– Это чтобы вонизм, от тебя исходящий, меня потом не мучил, – пояснил он с улыбкой, повернувшись ко мне и плавно трогаясь с места. – Тебе куда?
– Если можно, то лучше едем к тебе. Дома всё расскажу, а пока дай мне сигарету: курить хочется, аж уши пухнут. И заодно – свой телефон.
Набрав знакомый номер, я дождался, когда на том конце ответят, и заговорил:
– Здравствуй Касем. Извини, что так поздно тебе звоню, но не мог бы ты сказать: не справлялся ли кто обо мне сегодня, когда я уже ушёл из офиса?
– Да, Эндрю, почти сразу же после твоего ухода пришли два китайских господина и спрашивали тебя. Когда я сообщил, что ты, скорее всего, будешь вечером у себя в гостинице, они поблагодарили и ушли. А что, что-нибудь произошло?
– Нет, ничего страшного. Просто портье в отеле сказал, что меня кто-то спрашивал. Но, не дождавшись, ушёл. Ты вот что: никому пожалуйста не сообщай, что завтра я вылетаю в Москву. Кстати: ты договорился о том, что груз в этот рейс сопровождаю я?
– Конечно, Эндрю. Разве я когда-нибудь тебя подводил? Всё в полном порядке. Твоя фамилия уже в полётном листе. Все сопроводительные документы на груз переоформлены. Девочки сидели в офисе до десяти часов. Но теперь всё впорядке. Вот только сопроводительные бумаги на гроб с телом Митрича ещё не готовы. Я связывался с вашим консулом, он пообещал мне завтра к обеду всё оформить. И ещё он передавал тебе свои соболезнования.
– Спасибо, Касем. Пусть кто-нибудь привезёт документы завтра в аэропорт. Я буду ждать на нашем складе. Оттуда сразу в самолёт.
– Я сам привезу, Эндрю. Ни о чём не волнуйся. И постарайся отдохнуть. Сегодня у тебя был трудный день. До завтра.
Что да, то да… Он даже не представлял, насколько недалёк от истины. День сегодня и впрямь выдался трудным. И не просто трудным, но и смертельно опасным. И пока я не определю, откуда исходит опасность, за мою жизнь никто не даст и ломаного гроша.
Дома у Жени, куда мы добрались через полчаса, царил тот самый "порядок", по которому так легко определить, женат человек или холост. По всей квартире были расставлены пепельницы, валялись какие-то музыкальные диски, кресло было завалено ненужной одеждой.
Первым делом необходимо было избавиться от страшной вони, казалось, навеки въевшейся в моё тело. Взяв в кухне большой пластиковый пакет, я скинул туда всю свою одежду и завязал его у горловины. Так хоть от мешка вонять не будет.
Потом, зайдя в ванную, долго, может быть час, плескался под душем, смывая с себя грязь и вонь. Долго полоскал рот зубным эликсиром, пока, наконец, перестал ощущать мерзкий вкус на дёснах и нёбе. И лишь затем вышел в комнату.
Женя уже мирно посапывал в кресле, как видно, отчаявшись дождаться от меня рассказа о ночной одиссее. Однако, заслышав шаги, мотнул головой, прогоняя сон и приготовился слушать. Я не собирался посвящать его во все детали, поэтому ограничился только перечислением фактов. Правда, и того, что я рассказал, Жене хватило, чтобы сделать собственное умозаключение:
– И думать нечего: конечно, это кто-то из твоих конкурентов. Ничего другого просто и в голову не может прийти. Хотя, если бы на их месте оказался я, то разобрался бы вначале с твоим партнёром в Москве. Ведь это он, собственно, обеспечивает низкие тарифы на перевозку. По крайней мере, это было бы логичней.
– Я тоже думаю, что это может быть связано с ними, однако, не могу исключить и другие причины.
– Какие? – быстро отозвался Женя.
– Вот я и сам голову ломаю над этим, но пока ничего путного не придумал. Ясно одно: меня ловят пока (я сознательно выделил это "пока") только здесь, в Бангкоке. Значит, мне нужно как можно скорее покинуть страну. И сделать это как можно незаметнее. Да и гроб с телом Митрича я не хочу отправлять отдельно. Я парня сюда пригласил, мне и ответ перед его матерью держать.
– Я так понял, ты хочешь вылетать завтра на грузовом борту?
