Тагир блестящими глазами смотрел на неё.
– Умерли сотни миллионов людей, прежде чем его отключили. Никто об этом не знает, потому что никому нет дела до Африки. Журналистов, которые что-то пытались выяснить, затыкали.
– Но почему? – она не могла спросить ничего более содержательного, ей передалось состояние мужа.
– Во время расследования была расшифрована часть алгоритмов, стоящих за таким решением ИИ. Сверхразум и не собирался обходить запрет на причинение вреда человеку. Как ни странно, он не сделал этого не потому, что не мог, а потому, что он был слишком человечен. Машина согласилась с человеком в том, что убивать людей плохо. ПЦР просто решил позволить умереть тем, кто не в состоянии обеспечить сам себя минимумом, необходимым для выживания. Почти век люди из более богатых стран пытались помочь африканцам, просто доставляя им еду, питьевую воду и лекарства, население Африки росло и в итоге ресурсы, затрачиваемые миром на прокорм континента, стали проходить в базах данных как «значительные». При этом производительность самих африканских стран совсем не росла…
– Они прикормили их, а потом…
Света замолчала.
– Именно. Машина разрешала следующие коллизии: нарушать закон «не навреди человеку» нельзя. Затем она посчитала количество имеющихся у человечества ресурсов, соотнесла с потреблением, не могущих обеспечить себя жизненно необходимым, стран, просчитала возможные пути выхода из тупика, и не нашла ни одного, где голод, нищета и недостаток ключевого сырья, не затронули бы всей планеты целиком. ПЦР нашёл выходы, но для их реализации требовалось слишком много времени. Чтобы выиграть время, необходимо было снизить расходы ресурсов. В случае со сверхбедными странами это означает сокращение количества ртов. Исходя из принципа не вредить человеку, чтобы сохранить человечество, ПЦР разделил людей на способных прокормить себя и неспособных.
По щеке Светы сбежала слеза.
– ПЦР не мог убить людей оружием из-за своей человечности. Это было выяснено при анализе его алгоритмов после отключения. Настоящее революционное открытие для учёных: он мог обойти и этот запрет, но не стал. Поэтому люди так испугались. Это нечто совершенно иное, неизвестное. Но у этой ограниченной человечности была своя обратная сторона. Убивать людей – ужасно, но можно просто дать им умереть, чтобы не умерли другие, которые в силу своего интеллекта могут предотвратить смерти в будущем. Позволить умереть бесполезным. В древности кочевники просто убивали своих стариков и немощных, потому что люди знают, что лучше быстрая смерть, чем медленное затухание от болезни или голода. Человек видит в другом себе подобного, а ИИ, каким бы развитым он ни был – просто машина.
Света плакала.
– Он не просто выключил всю технику и прекратил подвозы, он уничтожил и технику, и инфраструктуру, включая дороги и заводы по опреснению воды, потому что знал, что, когда всё вскроется, его отключат и те, кого он обрёк на голодную смерть, будут спасены. Он предусмотрел своё отключение. Потребовались недели на восстановление инфраструктуры, в течение которых многие умрут. Так и случилось. Теперь ты знаешь, куда мы едем.
Он легонько встряхнул её за плечи.
– Не плачь, – сказал он – что случилось, то случилось. Мы едем туда ради предотвращения подобного в будущем.
– Ведь несколько лет прошло, – шёпотом произнесла она – всё это время ничего не рассказывали.
– И не предпринимали. Эти годы ушли на бюрократические согласования. Знаешь, что самое ужасное? Эта машина была права. Среди переданных мне документов есть расчёты специалистов ООН, в них – графики, показывающие сценарий, при котором Синергического инцидента не было…
Они замолчали, потому что к ним подошла подруга Светы.
– Чего вы тут прячетесь? – спросила она – Гости ждут, потом пообнимаетесь.
Она хотела сказать что-то ещё: видимо, что ей пора и дома ждёт ребёнок, но увидела красные глаза Светы и промолчала.
– Мы сейчас подойдём, – сказала Света, быстро отворачиваясь и вытирая глаза.
Обыкновенно большая сплетница, эта женщина проявила себя хорошей подругой: пошла в гостиную и почти приказным тоном оповестила всех о том, что хозяевам нужно немного времени.
– Пойдём, переоденем тебя, – сказала Света.
Тагир ждал, что жена будет отговаривать его, поняв, какую ответственность ему предстоит взять, но Света, не колеблясь, решила разделить с ним его бремя.
