Олег Рой
Тля. Вирус внутри нас
Все думают, что похищение людей инопланетянами – это выдумка….
….из других атомов он состоит, и, обыкновенным человеческим глазом, этого, конечно же, никак не увидеть. Прилетел он на космическом корабле, спасаясь от погони тех, кто уничтожил его расу и его планету. Единственное решение, которое пришло ему в голову – это переместиться в тело мальчика, что играл неподалёку. Ничем неприметный мальчишка, выбранный не потому, что это будущий гений, будущий изобретатель, или потому, что инопланетянин знал, что тому светит великое будущее, нет, просто мальчик оказался рядом, не в то время и не в том месте, или же наоборот, именно там где нужно. Впоследствии, тело мальчика развивалось, но развивалось уже вместе с тем инопланетянином, который не дремал, а активно готовился к созданию новой расы, только уже на этой планете, на Земле.
Мальчика, в которого вселился инопланетянин, звали Билл Гейтс. Именно инопланетянин внутри Билла Гейтса сделал всё возможное, чтобы зародилась на Земле новая раса.
Инопланетное существо, захватившее тело мальчика схоже с нашей тлёй, с существом, поедающим все растения, к тому же, очень беззащитным – можно раздавить, можно сжечь, можно отравить химикатами, на него охотится огромное количество хищников, поедающих тлю, но, тем не менее, тля практически неистребима, почему, потому что тля, рождающая тлю, рождает уже беременную тлю. То есть, подобной генетической составляющей очень мало на планете Земля, но именно тля занимает подобную нишу, так и этот инопланетянин – уже заведомо, как и тля, имел в себе новую жизнь. И внутри него уже находились те, кто в последствии будет завоевывать Землю.
Так или иначе, мы держим в руках гаджеты. Айфоны, айпады, плееры, читалки, и никто из нас не подозревает, что это не корпуса телефонов из пластика и железа, а маленькие тельца инопланетных существ, которых мы держим в руках, в карманах.
Это не наушники – это их лапки, когда мы трогаем экран – мы прикасаемся к их телу, они впиваются в нас, в наш мозг через экраны, ласкают нас, заставляют забыть обо всём на свете, полностью погружаться в них. В этом их главная особенность – приучать и приручать любое существо на любой планете к себе, в нашем случае – посредством гаджетов. Они невидимы для нашего глаза, но если бы кто-нибудь обладал возможностью увидеть, что на самом деле все мы держим в руках, его абсолютно точно охватило бы чувство ужаса и омерзения. По улицам ходят люди, держа в руках маленьких тварей, которые ласкают их, залезают им в уши, в рот, под одежду, в глаза, и светящийся экран телефона – тело, излучающее свет, а люди гладят его, нажимая, как они думают, на иконки.
Все программы, все обновления, все соц. сети пришли в голову тем людям, в которых уже жила инопланетная тля. Все создано было только для того, чтобы и дальше и неё была возможность развиваться и множиться. Социальная сеть, покорившая практически всё человечество, способствует укреплению гаджетов в жизни человека, способствует всё большему их созданию, и уже практически абсолютной повсеместности.
Селфи, фотографии для инстаграмма – не желание человека, это укоренение тли в человеческом мозгу, и способ постоянно контролировать и следить за людьми. И вот так, посредством технологий и гаджетов, и была завоевана каждая планета.
Но, есть одно но, они невидимы для нас, и мы не чувствуем тот ферромон, что они выделяют, так как же у тли, но в нашей большой вселенной есть такие же невидимые монстры, которые охотятся и пожирают эту тлю. И за счет этих тварей они живут. Изголодавшиеся, они рыщут по вселенной, и ловят каждый запах, который в ней есть. И вот, в нашей галактике, от планеты Земля стал исходить именно тот запах, что они так долго искали. И началась битва, которую мы не замечаем и которой не видим, потому что обе стороны военных действий для нашего глаза невидимы. И битва эта не за планету Земля, не за человечества, а просто более сильный вид пожирает более слабый, человечество здесь – побочный инструмент, как в пищевой цепочке растение-тля-божья коровка. И вот, так же как и тля, новые инопланетяне вселяются в людей с целью одного – создания условий кризиса, для более удобного поля боя, для более эффективного поедания одними других. И так бы и продолжалась эта битва, и так бы мы о ней и не знали, и потихоньку гибли бы во всем этом, но во вселенной есть ещё и те, кто понимают, что те планеты, которые заселяет тля, и потом уничтожает её истребитель, невзирая на то, что на планете есть и другие живые существа. Есть команда, которая пытается противостоять этому, практически воюя за тех обитателей планеты, которые должны были быть истреблены. Именно они, похожие на людей существа, принимающие любой облик, прилетели на планету Земля в облике людей, легко адаптировались, и, что самое главное – здесь, у нас на планете, взяли себе в помощники нескольких человек, которым дали возможность видеть этих монстров. Вот так и начнется та самая история про космическую тлю.
