Вопрос прозвучал не то чтобы оскорбительно, но несколько пренебрежительно и даже насмешливо. Глаза Александра гневно блеснули, но он только молча кивнул.
– Мы же это уже обсуждали, – голос ясновидящего стал мягче. – Мы гарантируем, что этот поход войдет в историю как одно из величайших достижений эллинской цивилизации. А твоё имя и вовсе станет бессмертным! Помни об этом, повелитель. Не об этом ли ты мечтал с того самого дня как унаследовал трон?
– Нет, Аристандр, не об этом, – спокойно ответил царь. – Я мечтал о том, чтобы сделать Македонию центром эллинского мира, и цель эта достигнута. Ты же предлагаешь мне утопить в крови полмира. А главное, продолжив этот поход, я вряд ли когда-нибудь вернусь в родные края. И это разрывает моё сердце на части.
– Да, именно так! – нетерпеливо ответил прорицатель. – Как видишь, я честен с тобой, повелитель, и не обещаю того, что не случится. Я не могу предсказать, какие подвиги ждут тебя впереди. И не в состоянии провидеть, какой путь придётся тебе пройти до смертного часа. Однако же в моей власти устроить всё так, что смерть твоя будет реальна лишь тут.
– Это я уже слышал. Только что я буду делать там?
– Всё что тебе будет угодно, о, великий царь! – с жаром зашептал Аристандр. – Ты даже не представляешь, какие возможности откроются пред тобой! Но это надо видеть, это надо чувствовать.
– Но, почему я?! Почему именно я?
– Потому что так суждено. Потому что ещё до твоего рождения на тебе была печать льва. И потому что в тебе есть Сила, которой нет ни у кого, и не будет ещё много веков. Но она тебе была дана неслучайно. И долг должен быть оплачен.
Произнеся это, Аристандр плотно сжал губы и строго посмотрел на царя. Александр не отвёл глаз, но и отвечать не стал. Прорицатель встал, деловито расправил свои одежды и, отвесив подчёркнуто глубокий поклон, быстрым шагом покинул царские покои.
Начинало светать. В лагере уже вовсю шла подготовка к построению. Тут и там раздавались зычные голоса хилиархов, командующих сборами. Прошло ещё немного времени и подбадривающие возгласы воинов, звон мечей и стук лошадиных копыт заполнили всё пространство лагеря. Улыбка впервые за это утро тронула уста Александра. Он очень любил эту шумную суету перед боем. В ней было столько жизненной энергии! Казалось, все природные стихии тоже старались поскорее привести себя в порядок и встать в строй, готовые крушить всё на своем пути. Ветер становился крепче, вода в ручье ускорялась, огонь в костре полыхал ярче, а земля будто расчищала место, на которое неизбежно прольётся кровь. Столь мощная жажда жизни исходит только от тех, кто обречён на скорую смерть.
Вызвав слуг, Александр быстро переоделся и вышел из шатра. Буцефал уже был снаряжён и нетерпеливо бил копытом в ожидании хозяина, с которым судьба связала их навеки. В сопровождении личной охраны под предводительством одного из своих ближайших друзей Клита Чёрного, с которым они были неразлучны с детства, царь поскакал галопом вниз по холму.
Его могучая армия была уже в полной боеготовности. Тридцать две тысячи пехотинцев и четыре с половиной тысячи всадников были выстроены на залитой солнцем поляне в строгом соответствии с планом. Александр вихрем пронёсся по фронтальной линии строя, приветствуя первый ряд воинов касанием их копий своим мечом. Речь его была довольно краткой, но в ней уместилось всё то, что должен услышать мужчина, перед тем как идти на верную смерть. Тут было и его личное воспоминание о родной Македонии, живо откликнувшееся в сердце каждого воина образами их далеких домов, и призыв нести в сердце память о своих матерях и возлюбленных, которым угрожает ненавистный враг, и напоминание об их отважных отцах и братьях, без сожаления отдавших свои жизни на поле битвы. Звериный рык, раздавшийся ему в ответ, был столь оглушителен, что наверняка дошел до персидской армады, застывшей в ожидании на другом берегу реки Граник.
Вслед выступившей в великий поход армии Александра Македонского с довольной улыбкой смотрел с холма его придворный маг Аристандр. Дело было сделано.