Прошло около получаса, гости уже давно рассыпались в поздравлениях, каждый, кто не стеснялся говорить речи, поднял тост за Тагира. Наиболее полно выразился его, теперь уже бывший, начальник.
– Дорогие мои, – начал он, обращаясь к собравшимся – я очень рад, что мне довелось иметь в подчинении такого замечательного и талантливого человека, как наш Тагир Алиевич. Трудолюбие и честность этого человека завели его на такой Олимп, что я, честно скажу, испугался бы такой высоты. Только вдумайтесь: на него возложили ответственность за благополучие не только текущего поколения людей целого континента и огромного, засушливого полуострова, но и за потомков тех, кто сейчас населяет эти пространства. Знакомство с ним делает честь всем нам, так как он – тот, кто объединит и будет координировать усилия всего развитого мира, всех могущественных стран, которые только и делают, что грызутся друг с другом, желая доказать, что они первые. Строительство мультиконтинентального мега-водопровода – это, не побоюсь сказать, самый важный, объединяющий всё человечество, проект со времён образования ООН. Кто-то вспомнит МКС или коллайдеры, но я, как работник отрасли жизненно важной инфраструктуры, считаю, что именно такие проекты, как «Роса» по-настоящему объединяют нас, потому что делают жизни миллиардов людей лучше прямо сейчас – сразу после их запуска, а не через пятьдесят лет, когда учёные, ускоряя микрочастицы, что-то там поймут. Так что давайте встанем, – все встали – и стоя поблагодарим и пожелаем здоровья Тагиру Алиевичу, чтобы он достойно и мужественно исполнил свой долг.
Гости покричали «за здоровье» и выпили. Кто-то крикнул «ура», некоторые добавляли что-то ещё.
Тагир, чувствуя усталость, словно мраморная плита навалилась на него, натужно улыбался, принимая поздравления.
«Они же ничего не понимают, – думал он – несколько лет заняло у ООНовских бюрократов принятие столь очевидного решения. Пока страны мерились шпагами и возможностями производственных мощностей, гибли люди».
Света незаметно взяла его за локоть.
Празднование шло полным ходом, некоторые гости, позабыв причину собрания, рассказывали фривольные анекдоты. Когда вспоминали про миссию Тагира, кричали ему здравницы – всё превратилось в обыкновенный праздник, где люди чествуют не столько виновника торжества, сколько саму жизнь. Бабушка Вани тяжёлым облаком проплыла через большую комнату и зашла в кабинет, про неё больше никто не думал. Люди хотели праздновать. Только Свете и Тагиру было не по себе от её присутствия. Особенно тяжело было на душе у Светы, потому что она давно поняла: её мать хочет воспользоваться Ваней для реализации своих планов.
Уже под вечер раздался звонок в дверь. Ваня стоял, без особого воодушевления смотря в камеру – он знал, что это мероприятие посвящено назначению его отца на какую-то там стройку века, и не испытывал ничего по этому поводу, кроме скуки. Он уже год вёл самостоятельную жизнь, покинув дом родителей, и всячески старался убедить себя, что больше не заинтересован в их делах.
– Входи, сын, – сказала Света – тут бабушка тебя ждёт.
При упоминании бабушки Ваня вскинул голову. Он ещё больше напрягался в её присутствии, чем наедине с родителями. Бабушка одним своим присутствием давила на всех, особенно на него, задевая его свободолюбивый характер, хотя всегда была очень вежлива и обходительна с ним. Даже слишком обходительна.
Он прошёл в комнату, где были гости. Некоторые взгляды обратились на него, но быстро отлипли. К отцу он подошёл поздороваться, но не поздравил его с назначением. Ваня был приблизительно в курсе того, что такое проект «Роса» – им объясняли это в колледже, да и по всем каналам крутилась эта новость, но ему, откровенно говоря, было не до того: новая жизнь, новые знакомства и развлечения перекрывали важность этого события для него. Парню принципиально хотелось жить своей жизнью. Не оттягивая надолго этот момент, он прошёл через зал с гостями в комнату, где находилась его бабушка.
– Привет, – сказал он женщине со строгим пучком седых волос, с кое-где проглядывающими тёмными прядями.
Она, стоя, смотрела в окно. Причём у Вани возникло ощущение, что она уже давно так стоит и смотрит.
– Присядь, Иван, – холодным голосом сказала Любовь Алексеевна.
– Спасибо, я постою.