Планшет цокнул, внутри него что-то треснуло, и он отключился. Папа поднял глаза от потемневшего экрана.
– Ну доброе утро, разрушитель техники, – сказал он.
Макс, сидящий рядом за столом, пожал плечами и ответил, больше глядя в овсянку:
– Я ничего не делал.
– Да знаю я, – папа отложил планшет, – привык уже, что рядом с тобой постоянно всё в негодность приходит. К моей сумке только не подходи: ноутбук новый, жалко будет.
– Это, чтобы ты за завтраком ел, а не читал, – заметила мама, пододвигая папе маслёнку. – Завтрак – важнейший прием пищи, всё такое.
Папа хмыкнул, но спорить не стал, вместо этого отрезал себе масла и отправил в кашу. Они с мамой ещё помолчали пару минут, а потом принялись обсуждать какой-то совместный проект. Макс привычно слушал вполуха, всё равно беседа родителей звучала для него так же понятно, как китайская речь: слишком много терминов. Когда Макс был помладше, то он мечтал, что вырастет, станет умным, начнёт понимать их разговоры, а потом сам начнёт работать в лаборатории, окруженный новейшими технологиями. Они все будут словно герои старых сериалов, где люди живут на космических кораблях. Но прошло время, и Макс понял, что детским мечтам не суждено сбыться. Да и ему самому этого уже не хотелось.
Макс не сразу понял, что мама его о чём-то спрашивает.
– А? Что?
– Покажешь, что ты сегодня нарисовал? – терпеливо произнесла мама.
Папа посмеивался, видимо, она повторила свой вопрос не в первый раз, а Макс отвлёкся на свои мысли и не расслышал.
– Откуда ты знаешь, что я что-то рисовал? – удивился Макс.
– Я в ванну ходила где-то в полшестого, – сказала мама, – видела, что у тебя свет горит, подумала – опять рисуешь. Или я ошиблась?
– А… – протянул Макс. – Да, рисовал… Ладно. Сейчас покажу.
Он расстегнул сумку, которую повесил на спинку стула, когда садился завтракать, и достал альбом.
Мама была права: Макс проснулся рано, из-за кошмара, и ложиться опять желания не было. Потому он, как всегда в таких случаях, достал карандаш и альбом, чтобы набросать то, что он видел во сне.
– Очень… впечатляюще… – сказала мама.
Папа заглянул через её руку и присвистнул.
– Слушай, это круто смотрится, – сказал он, – жаль, что стилус у тебя работать не будет. Потому что игровые разработчики такое с руками оторвут, даже на уровне концепт-арта!
– Ну всегда можно оцифровать, – заметила мама, листая альбом.
– Вы мои родители, вот и хвалите, – ответил Макс.
Пусть и было приятно слышать такие вещи от мамы с папой, но он сам никогда не считал свои рисунки такими уж талантливыми. С детства ему то и дело снились кошмары про чудовищ. Они были не слишком страшными, скорее – неприятными. Сморщенная кожа, капающая из пастей слизь, множество глаз, как у насекомых, пупырчатые лапки с шевелящейся бахромой крошечных щупалец… чудовища различались между собой, но от их вида передёргивало. Маленьким Макс кричал, будя родителей, потому что ему казалось, что монстры затаились в тёмных углах его комнаты. Потом перестал, просто включал свет и начинал их рисовать, пытаясь так выкинуть кошмары из головы. Порой получалось.
Он привык показывать рисунки всем, кто интересовался, сверстники или подшучивали, или кривились, многие взрослые пытались убедить делать что-то более приятное, а родители постоянно намекали, что это можно продать или сделать карьеру в будущем.