Глава 4
Было приятно познакомиться.
Пойду убью себя.
Футурама
Брыльский открыл глаза и часто заморгал. Пятно на потолке было на месте, следовательно, он был у себя в постели. Оглядевшись вокруг, он окончательно убедился в этом и слегка приподнялся на локтях. «Фу-у-ух, приснится же такое. Греки, персы, маги, Клит какой-то! И ведь даже не курил вчера», – подумал он, тряхнув головой.
Настенные часы вели себя совершенно неприлично, показывая время двадцать минут четвертого. Брыльский сверился с часами на мобильнике, лежавшем в кармане, но там было то же самое. «Стоп, а почему он в кармане? Откуда вообще взялся карман? Я что в штанах заснул? Да не мог я вчера так надраться!».
Резко сдернув одеяло, он придирчиво оглядел себя. Джинсы, носки, футболка. Как пить дать, надрался. Миша застонал и упал обратно на подушку, накрывшись одеялом с головой. Открыв было рот, чтобы выкрикнуть полагающееся в такой момент ругательство, он вдруг застыл. С кухни послышался какой-то шум. Ему показалось, что нечто весьма аппетитное жарилось на сковороде. Догадка мгновенно подтвердилась, стоило только вдохнуть пряный аромат, безапелляционно наполняющий спальню.
И тут Брыльский вспомнил! У него же в гостиной сидел крокодил! Самый солидный крокодил на всём белом свете! Стараясь производить как можно меньше шума, он выскользнул из-под одеяла и, крадучись, направился в сторону кухни. По пути он хищно оглядывался в поиске предметов, которые могли бы сгодиться в качестве оружия. Как назло, всё колюще-режущее в квартире находилось в кухне. Не найдя ничего более подходящего, чем длинный металлический рожок для обуви, висевший на крючке в прихожей, Миша на цыпочках подкрался к кухне и осторожно взглянул в приоткрытую дверь.
Картина, представшая перед его глазами, поражала даже больше того, что привиделось ему в гостиной. Возле плиты стоял тот самый крокодил и деловито жарил свиные стейки на косточке, купленные Брыльским вчера после работы. На обеденном столе стояла глубокая тарелка, наполненная умело нарезанным овощным салатом. Рядом были аккуратно расставлены сырная тарелка, хлебная корзина, два вида соусов к мясу, солонка, перечница, стеклянный кувшинчик с морсом и тёмно-зелёная бутылка с оливковым маслом.
К сервировке тарелок, бокалов и столовых приборов, не смог бы придраться метрдотель самого изысканного ресторана. Брыльский еле признал собственную посуду, столь непривычно она выглядела в таком антураже. Но главным украшением этого идиллического сюжета был, конечно же, автор сего великолепия. Теперь на крокодиле была роскошная поварская униформа. Она была сшита из ткани высочайшего качества и идеально сидела по не совсем стандартной фигуре своего владельца. На голове у него был высоченный накрахмаленный колпак, почти упирающийся в потолок, что было неудивительно, ведь ростом гость был явно выше двух метров. Слева на груди был вышит логотип – зеленый крокодильчик с загнутым хвостом и открытой пастью.
– Не знал, что они и униформу производят, – обратил на себя внимание «повара» Миша.
– А, Михей, заходи-заходи. Присаживайся. Ещё буквально пару минут и все будет готово. Прости, не успел немножко, – добродушным басом проговорил крокодил.
Голос у него оказался неожиданно приятным и абсолютно человеческим. «Нет, это не он мне звонил» – подумал Брыльский, вспомнив ужасный голос грубияна, звонившего утром. Он осторожно зашел в кухню и присел на ближайший к входу стул, продолжая сжимать в руке рожок. Мясо уютно шкварчало на сковороде, крокодил что-то напевал себе под нос, видимо предвкушая предстоящую трапезу. Миша понял, что он не рассматривается гостем в качестве основного блюда, и несколько осмелел.
– По всей видимости, я сошёл с ума, так? – сказал он с нажимом.
– Ну, почему же. Я бы так не сказал. Скорее даже совсем наоборот, – ответил, не поворачиваясь, крокодил.
– А как бы ты сказал? И как ты вообще разговариваешь? Насколько я слышал, голосовой аппарат крокодилов не приспособлен к человеческой речи.