Ване стало неловко от своего ответа. Он не ожидал, что ответит так – слова сами вылетели через ограду его зубов.
Любовь повернулась к нему, посмотрев строгими синими глазами.
– Нам нужно кое-что обсудить с тобой.
– Ладно, – ответил Ваня, при этом его ладони вспотели.
– Мне известно, что ты съехал от родителей и живёшь теперь в не очень хороших условиях. Я хочу, чтобы ты сказал мне, почему ты так поступил.
– Ну, потому что мне не хотелось больше жить с ними, я хотел самостоятельности. Мне шестнадцать лет, я должен жить сам.
– Это единственная причина?
Ваня задумался.
– Не единственная, но основная.
– Пойти в неизвестность, не доучиться в школе, вместо того, чтобы идти по проторённому пути и воспользоваться протекцией отца. Тебя бы устроили на государственную службу. Где ты взял мужество для этого поступка?
Ваня открыл рот и не нашёл что ответить, кроме:
– Да в желании жить отдельно и взял. К тому же… Я не улетел на другую планету – мы ведь в одном городе.
– Не на другую планету, понятно, но это тоже требует мужества. Но ладно, хватит об этом.
– Это какой-то тест? – спросил Ваня.
– Да какой тест, милый. Я рада, что ты такой сильный.
– Мне кажется, тут много силы не нужно: я просто переехал в общежитие своего колледжа и всё.
– Такой поступок в твоём возрасте без поддержки родителей тоже требует мужества. Мне кажется, что ты переехал не только из-за потребности вести самостоятельную жизнь, но и из-за неамбициозности своих родителей.
Она, склонив голову, со странным взглядом, который выражал глубокое, но ложное понимание его чувств, смотрела на него. Ване показалось, что бабушка пытается к чему-то подвести его.
– На каком бы обрыве ты не балансировал я всегда буду на твоей стороне и протяну тебе руку, – сказала Любовь Алексеевна – ты мой внук, и я хочу, чтобы у тебя всё было хорошо.
Ваня потупил взгляд.
– Ну ладно.
– Что ты думаешь о назначении отца, ты гордишься им?
– Мне, честно, всё равно.
– Неудивительно.
Ваня, на самом деле, толком не знал, в чём именно участвует его отец.
Любовь продолжала пристально смотреть на него – Ваня внутренне поёжился.
– Ну, я пойду?
Он никогда ни у кого не спрашивал разрешения, чтобы выйти, если чувствовал себя некомфортно, но перед бабкой он ощущал себя прикованным и словно чем-то обязанным ей, хотя это не было так.
– Подожди, я хочу ещё кое-что обсудить с тобой.
Молчание после этой фразы тянулось мучительно и долго.
«О чём она хочет говорить и почему молчит так долго?», – думал он.
Любовь подошла и взяла его голову в свои сухие руки с длинными, кто-то бы сказал: изящными, пальцами.
– Ты очень дорог мне. За всю мою жизнь у меня не было человека ближе, я бы жизнь за тебя отдала, если бы потребовалось.
Ваню выкрутило от такого неожиданного поворота. В этом было нечто, напоминающее какое-то извращение природы. И ему было странно это слышать от женщины, которую он видел несколько раз в жизни.
– Мм, здорово, – ответил он.
– Твои родители – хорошие люди, но они не пошли выше своих мещанских интересов. Назначение твоего отца – вынужденная мера, на которую пошло правительство. Им нужен был ответственный и весьма послушный человек. Там свои политические игры, всё тебе пока знать рано. Суть в том, что он пока будет работать на великой стройке, но ключевые решения принимает не он.
– Ага, ладно.
– Ты ещё многого не понимаешь. Эта игра может показаться тебе незначительной, но она будет иметь последствия для всего человечества. Для будущего человечества. Но детали самой игры никогда не выйдут за пределы круга игроков.
Ваню начали бесить эти загадки и жонглирование словами, ему хотелось уйти.
– Ладно, я понял.
– Не говори, что ты что-то понял, если ты ничего не понял, – строго сказала Любовь – с тебя кто-то может за это спросить в будущем. Не бери ответственности, которой не можешь унести.
– Ага.
– Я бы очень хотела, чтобы ты вырос сильным и амбициозным человеком, я могу устроить тебе такое будущее, какого не было ни у одного из живущих. Славу равную славе Гагарина, нечто абсолютно уникальное, не имеющее аналогов в истории.
