– Прочитайте признания тех, кто на вас напали, – сказал капитан.
Один из преступников сообщил, что они устроили в сквере небольшую попойку. Вдруг заметили парня и решили «почистить» его карманы. На вид парень показался крепким, поэтому напрямую напасть не решились, а подошли незаметно и оглушили его. Да, нападение было. Но не грабеж. У жертвы при себе оказалось меньше пятидесяти копеек.
А потом их окружили представители органов.
Но кое-что в рассказе преступника заинтересовало меня по-настоящему.
«Парень тот вел себя странно. Кружил взад-вперед по одному и тому же месту, с кем-то беседовал, хотя никого поблизости не было».
Я задумался: «Итак, бандиты утверждают, что я был в сквере один. В самом деле, не привиделась ли мне эта чертовщина с ведьмами?… Но уж слишком реальными казались Валерия и две ее спутницы… Я говорил с ними! И пусть сто человек утверждают обратное, я сто раз повторю: говорил!»
Посетителей у меня в палате было хоть отбавляй. И не только мама, но и добрая половина театра. Особенно был важен разговор с Эдиком, я напомнил о рассказанной им легенде.
– Какой легенде? – наморщил он лоб. – Ах, про ведьму с изуродованной рукой?
– Да, про Чаровницу. Откуда ты о ней узнал?
– Ее пересказал старик в местной пивной. Он развлекал посетителей байками, а они за это ему наливали по кружечке. Забудь! Лучше послушай о моей новой театральной находке. Помнишь, в «Летучей мыши», обманывая жену, Генрих называет собаку Эммой, а потом приходит Фальк и восклицает: «Бедный Гектор, я так его любил»? Так вот позже, на балу у князя, я забываюсь и называю Генриха «Гектор». Публика умирает от хохота…
После разговора с Эдиком я стал меньше верить в существование ведьмы Валерии. Поправлялся я быстро. Когда давал показания в милиции, то ни словом не обмолвился о моем ночном кошмаре. Сказал, что не спалось, решил погулять в парке. И… погулял.
Постепенно тот странный случай вспоминался все реже и реже, и, наконец, вовсе стерся из памяти. Даже последующие катастрофические события перестройки, а потом и войну на Донбассе я не желал хоть каким-то образом связывать с грозным предупреждением ведьмы с клешней вместо руки. Мистика и реальная жизнь – вещи несовместимые.
Валерия исчезла из моего сознания, как вызванный стрессом нелепый сон…»
Врач с волнением перелистнул страницу, понимая, что главное впереди. И он не ошибся.
«…Теперь я перехожу к недавним событиям, из-за которых я оказался в лечебнице.
Как вы знаете, они произошли девятнадцатого июля. Но уже вечером восемнадцатого меня охватила непонятная тревога. Я долго не мог заснуть, крутился на постели как волчок, воздух казался душным и спертым. Когда моя жена Маша недовольно заворчала, я ушел от нее на диван.
Нет, сон по-прежнему не шел ко мне, хоть принимай снотворное. Голова разбухла от дум: в одно целое соединились и личные проблемы, и мировые. Я размышлял о непростых отношениях с издателями, о падении доходов – и своих, и жены. Так, под нескончаемую симфонию лжи о процветании нации, мы быстро докатимся до нищеты. А тут еще постоянные военные конфликты, в которые мы пытаемся сунуть нос… Добром это не кончится!
И вдруг я подумал, что нужно заглянуть в корень проблемы. Идет новая технологическая революция, люди станут не нужны, в отличие от ресурсов, которыми они обладают. Но тогда… в самой сути ничего хорошего ждать не приходится. Под благовидным предлогом уничтожат целые страны и континенты…
Меня бросило в дрожь. Я пошел на кухню, накапал тридцать капель валокордина. Выпил. И только после этого немного успокоился и задремал.
Ранним утром меня разбудили. Приехала моя дочь Анфиса. Она была в истерике, поскольку „навсегда поссорилась с мужем“. И тогда Маша предложила отправиться на дачу, развеяться несколько дней на природе.