– Во всяком случае я это планирую. Касем подготовил все документы, завтра привезёт из морга гроб и – полечу. Только из отеля нужно кое-что забрать. А уж там, в Москве, я этих сук, что на нас глаз положили, непременно достану. Не я буду!
– Тогда давай я к тебе в отель сейчас сгоняю, привезу всё, что нужно.
Я задумался. Нет, такой вариант исключался с самого начала, как негодный. Если те, кто убил Митрича и хотели потом убить меня самого, задумают установить слежку в отеле, то Женю они расшифруют мигом. Тогда им очень просто будет проследить за ним до самого дома и найти моё теперешнее убежище. В этом случае, не только мне, но уже и Жене грозили серьёзные неприятности. Нет, это не годилось.
– Знаешь, Женя, лучше давай сделаем так: сегодня я переночую у тебя, а ко мне в отель ты лучше заглянешь завтра днём, во время завтрака: в холле будет толпиться народ и проследить за всеми лифтами, если меня там ждут, будет затруднительно. А пока, налей мне чего-нибудь выпить, а то я до утра не засну.
– Так утро уже почти наступило, – ухмыльнулся Женя, подходя кхолодильнику доставая из него початую бутылку водки. – Ты перекусить что-нибудь хочешь?
– Да нет, я так. Ну, если маслинки есть – хорошо. А нет, просто так выпью и попробую подремать. Завтра ещё один трудный день впереди. Да плюс перелёт. А мне ещё думать и думать…
Наутро я проснулся в одиннадцатом часу, когда Жени уже не было дома. Тот не стал будить меня, и сам отправился в отель, захватив со стола ключи от моего номера и оставив записку. Появился назад он уже только в первом часу дня, когда я стал заметно беспокоиться в связи с его отсутствием. Свалив на свободное от одежды кресло кучу пластиковых пакетов, он отдышался и начал рассказывать:
– Номер я на всякий случай сдавать не стал. Лучше сделаю это завтра, – говорил он, раскуривая сигарету. – И завтра же чемодан оттуда заберу. Кто знает этих охотников, может они и в номере твоём побывали. Могли меня по чемодану приметить. Ну, ладно, давай завтракать и одеваться: тебе уже пора быть в аэропорту.
В грузовом терминале бангкокского аэропорта, как и во всякий час, царила суета. Грузовые "Боинги" и "Дугласы" ежедневно вывозили из столицы Таиланда сотни тонн груза. От складов к самолётам и обратно, как весёлые жёлтые жуки, сновали грузовики и грузовички, подвозившие карго к бортам самолётов. Где-то среди остальных затерялся и наш "ИЛ-76-й", который сегодня помимо карго должен будет везти в Москву скорбный "двухсотый" груз.
Касем уже был на складе и, командуя погрузкой, не забывал помечать что-то в своём блокноте. Заметив, как я вошёл в ангар, помахал мне пачкой бумаг и, сказав пару фраз своему помощнику, поспешил мне навстречу:
– Вот, все сопроводительные документы. Если хочешь, иди на пассажирский терминал, посиди где-нибудь в кафе: я сам тут со всем управлюсь. Гроб из морга ещё не подвезли. Но он прибудет ко времени, я говорил с водителем по телефону.
– Спасибо, Касем, время до отлёта я лучше проведу здесь. Слушай, я где-то посеял свой сотовый, но мне нужно сделать пару звонков в Москву. Можно воспользоваться твоим?
Взяв в руки мобильник, я отошёл немного в сторону от ворот ангара, чтобы не мешать погрузчикам вывозить тюки с товаром. Обоим своим собеседникам в Москве я сказал примерно одно и то же: им следовало прибыть к прилёту самолёта, посадка которого ожидалась в Чкаловском. Поговорив, вернул Касему телефон со словами:
– Спасибо Касем. Ты мне очень помог. Я позвоню тебе из Москвы, когда ситуация станет понятной. А теперь я лучше пойду прямо к самолёту, прослежу там за погрузкой на борт.
Я всё ещё продолжал опасаться, что вчерашние загонщики могут пронюхать о моих планах относительно отъезда. И хотя территория грузового терминала охранялась достаточно серьёзно, кто знает, может они смогут проникнуть и сюда? Поэтому лучше уж подождать прямо на лётном поле, у борта самолёта. Выехав со склада с очередной партией груза, я вскоре увидел вдалеке солидное брюшко "Ильюшина" и пару платформ с грузом, что ждали своей разгрузки неподалёку. Стоя рядом с раскрытым грузовым люком, у самой аппарели, потный бортинженер командовал погрузкой, сверяясь с реестром.
