– Генерал занят, – механически проговорила секретарша.
Собственный ничтожный промах перед ничтожной бабой разозлил Бориса еще больше. Все было яснее некуда. Соколов сейчас там, за закрытыми дверями. Маринует его нарочно. В отместку за то, что Борис вчера не отвечал на его звонки. И до сих пор в ярости, что Борис не сделал, как ему «советовал» генерал.
Петр прав, размышлял Борис: результат более или менее тот же, как если бы генеральская конфетка попала Вострову в рот. Востров был повержен. Как бизнесмен – кончен.
Генерала Соколова взбесила самостоятельность Бориса.
Или он просто хотел видеть Вострова мертвым? Во что бы то ни стало – мертвым?
Нет, с чего? Бред.
Борис встал.
– Уходите? – тотчас высунулась секретарша.
Борис оправил пиджак.
– А где здесь у вас туалет?
Или сесть? Или дождаться? Починить, как говорится, отношения?
Ведь ему все-таки нужна эта встреча.
Ведь генерал сам ее предложил.
Секретарша принялась объяснять:
– Выйдете, поверните направо. Потом до угла. Потом…
«Заранее все продумал, сука, – размышлял Борис: – Мстит».
Люди любят круглые цифры: полчаса, час, полтора. Это Борис уже просидел. Он еще раз сверился с телефоном. Два часа? – тогда генерал нарисуется с минуты на минуту. Надо дождаться, – уговаривал он себя. Он ведь пришел сюда сейчас не за уважением. Соколов вызывал у Бориса опасливое омерзение, как ядовитый моллюск. Логика, рассудок подсказывали остаться, дождаться генерала, проглотить унижение. Борис не дослушал объяснений секретарши, на полуслове резко поднялся и вышел.
– …на площадке, – договорила секретарь уже двери.
Помимо логики и рассудка, у Бориса было чутье на неприятности. Простое животное чувство. Как у пингвина, который слышит пузырьки воздуха, клокочущие далеко внизу – вокруг невидимо подплывающего подо льдом хищника.
И сейчас он их слышал.
«Ну и халупа», – подумал Петр, оглядывая исподтишка квартирку. Длинные трещины на потолке. Покосившиеся двери. Паркет, пляшущий под ногами, как клавиши. Обшарпанную кухню. Трамвайный парк в окне. Ветхость. Вдоль отставшего от пола плинтуса деловито бежал рыжий таракан.
«Я Бориса иногда не понимаю», – подумал он. Или просто в шестьдесят лет делаешь глупости? Седина, как говорится, в бороду, и понеслось.
Девица перехватила его взгляд, но поняла по-своему.
– Повезло нам, да? – в голосе ее звучала гордость. – Квартирка супер. И до метро всего пять минут пехом.
– Да, – согласился Петр, – удобно. Вы вместе учитесь?
– Нет. Я же вам сказала, я в «холодильнике» учусь, – слегка обиделась она.
– Это я запомнил, – тут же заверил он. – Просто решил, что и Ира тоже.
– Ира в педе.
«Педагогический», – расшифровал себе Петр.
– Языки?
На языковое отделение пединститута шли те, кто приехал покорять столицу, но пролетел с инязом или филфаком университета. Те, у кого были амбиции, но не хватило блата. Борису нравились тетки с амбициями. «Огонь», – ржал он.
– На училку младших классов, – уточнила Света.
«О’кей, промахнулся», – подумал Петр.
– А как же познакомились? В клубе каком-нибудь?
Соседка сидела, засунув ладони себе под задницу.
– Мы же обе… «понаехали», – заключила она последнее слово в кавычки. – Квартиру снимать надо, вот и познакомились.
Джинсы, толстовка с капюшоном. Прямые, не очень чистые волосы, жирно накрашенные глаза. Петр старался быть непредвзятым.
– Как это? С незнакомой девочкой квартиру вместе сразу снимать?
Опять дернулось плечо. Качнулись, скрывая лицо, волосы. Соседка Иры заправила прядь за ухо, выпрямилась удивленно:
– Вы что, с дуба совсем? По группе в фэбэ. Контачите немного там сперва. Присматриваетесь. Потом если нормальная, вы друг другу звóните.
Петр поморщился на долю секунды, как от выстрелившего в десну пульпита.
Она пояснила:
– Ну это типа тиндера, только в фэбэ и для тех, кто ищет, с кем располовинить аренду.