Максу не нравилась ни одна из этих реакций, но, если он пытался спрятать альбом или блокнот, в котором тоже рисовал, это привлекало ещё больше внимания.
– Мне в школу пора, – сказал Макс, бросая взгляд на часы, висящие над дверью. – Мам, пап, я вас люблю, увидимся вечером!
Они всегда выезжали на работу позже, чем он уходил в школу. Макс забрал альбом, встал, подхватил сумку и, кивнув родителям, вышел из кухни. Он шёл завтракать уже одевшись, потому всё, что оставалось, надеть обувь, накинуть лёгкую куртку и забрать свои ключи с крючка около дверей. Осень только началась, так что нужды слишком тепло одеваться не было.
– Пока, береги себя! – раздался с кухни мамин голос.
– Не сломай трамвай! – пожелал папа. – Разрушитель!
Макс улыбнулся. Он любил своих родителей, пусть и не всегда их понимал. Не будь он так сильно похож на них и дядю Гришу – заподозрил бы, что приёмный. Но, как он сам считал, это нормально, если дети по характеру совсем другие. Папа часто дурачился, мама могла быть шумной и легко переходила на крик, но легко и успокаивалась. А Макс чаще переживал всё внутри и отмалчивался.
По внешности в них легко различали родственников, правда, незнакомые люди часто думали, что мама с папой – брат и сестра. Худые, высокие, с тёмно-каштановыми кудрявыми волосами и оттопыренными ушами, даже носы и те – с горбинкой у обоих.
– Это, чтобы природа долго не думала, как наш сын выглядеть должен, – шутил папа.
А мама добавляла, что они, как встречаться начали, специально архивы поднимали, чтобы проверять: а не дальние ли родственники. Выходило, что нет, просто так совпало.
«Наверное, мне с ними повезло», – подумал Макс, закрывая дверь и направляясь вниз по лестнице. Одноклассники, бывало, жаловались на свою семью, на «зануд-родителей», которые не давали им сидеть за компьютером все выходные или на бабушек, что могли отнять мобильный телефон именно в тот момент, когда они набирали важное сообщение. Максу такие проблемы были незнакомы, и потому что родители никогда ничего не запрещали, и потому что он не ладил с техникой. В его руках, как верно заметил папа, многое отказывалось работать. Что-то приходило в негодность, прямо как планшет сегодня утром, а что-то так отчаянно сбоило, что проще было не мучиться.
Когда Макс впервые попытался выйти в интернет (ему тогда было лет пять, и он сидел на коленях мамы) компьютер мгновенно «выпал» в «синий экран смерти». Папа рассмеялся и предложил попробовать с другого компьютера, обвинив во всём мамину операционную систему. Но всё закончилось ещё хуже: что-то хрустнуло, зашипело, и из системного блока повалил дым.
Макс убежал из комнаты, испугавшись. Родители посчитали это случайностью, но он сам тогда понял: с техникой лучше не связываться. А, когда рядом стали методично «умирать» телефоны, планшеты, плееры и даже игрушки с радиоуправлением – мама с папой признали, что тот случай был вовсе не совпадением.
В мире, где с каждого третьего рекламного щита улыбчивые люди предлагали купить новый смартфон, Макс чувствовал себя чужаком, но он ничего не мог со всем этим сделать и потому старался радоваться тому, что у него было.
Макс устроился вестибюле гимназии: сел на деревянный бортик, опоясывающий поддельный «сад камней», в центре которого стоял искусственный бонсай. Зимой и в дождливую погоду именно здесь ученики надевали сменную обувь, сняв мокрые сапоги и туфли. Справа была закрытая дверь в гардероб: никто не выдавал одежду во время занятий, получить свою куртку можно было только ближе к концу уроков.
Учительница истории заболела, замену не назначили, и вышло «окно». Одноклассники Макса разбрелись кто куда, одни пошли в класс информатики, посидеть за пустующими компьютерами, другие – в буфет, те, кого он мог назвать друзьями: Марк, Лиля и Рита – в как раз и пустующий кабинет истории, смотреть кино на Лилином планшете.
А сам Макс рассудил, что лучше ему порисовать в тишине, там, где он ничего не испортит и ничто не отключится.