Жара в городе не шла ни в какое сравнение с тем, что творилось здесь, на лётном поле. Казалось, бетон горит под ногами. Нагретый воздух поднимался от него, свиваясь в невидимые вблизи струйки. И только вдалеке были заметны восходящие потоки горячего воздуха, искажающие своими завихрениями очертания далёких предметов.
– Привет, коммерсант! – бодрым голосом прокричал он, стараясь перекрыть рёв турбин стоящего рядом "Боинга". – Сегодня, я слышал, груз ты сопровождать будешь?
– Привет-привет, – я поздоровался с ним за руку. – Да, я с вами полечу сопровождающим.
– А что там за "двухсотый" нам подкинуть хотят, ты, случайно, не в курсе? – бортинженер сдвинул на затылок уже начинающую намокать фуражку.
– Случайно в курсе. Это Митрич. Его повезём.
Лицо бортинженера выразило крайнее недоумение. Видно было, что он и хотел бы поверить моим словам, но разум его отказывался принимать эту данность.
– То есть, как это, Митрича?
– А вот так. Умер он. Убили… Ты знаешь, я пока не хочу на эту тему говорить, да и вообще мне не по себе чего-то. Пройду я, пожалуй, в каюту отдыха экипажа, да там и побуду до отлёта.
Так и не пришедший в себя от такого известия бортинженер только тупо кивнул головой, следя как я поднимаюсь по аппарели. Не первый раз прилетая в Бангкок, он лучше других членов экипажа знал убитого, поскольку постоянно сталкивался с ним на погрузке. И теперь новость, рассказанная мной, просто не укладывалась в его голове.
Каюта отдыха экипажа – тесный закуток, с тремя посадочными местами и небольшим столиком у борта – была завалена коробками с орхидеями и ящиками с местным пивом.
Пиво поставлял на борт заботливый Касем, зная, что все члены экипажа любят после полёта посидеть за бутылочкой с друзьями. Коробки же с орхидеями – не что иное, как побочный бизнес кого-то из пилотов этого борта. После посадки в Москве небольшая часть коробок уйдёт любовницам (у кого есть) и жёнам пилотов, а остальные – прямо в цветочный магазин.
Устроившись в кресле поудобнее, я потянулся за пивом, открыл бутылку и, потягивая его прямо из горлышка, пытался размышлять. Теперь у меня осталось только две заботы: предстояло похоронить друга и разыскать его убийц. А если повезёт, то и заказчиков. В том, что люди, поднявшие руку на Митрича, сидят в Москве, я не сомневался. Значит, поступил совершенно правильно, позвонив в Москву прямо из Бангкока. И Слава и Гаевский пообещали приехать в аэропорт и ждать прямо у борта.
На Славу можно положиться: он наверняка выполнит все формальности, связанные с похоронами. Значит, освободит меня от массы хлопот, неизбежно возникающих в этом случае. Заодно, может подкинет какую идейку про конкурентов. Всё же на него наезжали уже три раза, тогда, как на меня только один. Так что про конкурентов он наверняка знает лучше моего.
Вовка Гаевский после ухода в отставку из Службы Внешней Разведки, осел в Москве. Теперь держал на паях с нашим старым другом охранное агентство. Учитывая, что он блестящий аналитик, который, к тому же, имеет под рукой достаточно квалифицированных детективов, я поступил совершенно правильно, попросив его о помощи.
Дверь в каюту отдыха отворилась, пропустив внутрь офицера иммиграционной службы. Ага, значит, погрузка закончена и скоро взлёт. Проверив мои документы, офицер сверился с полётным листом и, найдя фамилию “Rusakoff”, удовлетворённо поставил галочку в нужной графе. Окинув взглядом помещение и отметив, что оно под завязку заставлено ящиками с пивом и коробками с орхидеями, он, ухмыльнувшись, только пожелал счастливого пути и вышел.
Конечно, офицер понимал, что сопроводительные документы на этот груз у экипажа отсутствуют. Пилоты многих компаний промышляли бизнесом такого рода, но иммиграционную службу это не касалось. Это уже дело таможни.