– Я знаю, что такое фэбэ и тиндер.
– Серьезно?
Она безумно его бесила. С этим Петр ничего поделать не мог. Он отнюдь не придерживался старомодных взглядов, что в женщине должны быть нежность и загадка. Пусть ведет себя, как хочет, если ей так нравится. Женщина ему вообще ничего не должна. Особенно эта. Но черт! – можно при этом правильно ставить ударения? Предрассудков у Петра не было – его все бесили одинаково, все, кто звóнил: бабы, мужики, молодые, старые, из Москвы, не из Москвы.
Он постарался подавить раздражение. Заметил высохший розовый круг на обеденном столе. В углу кухонного – валялся штопор. Нетрудно было дорисовать в уме мизансцену взаимной откровенности: две девицы вечерком, за бутылочкой вина, – о личной жизни друг друга соседки наверняка знают все.
– Света, скажите. А что, с бойфрендом она почему не снимала квартиру вместе?
Это был крючок с червяком: пусть порасскажет о бойфрендах, прошлых, брошенных, бросивших, актуальных.
– Да вы что, совсем? Бойфренд сегодня есть, а завтра ты с ним посралась, и что тогда – с квартиры съезжать? Приличную квартиру, между прочим, найти труднее, чем бойфренда. В разы. При этом чтобы деньги вменяемые. И не ехать до метро на двух автобусах. Чтобы хозяева не шизанутые. Чтобы без сервантов всяких дебильных на пол-комнаты. Чтобы без четырнадцати узбеков-гастарбайтеров в соседней комнате…
– Хорошо, я понял.
– Нет у нее бойфренда. Где его взять? Дом – работа – дом – работа.
Упс, подумал Петр: выходит, знает не все. Но Борис наверняка обставил все тихо. Кто он – и кто она, эта Ирина, золушка с московской окраины. Неглупо, кстати, – мысленно похвалил шефа Петр: это тебе не известная всей Москве блядь, которая сразу тебя засветит. Тут «приличная девушка». Тут «чувства». И Вера ни за что не узнает. Не тот круг.
– Чаю точно не хотите?
Петр еще раз посмотрел на розовый винный кружок на столе.
– Нет, спасибо.
– Да сядьте, – грубовато, но дружелюбно пригласила Света. – Что вы как дураком понюханный.
Внутренне его передернуло. Он ответил мягко:
– Спасибо. Просто я на работе. Поговорю с вами, Света…
Проверенный им еще в ментуре способ расположить свидетеля: почаще называй по имени. Ничто так не нравится людям, как звуки собственного имени…
– …и дальше поеду.
Она удивилась:
– Я ж не пивасик предлагаю. А чай.
– А где Ира работала?
– Контора какая-то на Дмитровке. Щас.
Лицо ее озарилось голубоватым светом. Она порылась в телефоне.
– Дайте свой номер – расшарю.
Петру было неприятно давать ей свой номер – в этом некстати было что-то личное. Он предпочел бы не давать. Но не стал выламываться, назвал цифры, которые она тут же набрала у себя на экране. В кармане у Петра звякнуло.
– Может, Ира у друзей каких-нибудь зависла?
– Да нет у нее друзей, – просто сообщила Света, не удивляясь и не огорчаясь сказанному: – Мы же приезжие. Я типа ее друг, она типа мой.
– Типа?
– Ну друг, да. Кому мы еще тут нужны.
Она просто это произнесла, не била на жалость. Только это в ней Петру разве что и понравилось.
Только бы еще она не придвигалась так близко. С концепцией личного пространства Света точно знакома не была.
Он отстранился.
– Я гляну на ее комнату?
– Глядите. Не жалко.
Он торопливо прошел по коридору. Света нагнала, обогнала, толкнула дверь, снова пропустила его вперед.
Узкая аккуратно заправленная кровать. Стол без ящиков. Компа на нем нет. У кого сейчас нет компа? – не поверил увиденному Петр. Унесла с собой?
Почувствовал, как сзади приблизились чуть не вплотную тепло, запах, шум дыхания. «Нет, она издевается». Отошел.
Заглянул под стол: из розетки змеилась зарядка. Хер поймешь: зарядка могла принадлежать телефону, планшету, киндлу, лэптопу. Да даже бэби-коллу – у няньки он тоже мог быть.
– Да я реально вам говорю, – тягуче говорила Света. – К кому ей двигать? Нет у нее в Москве никого. Да еще чтобы так – с концами.