Он достал из сумки карандаш, альбом и, положив его на колени, принялся заканчивать тот рисунок, над которым мучился на прошлой перемене. Когда очередная линия уже не стерлась, а осталась некрасивыми серыми разводами, Макс сдался и перешёл на чистый лист, изображая другого монстра из сна. Этот выглядел как огромным сороконожка с человеческим лицом и множеством глаз на лапках и вдоль спины.
Солнечный свет падал полосами: на «бонсай» за спиной Макса и на его колени, как раз освещая альбом. Было тяжело не заметить, когда кто-то прошёл, закрывая его, а потом ещё раз. Сначала Макс обратил внимание именно на это, а тихие шаги услышал уже потом. Он поднял голову от рисунка и посмотрел на того, кто ходил по вестибюлю во время уроков. К его удивлению, это оказался не заскучавший снаружи охранник и не кто-то из одноклассников. Вдоль стены, на которой висела общая информация и стенгазета, которую сделали ученики, бродила девушка. На ней была форма гимназии, с юбкой в синюю клетку и тёмной жилеткой, но Макс знал в лицо всех со своего потока и ребят постарше, но эту девушку – нет.
Она заметила, что он смотрит прямо на неё и замерла на середине движения.
– Привет, – помахал рукой Макс, – ты новенькая в школе?
Незнакомка подошла ближе. Было в ней что-то от стрекозы или бабочки: в резких движениях, в том, как она наклонила голову, в глазах, не настолько больших, чтобы это казалось некрасивым, но явно не совсем обычных. Девушка смотрела на Макса спокойно и с лёгким любопытством, а потом перевела взгляд на альбом на его коленях и скривилась. А после этого на её лице промелькнуло что-то вроде злобы.
– Что?.. – начал Макс, поднимаясь.
Девушка резко повернулась к нему спиной, он расслышал её слова, которые она пробормотала больше самой себе:
– Ещё не имаго, далеко не имаго, а времени уже не осталось!
Макс собирался броситься следом, но альбом и карандаш выскользнули из его рук и упали на пол, а, когда он поднял их – незнакомки и след простыл. Будто она привиделась.
Раздался звонок: Макс с удивлением понял, что просидел, рисуя, сорок пять минут.
Позже он рассказал Марку, своему товарищу и соседу по парте, о незнакомой девушке, которую встретил.
– А опиши, как выглядела, – сказал тот, сев на стул задом наперёд и обхватив спинку руками. – Ну там волосы какого цвета, причёска, родинки, может, были.
– Да такая… – начал Макс и осёкся, неожиданно он понял, что совершенно не запомнил таких деталей.
Он не был уверен насчет родинок, когда представлял незнакомку, то в её образе то возникали, то исчезали, причёска вообще прошла мимо него и, о, ужас, не выходило даже про цвет волос сказать наверняка.
– Необычная, – пробормотал Макс. – Увижу – узнаю.
Марк хмыкнул, будто говорил: «Всё с тобой ясно», что до Макса, то он прищурился: ему показалось, будто бы вокруг планшета, который держала в руках их общая подруга Лиля, в воздухе висит желтовато-коричневое марево.
Раньше Максу казалось, что нет ничего неприятнее его снов. Теперь он понял, как сильно ошибался, потому что одно дело, когда чудовища приходят к тебе ночью и исчезают, стоит открыть глаза, только в памяти оставляют свой образ; и совсем другое, если они тебя окружают.
Всё началось с марева, которое он видел вокруг планшетов, читалок, телефонов, компьютеров, плееров… в общем, всей техники. Макс уже испугался, что у него проблемы со зрением, но всё остальное он видел чётко. А потом, начав вглядываться в этот «туман», он понял: лучше бы всё-таки дело было в одних его глазах.
Впервые это случилось на улице. Родители Макса уехали на неделю в командировку, оставив его самого с деньгами и полным холодильником продуктов. Они так делали и раньше: отправлялись на конференции, даже за границу, и ездили к коллегам в другие города из-за рабочих проектов. Максу в такие дни даже уютнее бывало: никто не мешал валяться на ковре посреди гостиной, рисуя, или ложиться спать, не приняв душ. В случае чего, всегда можно было позвонить дядя Грише и его семье, но Макс этого почти никогда не делал.