– Всё. Готово! – довольно пробасил гость и, развернувшись, положил на тарелку себе и Брыльскому по два внушительных стейка.
– Я столько не осилю, – буркнул тот.
– Ничего страшного, я доем, – хохотнув, ответил крокодил и сел за стол. – Нет, ты только понюхай какой фантастический запах! Просто невероятно! У нас такого всё-таки не бывает.
Шумно вдохнув действительно заманчивый аромат, издаваемый идеально прожаренным мясом, крокодил снял с головы колпак, взял в руки приборы и с неожиданной ловкостью разрезал стейк на две половины. Одна из половинок тут же отправилась ему в пасть. Зажмурившись от удовольствия, он немного посмаковал кусок во рту, прежде чем проглотить его целиком. Вторая часть была с костью, что не помешало ей в скором времени присоединиться к своей половинке в утробе зверя. Затем крокодил положил себе в тарелку салата и принялся с не меньшим удовольствием уминать и это блюдо, не забыв перед этим хорошенько его поперчить, посолить и заправить маслом.
На протяжении всего этого удивительного действа челюсть Миши постоянно норовила свалиться в тарелку, но все же каким-то чудом осталась на месте. Наконец, он все-таки решился прервать молчание:
– Извини, но ты не ответил на мой вопрос.
– М-м-м, ням-ням, какой вопрос? – принимаясь за второй стейк, ответил крокодил.
– Ну, хотя бы о том, каким образом ты со мной разговариваешь?
– А я с тобой и не разговариваю. Как ты правильно заметил, мой речевой аппарат не позволяет этого делать. Я просто передаю тебе свои мысли на понятном тебе языке.
– Следует полагать, что ты не только можешь передавать свои мысли, но и способен читать чужие?
– Совершенно верно.
– Прекрасно. Приплыли, называется. И ты еще утверждаешь, что я не слетел с катушек? Ха!
«Ну и ладно! Надо быть честным с собой. Всё давно к этому шло, так что ничего удивительного. Теперь можно и поесть спокойно» – ободрённый этой мыслью Брыльский схватил стейк рукой, откусил чуть ли не половину и, тщательно пережёвывая, с вызовом уставился на крокодила.
– Ну, как? Вкусно? – с надеждой спросил* крокодил. (*Глагол «спросил», как стало понятно выше, не совсем точно передаёт способ коммуникации гостя. Однако для удобства повествования я все же продолжу использовать слова, описывающие формы и интонации более привычного для нас вербального общения – прим. автора).
– Ага, очень! – ответил Миша, нарочито обгладывая кость. – Вообще мне нравится такое сумасшествие. Кто-то женится, а кому-то крокодил обеды готовит. Особой разницы не вижу, ведь в случае чего, можно быть смертельно укушенным и при том и при другом раскладе.
– Я рад, что ты не паникуешь. А то знаешь, случается такое, в истерике начинают биться, кричать, в окна выбрасываться. Ох, как неприятно это всё. И опять же хлопоты дополнительные возникают.
– Вот как! Хлопоты, говоришь? А что если я тебе сейчас вилку в глаз воткну? Добавится хлопот? – вспылил Брыльский.
– Хе-хе, а ты наглец, – крокодил доел второй стейк, аккуратно вытер морду салфеткой, подлил обоим морса из кувшина и, подняв свой бокал, произнёс. – Ну, ладно, Михей, будем знакомы. Я Бану Гарда. Как тебе понравился секретный эпизод «Паноптикума», который я тебе отправил, пока ты был без сознания?
Глава 5
Кажется, ситуация начинает проясняться…
Ёжик в кумаре
После некоторых раздумий Борис решил все-таки позвонить Мише. Прошедшие после их разговора три с лишним часа Борю не покидало смутное предчувствие беды. Что-то нехорошее было в этом телефонном звонке, о котором ему поведал товарищ. Как вот скажут «нехорошее место» или «нехороший знак», и человек сразу вздрагивает, словно соприкоснувшись с чем-то запретным и очень опасным. Хотя спроси его, он толком и не объяснит о чём таком «нехорошем» идет речь.