Вырвавшись из московских пробок, мы ехали по относительно спокойной трассе. Я сидел на заднем сиденье, закрыв глаза и опять думая о своем. Анфиса подбирала музыку и вскоре воскликнула:
– Как раз для тебя, папа.
Это был Штраус, его знаменитая „Летучая мышь“. Звучала ария Розалинды, голос певицы так сильно напоминал голос покойной матери, что меня будто током ударило: уж не она ли явилась с того света, чтобы ободрить сына своим хрустальным голосом?! Или… о чем-то предупредить?
Все как тогда – в Донецке. Будто не было между этими событиями перерыва в несколько десятков лет!.. И тут, словно из бездны, встала Чаровница с клешней вместо правой кисти!
Я был уверен, что она навсегда покинула мою жизнь и сознание. Так почему снова вижу ее?…
Валерия стояла посреди дороги, не обращая внимания на мчащуюся прямо на нее машину. А что же моя жена?… Она будто бы ничего не видела. Казалось, столкновения не избежать…
– Стой! – невольно закричал я, а затем, перегнувшись через сиденье, вцепился в руль.
Автомобиль занесло, Маша еле успела затормозить. Но с трассы мы все равно съехали и врезались в дерево.
– С ума сошел?! – кричали Маша и Анфиса.
– Но там же… женщина!
– Какая женщина?! – еще более разъярилась Маша. – Ты пьян?!
Мы вылезли из машины. К счастью, никто не пострадал, но капот помяло хорошо.
– Влетит в копеечку! – не прекращала бесноваться жена. – Платить будешь из своих гонораров!
Я не ответил, поскольку опять… заметил Валерию. Похоже, только я один здесь вижу ее.
Сразу вспомнилось пророчество о том, когда мы с ней снова встретимся… И сегодня жизнь – не сахар Но, выходит, что все это лишь прелюдия к чему-то более страшному?!
„Предупредить всех! Предупредить!“
Но вновь, как проклятие, звучит ее голос: „…не рассчитывай, что они поверят и ты станешь пророком“.
Что же получается: молчать нельзя, а говорить бесполезно?!
Мне еще никогда не было так жутко. В каком мире я живу? Мире, который блуждает в полном мраке и скатывается в сумеречное царство антихриста?… Бежать, бежать!
– Куда? – беззвучно спросила ведьма. – Все дороги соединяются в одну. Но это, увы, не Рим[2].
Лес зашумел, деревья казались временным убежищем от апокалипсиса. Временное убежище… Смешно! Однако я поддался иллюзии спасения и ринулся в чащу. Я убеждал себя, что в полной глуши, среди деревьев, пней и сорной травы, не встречу ведьму с изуродованной рукой.
Однако очень скоро осознал свою наивность. Впереди, у развесистого дуба раздался знакомый язвительный смех, и навстречу мне вышла Чаровница, протягивая свою страшную правую руку.
– Я твоя судьба, – сказала она…»
4
Окончив чтение, врач некоторое время был в растерянности. Или Фирсов написал блестящее фантастическое произведение, или он действительно бредит? И тогда его правильно держат в лечебнице.
Однако этот бред терзал сознание и выматывал душу. Когда в коридоре послышались шаги, Павел чуть не закричал, не позвал на помощь. Ему вдруг представилось, что это приближается та самая Чаровница.
Вошла медсестра Зиночка с каким-то срочным вопросом. У Павла отлегло от сердца. Он вспомнил предупреждение своих родителей, тоже психиатров, о том, как сложно работать здесь. «Главное, сынок, чтобы страхи твоих пациентов не вселились и в тебя».
Да, да, нельзя давать волю страхам овладеть собой. Любимый писатель превратился в обычного больного со слишком буйной фантазией. Бывает…
Павел успокоился, даже вздремнул, хотя сон оказался недолгим: к утру у некоторых больных опять начались проблемы.
Елена Петровна смотрела на него снисходительно и немного сочувственно:
– Дежурство выдалось сложным?
– Были проблемы.
– Вид у вас усталый. Ничего, сейчас пойдете домой, отдохнете. Кстати, с вашим писателем беседовали?
– Да.
– И?…
– Пока конкретного вывода не делаю. Возможно, вы правы, он серьезно болен.
