.
Даша помогла Антону подняться и, продолжая придерживать за локоть, поглаживала его руку и приговаривала:
– Мне очень жаль.
Первая горсть промерзшей земли глухо стукнулась о крышку гроба. Через пару минут вместо зияющей дыры на ее месте уже красовался симпатичный холмик.
*15
Любовь сильнее смерти и страха смерти.
Только ею, только любовью держится и движется жизнь.
И.С. Тургенев
– Проходи, дорогая, – Фишер поднялся из кресла и, изображая радушного хозяина, подвинул гостье стул, – Присаживайся.
Разминая затекшие запястья, Вера послушно присела.
– Римма, ты пока можешь идти, – обратился он к полноватой женщине средних лет в светлом медицинском халате, которая привела Веру.
С трудом подняв веки, Вера устало посмотрела, на усевшегося обратно за свой рабочий стол, Германа. Тот, сложив руки перед собой, смотрел на нее с довольным видом.
– Чего уставился? Обкололи меня всю, как бешеную собаку, а теперь радуетесь? Усыпите и дело с концом. Или так интересно наблюдать, как человек превращается в растение? – Вера с трудом удерживала свое тело в сидячем положении. С утра милая пышечка Римма вколола ей уже три шприца.