– А в отпуск? Отдохнуть?
– На какие шиши?
– Что, вообще никуда не ездила?
Света задумалась, вспоминая.
– Один раз, может, только.
– Куда?
– В Грузию. Выиграла тур или типа того. Так и то – на три дня, добиралась дольше.
– И больше никуда?
– В Бирюлево, – с издевкой отчеканила Света. – Тут от получки до получки тянешь. Не дай бог пломба вылетит или каблук оторвется.
– А няней подрабатывала?
– Вы зарплату в конторе представляете?
– Смутно, – признался Петр. – Извините.
Комната Ирины была спартанской и подтверждала рассказ соседки. Любовь у Бориса в этот раз была, по-видимому, такой чистой, что девица не наварила с нее ничего. Ни плошки жира. «Это как-то странно, – подумал Петр: жмотом Борис не был, со всеми своими бабами расплачивался дорогими подарками. – Или эта предпочитала только бабло и только копить?»
– Вы меня не услышали… – хамовато взмахнула рукой перед его лицом Света.
Петра опять пронзила как бы зубная боль: «я тебя услышал» было второй расстрельной статьей в его личном списке. После «звóнить». Он отодвинулся. Она придвинулась:
– …Ирка абсолютно нормальная. Не курит, не пьет. Не шарахается. Не говоря об остальном.
– Религиозная, что ли? – пришло ему на ум. Он тут же оглядел стены, полки, но ни икон, ни плакатов с каким-нибудь индийским жуликом-гуру, ни брошюр.
– Не, вы чо.
– Ну не знаю, крестик носила? Носит? – тут же поправился он.
– Вы думаете с Ирой что-то плохое случилось? – тут же встрепенулась Света.
– Я по инерции.
– Нету у нее крестика никакого. Нормальная она, говорю же. Без приебов… Извините. Прибабахов.
– О’кей, о’кей.
Небольшой шкаф. Петр раскрыл.
Он знал, то, что выглядит уродской бабушкиной кофтой, может стоить адские тысячи. И наоборот. Поэтому не стал разглядывать фасоны вовсе. Сразу отворачивал пальцем ворот, чтобы взглянуть на марку. Одежды было немного, вся она была бедной – то есть из дешевого, любимого студентами H&M.
– Серая мышка, вот она кто, – резюмировала женщина. На ней самой был серый, модный, но неуловимо плохой пиджак из сетевого магазина, виднелись кривые уголки рубашки, очевидно того же происхождения. Контора, где работала Ирина, продавала холодильную технику.
– А вы добрая, – заметил Петр.
– Ну вы же спросили. Я вам ответила, – недружелюбно ответила менеджер. Но смутилась. Добавила: – Я в хорошем смысле.
Коллектив, как заметил Петр, был женским. В воздухе висело электричество несбывшихся надежд. Оно смешивалось с озоновым запахом, который испускал в коридоре работающий один на всех принтер. Булькал кулер. От кофейного автомата тянуло чем-то кислым. Хотелось сразу бежать.
Очевидно, хамство было здесь естественной первой реакцией. Хамили скорее от усталости и сознания бесперспективности собственной работы. Придут домой – будут рявкать на детей и огрызаться мужу, такому же офисному рабу.
– Чего ж хорошего в мышах?
– Ну хорошо, никакая. Так лучше?.. И я правда в хорошем смысле! Не серые тут не задерживаются. Да тут вообще никто не задерживается. Я сама после Нового года думаю свалить, – доверительно сообщила она.
Петр вернул ее к теме:
– Ирина тоже хотела свалить?
– Может, уже свалила.
– Да?
– Ну да. Последние два дня на работу не явилась. Никого не предупредила, больняк не брала. Что еще может быть? А вам она зачем?
– Я ее как раз хотел на работу взять, – изобразил огорчение Петр. – Поговорил с ней на выставке оборудования, у стенда. Показалась толковой. Думал присмотреться…
Глаза у женщины тотчас блеснули: теперь Петр был для нее не просто мутный чувак, а чувак-наниматель в поиске работника, – кто знает?..
Она расплела под столом ноги. Стала глядеть приветливее.
– …Она мне только телефон конторы и дала, – пожаловался Петр.
– Ну вообще, вы зря на меня сразу: добрая, не добрая, – уже сменила пластинку женщина. – Я правда в хорошем смысле!