Буквально через пару минут дверь в каюту отворилась вновь. Сопровождаемый небольшой беспородной собачкой, внутрь вошёл тайский таможенник. Все сопроводительные документы находились у его старшего напарника, поэтому количество груза ему было неинтересно. Гораздо важнее пристально следить за поведением собаки, натасканной на поиск наркотиков.
Однако, покрутив носом возле ящиков с пивом и коробок с цветами, собачка подошла ко мне и глянула снизу вверх, слегка вильнув пушистым хвостиком. Я легонько потрепал её по загривку, когда она, привстав на задние лапы, потянулась ко мне своей острой мордочкой. Её хозяин что-то произнёс по тайски, собачка завиляла хвостом ещё энергичнее, и глянула виноватым глазом на своего двуногого друга, как бы извиняясь:
– И здесь я не могу ничего унюхать.
Когда и таможенник покинул каюту, в дверь просунулась голова бортинженера, который, промокая лоб уже изрядно влажным платком, сообщил:
– Ну, кажется всё. Сейчас задраемся и, как в песне: всё выше, и выше, и выше… Посадка в Чкаловском.
Действительно, через полчаса, получив добро от местного диспетчера, наш "Ильюшин" пошёл на взлёт.
Воскресенье
Москва
Русаков
В Чкаловском аэропорту наш самолёт встречали почти под утро. Едва дождавшись, пока откроется грузовой люк в хвосте самолёта, Слава быстро взбежал внутрь по аппарели. Следом в самолёт поднялся Вовка Гаевский. Они ещё не знали, что за страшный груз я привёз из Бангкока. Пробежав глазами сопроводительные документы, Слава поднял на меня удивлённые глаза:
– Я что-то не пойму: какая-то херня получается. По факсу передавали одни номера накладных, здесь я получаю другие. В чём дело?
– Давай-ка выйдем на свежий воздух, там и объясню, – сказал я, увлекая друзей наружу.
Выйдя на лётное поле мы отошли чуть в сторону от самолёта, я закурил сигарету, глубоко и с удовольствием затянулся и лишь потом приступил к рассказу. Пока я объяснял, почему девочкам на фирме пришлось перепечатывать все накладные, лица моих друзей постепенно меняли своё выражение. Тягостное молчание повисло в воздухе после того, как я закончил рассказывать о последних событиях. Наконец Вовка, что-то решив, произнёс:
– Не я буду, если мы тех уродов не накажем! Ладно, давайте закругляйтесь со своими делами, поедем думать.
– Андрей, – встрял Слава, – я понимаю, что тебе сейчас не до этого, но я до таможенного контроля должен иметь порядок в бумагах. Поэтому прошу тебя: убей полчаса, но сопоставь по старым и новым номерам все накладные. А я пока таможню буду убалтывать.
Несмотря на то, что сегодняшняя смена на таможне наверняка была готова пропустить груз без надлежащего досмотра, всё равно приходилось каждый раз торговаться со старшим офицером смены. В зависимости от наименования указываемого груза, таможня каждый раз называла разную цену. Торг обычно шёл бурно, с уговорами, ругнёй, подсчётами на калькуляторе и снова ругнёй. Поэтому процесс прихода к консенсусу обычно занимал полчаса – час.
Я складывал старые измятые, перепачканные побуревшей уже кровью и пылью накладные попарно вместе с новыми, постоянно сверяясь с номерами документов на груз и фамилиями его владельцев. Занятие это было чисто механическое, поэтому я стал пересказывать Гаевскому, в нетерпении переминавшемуся рядом, подробности и всякие мелочи произошедших за последние сутки событий.
– Я только двух моментов не понимаю: почему, если это конкуренты, они начали именно с нас, а не со Славы? И второе: о чём хотел сказать мне Митрич перед смертью? Что такое "шестьдесят шесть"?
– С последовательностью и логикой в этой версии действительно не всё гладко, – задумчиво произнёс Вовка, теребя кончик носа, как поступал часто, начиная что-то анализировать. – Ведь основная заслуга в снижении тарифа, как я понял, лежит на Славе. Логичнее было бы начинать с него. Но это мы сможем выяснить позже. А вот слова Митрича – это действительно загадка. Пока… Что это может быть? Год рождения у него шестьдесят восьмой, значит, это отпадает. Может быть, номер квартиры? Он где жил?