Он привык слышать подобные слова от своих ровесников в гипертрофированной форме для забавной иронии, но из уст его холодной и твёрдой как стальной стержень бабки это прозвучало угрожающе-серьёзно. Он даже отступил на шаг.
– Я бы, пожалуй, воздержался от такого предложения, в чём бы оно ни заключалось, – снова неожиданно для себя сказал он.
Любовь одновременно улыбнулась и раздражённо сжала губы. Это было жутковато и напрягло Ваню ещё больше.
– Мне нравится твой внутренний стержень, думаю, ты достоин большого будущего. С тобой, конечно, нужно ещё много работать, но оно того стоит. Человек с большим потенциалом и твёрдым характером имеет право стать фундаментом новой цивилизации.
Сказав это, она подмигнула, словно считая, что между ними установлена заговорщицкая связь. По её мнению, Ване должно было быть приятно услышанное, но это вызвало в нём ещё большее раздражение. На этот раз не спросившись, он повернулся и вышел.
Вряд ли её волновало мнение внука – она сама была себе мерилом добра и зла. За всю свою жизнь она не сделала ничего, что было бы приятно тем, кому она оказывала помощь.
Ваня вышел из комнаты и зашагал широким шагом через весь дом. Пройдя гостиную, он очутился на кухне. Там были Света с Тагиром. Света, обняв мужа, что-то шептала ему, оба были заметно утомлены.
– Я пойду, – сказал Ваня.
– Ты не останешься?! – удивлённо спросила Света.
– Нет.
– Тебе бабушка что-то наговорила?
– Да какая разница. Я сказал, что пойду.
– Повежливее с матерью.
– Как вы достали все! – сказал Ваня себе под нос, но оба родителя услышали.
– У твоего отца сейчас сложное время, ему нужна наша поддержка.
– У меня тоже не простое. Ваша жизнь – это ваша жизнь.
– Мы к тебе и не лезем, но ты можешь проявить хотя бы элементарное уважение.
– Ну я же пришёл.
Света с Тагиром переглянулись.
– Ты нам одолжений не делай, сын, – сказал Тагир.
– Да какие одолжения, что вы несёте все!
Он был взбешён мутной болтовнёй бабки и какой-то чересчур мягкой и сентиментальной потребностью родителей во внимании. Лучше бы они на него наорали, это было бы ему понятней.
– Бабушка тебе что-то наговорила? – повторила Света.
– Да чушь какую-то, не берите в голову. Я пойду.
– Может, хоть на ночь останешься? Мы скоро уедем, долго не сможем встретиться, давай больше времени проведём вместе сегодня.
Родители чувствовали, что слова бесполезны, но обоим хотелось близости с сыном.
– Да уезжайте вы, куда хотите. По интернету созвонимся.
– Не говори так с матерью. Побольше уважения, – сказал Тагир.
– Мне с вами не по пути сейчас.
– Ты хоть поздравил отца? – спросила Света.
– С чем?
– Ты даже не знаешь, куда его отправляют.
– Знаю – какой-то водопровод строить, скучнее этого в жизни быть ничего не может.
– Так ты ничего даже не знаешь? – Света вскинула брови.
– Мне как-то всё равно
Он развернулся и вышел из кухни, не притронувшись к еде.
Когда дверь за ним с грохотом закрылась, и он прошагал через их участок, оказавшись на улице, он остро ощутил свою неправоту. На самом деле, он любил своих родителей, и понимал, что ведёт себя глупо. Но почему они такие мягкотелые, чего они от него хотят всё время? Гордость не позволила ему вернуться, попросить прощения за резкость и обнять их.
Им хотелось лишь эмоциональной близости, обычной беседы с сыном. Многие годы спустя он будет со злостью на себя вспоминать эти моменты, и грызть себя изнутри за невнимание. Ведь они не требовали многого: простого звонка, хотя бы пару раз в неделю, или простого, человеческого поздравления, когда его отца повысили. Но он считал их дико скучными и архаичными, даже рудиментарными, ему казалось, что все эти сантименты – пережиток прошлого, а он олицетворяет собой некий образец нового человека, не склонного к лишней растрате энергии. Как глупо это было, он поймёт в будущем, но будущее на то и будущее, что нас там нет – мы там только будем, а реально существуем мы только в текущем моменте и чувствуем только то, что чувствуем в сию секунду, и живём тем, что нас беспокоит сейчас. И мы не можем из будущего рассказать себе сеймоментным об ошибках, которые в данный момент совершаем.