– Но раз на работу не является, вы сказали, то видно, не такая уж и толковая, – продолжал играть роль Петр. – Вы уж простите, что расспрашиваю… Просто раз ее не застал в офисе, так хоть подсоберу сведения у коллег, – улыбнулся он.
А женщина уже выставляла на витрину кандидатов себя. Теперь она не спешила клевать ближнюю – вернее, клевала продуманно, исподтишка:
– Не обязательно вот так сразу. Может, заболела. Может, кто из родственников заболел, и она срочно сорвалась.
– У нее есть родственники? В Москве?
– Не знаю. Я так, предполагаю.
– Она никогда про семью не рассказывала?
– А вам зачем?
– Просто, раз зашла речь. Хочется знать, что человек из себя представляет. У нас коллектив небольшой, – врал Петр. – Все семейные, мы часто все вместе выезжаем на пикники, в парк, для тимбилдинга.
– Да, у меня тоже семья. Я вас понимаю, – широко улыбнулась та. – …Нет, вроде. Не припомню, чтобы Ира про семью вообще рассказывала. Тут же в столовке, у кофейной машины, в коридоре девочки обо всем треплются. Так Ирина вроде и не треплется особо. Ее как-то не видно и не слышно. Не инициативная она. Рохля. Понимаете, о чем я?
Петр кивнул. Конечно, понимал: она сбивала кадровую привлекательность конкурентки – на случай, если у Петра есть, что предложить ей самой.
– Но честная. Это могу сказать.
– Да? Это же хорошо.
– Раз, помню, нашла кошелек. Так она сама позвонила в банк – кредитки были в кошельке – сообщила, что нашла, оставила свои контакты, если хозяин объявится. А на улице объявления развесила: мол, найден, обращайтесь. Ну то есть совсем ку-ку, да? Я говорю: «Ир, ты что, свидетель Иеговы?» А она такая: «А что?» Но вы-то понимаете?
Петр не стал ей кивать:
– Хозяин кошелька – нашелся?
– Хозяин-то нашелся. Охренел, когда увидел, что наличность вся в кошельке тоже лежит, как была. Я ей: «Ир, ну ты даешь, ты бы хоть наличку себе взяла, как награду, ты ж человека этим чуть до инфаркта не довела…» Ну то есть она честная, да, но все-таки куку. Куда с такими куриными мозгами в бизнес? Ситуации же бывают всякие, документы серые, кому-то на лапу дать, – гибкость нужна. А такую же облапошат моментально. Тут нужны опыт, хватка. Вы же понимаете, о чем я?
– Да, – признал Петр. Ее собственная хватка сомнений у него не вызвала. В качестве телефонного номера он оставил случайную комбинацию цифр.
Вышел из лифта в вестибюль. Бизнес-центр построили, должно быть, в нулевые. В нем странно сочетались претензии на стиль хай-тек (поправленный согласно московским вкусам) с некоторой замызганностью. На кожаном, немного засаленном диване были ясно видны три вмятины, просиженные сотнями задниц, которые приземлялись на одно и то же место – люди любят то, что нравится остальным. Петр сел, провалился глубже, чем ожидал. Вынул свой телефон.
Что он знал на сегодняшний момент. Ирина Капустина. Работает на полставки в офисе никчемной фирмочки, добирает деньги почасовой няней у Смирновых. Все говорят, честная, но ребенка чуть не потеряла; вернее, потеряла, просто спасибо, что он сам не сумел выбраться из катакомб театра. Таким образом это для него кончилось хорошо. Пара порезов на руках. Даже не испугался. А для Ирины? Куда подалась она? И где сейчас?
И почему это так заело Бориса? Хотя тут Петру все было понятно: Борис привык бросать сам. Ну и девочка эта, может, еще прихватила, так сказать на память… Нет. Это отпадает. Нал из чужого кошелька, вон, не вынула. Короче, просто свалила. Все-таки ей, извините, чуть за двадцать. А Борису, тоже извините, почти шестьдесят. Кому приятно, когда напоминают, что ты старый пень? С деньгами, но пень… А вдруг у него любовь? «Этого еще не хватало», – вздохнул Петр: откуда ему-то знать, как там в шестьдесят?
Проверил фейсбук Ирины, обновлений не было. Потом открыл ее инстаграм. Последним постом там по-прежнему была розовая мордочка ребенка, синяя шапка на фоне театра.
Петр стал листать ленту назад.