– Я вам говорила, – ухмыльнулась заведующая отделением.
Павел вышел на улицу, немного постоял, вдохнул полной грудью. Даже этот загазованный московский воздух казался ему воздухом свободы. Слишком уж тяжело в больнице.
Он вспомнил, что следует зайти в универсам за продуктами. Брал, как обычно, самое необходимое; и опять задумался над прочитанной рукописью Фирсова.
«А если только предположить, что Андрей Николаевич и впрямь повстречал ведьму с изуродованной рукой? Но никто, кроме него, ее не видел. И что? Писателям открывается многое, они предсказывают судьбы своих народов на столетия вперед. Вон Пушкин и его „Пророк“. Но если так… неужели Россию вновь ждут испытания? Не довольно ли их?»
Он глянул через стеклянную витрину универсама. Перед входом на ступеньках согнулась нищенка, униженно прося подаяния. А мимо пролетел «Лексус», откуда высунулось скуластое, горбоносое лицо. И Павел только вздохнул: «Не могут остановиться, безумные!»
Фирсов сказал главное: скоро люди станут не нужны, и тогда под благовидным предлогом уничтожат целые страны и континенты…
Внезапно Павел заметил девушку такой красоты и обаяния, что ноги сами понесли его к ней. Он настиг ее в очереди у кассы. Незнакомка выкладывала из тележки продукты, и Павел решил осторожно завязать знакомство:
– Разрешите, помогу вам?
– Спасибо, – ответила она. – А то мне самой трудно.
– Трудно?
– Да вот, взгляните…
И она вытянула вперед правую руку – искалеченную, с подобием ладони и сросшимися пальцами. Павел отпрянул, а девушка растянула губы в зловещей улыбке:
– Да, я уже здесь!
Часть первая
Глава первая
1
За столом одного из небольших московских баров собрались четверо: женщина и трое мужчин. Сидели они в углу, вдалеке от чужих ушей, хотя заведение было почти пустым, да и к разговору их никто не прислушивался. Тем не менее профессиональная предосторожность соблюдалась четко. Все они работали в следственном комитете, дело, которым занимались, поражало как жестокостью, так и отсутствием перспектив поймать преступника. Он появлялся, словно из преисподней, убивал жертву ударом ножа в шею, затем кромсал тело и исчезал. Не видимый ни одним свидетелем, не зафиксированный ни одной камерой, он не оставлял даже косвенных улик. И еще: после каждого зверского убийства на стене появлялась корявая, написанная кровью жертвы, надпись: «Чаровница».
Следователи старались выяснить, что это за страшное послание. Оказалось, что не так давно интернет-сообщество буквально взорвала небольшая повесть «Чаровница». Какая здесь может быть связь?
Героиня повести – ведьма, появление которой несет разрушение окружающему миру. Она беспощадна к людям, ибо мстит за свою изуродованную правую руку. Но неужели кто-то решился сыграть роль зловещего персонажа в реальной жизни?
О самих убитых: известный актер, удачливый предприниматель, популярная манекенщица, крупный чиновник столичного департамента. На роль жертв подбирались люди значимые. Информация о расправе над ними мгновенно распространялась, тут же обрастала легендами и «поразительными фактами». Если и дальше так пойдет, то столицу, словно океанские волны, накроют слухи о реальном появлении в Москве мистической ведьмы-убийцы. А затем? Паника и хаос?
Бригада следователей работала на износ, но, увы!.. Естественно, настроение было паршивым.
Следователи обсуждали сегодняшнюю встречу с автором «Чаровницы». Беседовал с ним самый старший из четверки – майор юстиции Андрей Смирнов. Он дружески поприветствовал писателя, только на того это не подействовало. Во взгляде «гостя» чередовались недоумение и надменность.
– Проходите, Александр Павлович, – сказал следователь, приглаживая свои черные усы. – Присаживайтесь.
Владимиров сел напротив майора, с вызовом спросил:
– Надеюсь, мне не придется приглашать адвоката?
– Помилуйте, никто ни в чем вас не обвиняет. Знаете, почему я попросил вас зайти?
– Нет.
– В Москве произошла серия убийств…
– Какое отношение к этому имею я?