Вернувшись с прогулки, Борис пообедал с семьёй и заперся в кабинете, сказав супруге, что ему необходимо срочно посмотреть для рецензии новый фильм одного очень перспективного итальянского режиссера, которого успели уже наречь «новым Висконти». В такие моменты Алла Абрамовна его не беспокоила и старалась отправиться куда-нибудь с детьми. На этот раз оказалось, что она давно не навещала любимую тётю.
Услышав звук хлопнувшей двери, Борис поставил фильм на паузу и с нетерпением схватил мобильный. Отыскав в телефонной книжке нужного абонента, он нажал набор номера и крепко прижал трубку к уху. Ответа пришлось ждать довольно долго.
– Алло, Алло! Пётр Максимович, добрый день!
– Добрый! – ответили ему хмуро.
– Это Борис Кахидзе. Помните меня? Простите, что беспокою в субботу, но уж больно срочный вопрос.
– Кахидзе? Кахидзе… А, ну, как же! Помню, конечно. Что у тебя стряслось, Борян? – голос Петра Максимовича стал приветливее.
– Спасибо, Пётр Максимович, – непонятно за что поблагодарил его Боря. – Как ваше драгоценное здоровье? Как семья? Как там на службе, скучают по вас, поди?
– Да хорошо всё, хорошо. В штатном режиме, так сказать. Давай уже к делу, Кахидзе, а то голова так трэшчыт, сил нет. А ты говоришь, здоровье…
– Ох, простите, пожалуйста, крайне сожалею, что звоню в столь неудобный момент. А вы знаете, говорят, томатный сок очень помогает. Особенно если положить в него яичный желток, да хорошенько взбить и соли с перцем добавить, так вообще рукой снимет! – с голосом полным участия затараторил Боря.
– Так! А ну-ка отставить разговорчики! Докладывай по сушчэству.
Судьба свела Бориса с Петром Максимовичем Кудрицким двенадцать лет тому назад на кинофестивале в Минске. В те времена тот заведовал культмассовым сектором МВД Беларуси. На фестиваль он заехал, чтобы получить приз в номинации «Патриотическое кино» за фильм, созданный при финансовой и идеологической поддержке его ведомства. Полковник Кудрицкий уже тогда был довольно влиятельной фигурой, и знакомство с ним такого желторотого очкарика, как Борька, могло состояться только при весьма курьёзных обстоятельствах.
Случилось так, что номинация, ради которой и был командирован на фестиваль Пётр Максимович, стояла чуть ли не в самом конце всей церемонии награждения. К тому же номинации перемежались частыми выступлениями эстрадных коллективов, так что ждать ему пришлось часа три. Полковнику было нестерпимо скучно и дабы развеять тоску, он регулярно наведывался в буфет опрокинуть рюмку-другую коньячку. В результате к моменту объявления его номинации, Кудрицкий был уже довольно тёпленький.
Бодрым шагом поднявшись на сцену, Пётр Максимович торжественно зачитал текст от имени главы ведомства. В заключении он добавил пламенные благодарности от себя лично создателям фильма и организаторам фестиваля, крепко обнял и расцеловал миловидную ведущую и с чувством выполненного долга отправился было обратно в зал. Однако от избытка эмоций бедный полковник забыл о довольно крутых ступенях, по которым следовало спуститься со сцены, и, промахнувшись, полетел вниз на глазах у всего зала. Свежеполученная хрустальная статуэтка, естественно, выскользнула у него из рук. И ехать бы Петру Максимовичу с позором на ковёр к генералу, не окажись у подножья сцены Борьки Кахидзе, который в те времена не только писал тексты, но и делал фоторепортажи с целью подработки. С далеко не присущей ему ловкостью и грацией Боря бросил фотоаппарат и кинулся за статуэткой. Этому эпическому прыжку позавидовал бы даже его любимый Джиджи Буффон!
За чудесное спасение своей офицерской чести Пётр Максимович щедро угостил молодого журналиста в том же буфете и, прощаясь, взял с него обещание звонить ему без всяких стеснений в случае возникновения каких бы то ни было проблем. Через пару лет Кудрицкий перебрался в Москву и со временем дослужился до звания генерала российского МВД. Несмотря на то что год назад он вышел на пенсию, связей и влияния у него по-прежнему хватало. Все эти годы Борис не особенно докучал Кудрицкому, но поддерживал с ним связь, скрупулезно поздравляя того со всеми календарными и семейными праздниками. И вот настала пора обратиться с серьёзным вопросом.