– Вы не в курсе?
– Не в курсе чего?
– После каждой своей кровавой расправы преступник оставляет на стене надпись «Чаровница»…
– Так называется моя последняя повесть.
– Поэтому и хочу спросить: что вы об этом думаете?
– В данном случае думать – ваша прерогатива, – едко заметил писатель. – Да, какие-то слухи доходили… Кстати, это может быть обычным совпадением.
– Боюсь, нет.
– Вы меня подозреваете?!
– Помилуй Бог! Вы можете просто встать и уйти отсюда. Мы просим вас помочь. Чисто по-человечески.
Владимиров что-то недовольно пробурчал, тогда Смирнов решился на маленькую хитрость:
– А какая это будет для вас реалама! Только послушайте: писатель Владимиров способствовал следствию в поимке опасного маньяка!
– В самом деле… По-моему, подобного не было ни у Стивена Кинга, ни у Дина Кунца. Что ж, давайте, спрашивайте, спрашивайте!
– У вас наверняка масса почитателей?
– Конечно!
– И почта переполнена?
– Да! Они мне пишут…
– А нет ли среди них особо надоедливых?
– И такие встречаются. Особенно дамы.
– А о чем они вам пишут?
Владимиров развел руками, мол, о чем можно писать человеку с недостигаемого Олимпа. Только восхищаться им.
– Я более четко сформулирую вопрос: попадались ли такие, кто готов сделать жизнь ваших героев частью своей жизни? То есть они живут не собственными страстями, а страстями совершенно других людей.
– Каждый писатель мечтает о таком.
– Вы могли бы мне их назвать?
– Я редко запоминаю имена… Тем более часто они вымышленные.
– А вы записи поклонников сохраняете?
– Многие – да. Почти все… Разную ругань, конечно, удаляю.
– Жаль. Ну, да ладно… Не станете возражать, если я с ними ознакомлюсь?
– Нет! – усмехнулся Александр, давая понять, что ему хорошо известно, что в сегодняшних условиях можно и без разрешения проникнуть в любой компьютер. – Только… я не понимаю, почему именно «Чаровница»? Это всего лишь философская сказка. Ведьма реальна? Или она – порождение воспаленного мозга? Но даже если поверить в ее реальность, вспомните, что она сама говорит: «Я ничего не поджигала. Тот барин был слишком недобрый, и крестьяне восстали…»
– Однако кто-то мог понять ваше произведение по-иному: ведьма несет разрушение. И убийца «слился» с ней, ощутив себя частью этой разрушительной силы.
– Так он тебе ничего путного не сказал? – спросил у Андрея Игорь, его однокурсник по учебе в университете, а теперь коллега по работе в следственном комитете.
– Похоже, он ничего не знает. Правда, он пообещал присмотреться к некоторым своим знакомым. И если кто-то покажется подозрительным, сообщить мне. Но, боюсь, затея пустая. Писатель Владимиров видит и слышит только себя.
– Поразительно! – вступила в разговор самая молодая из следователей, капитан Вероника Борецкая.
– Что поразительно? – переспросил Смирнов.
– Я зачитываюсь его книгами, поэтому представляла Александра Павловича несколько иным. Я его встретила в коридоре, он шел к тебе, Андрей. Я поздоровалась, однако… он даже не взглянул на ничтожную девочку-капитана.
– Крушение юношеских иллюзий, – усмехнулся сидевший рядом с ней маленький круглолицый Григорий.
– Да, Вероника, он самовлюбленный зазнайка, – подтвердил повидавший людей Смирнов.
– Эх, покатилась с небосклона звезда, – пропел Григорий, но Борецкая его резко тормознула:
– Меня не интересуют его личные качества. Его творчество захватывает, возбуждает. Это не только мое мнение, но и многих знакомых.
– Так, может, это ты, начитавшись его романов, превратилась в нашего убийцу? – иронично полюбопытствовал Григорий.
– Не забывай, Вероника – чемпион по боевым единоборствам, – на всякий случай напомнил Андрей.
– Угрозы следователю?!
– Так ведь на то есть причины – беспочвенное обвинение. Мы свидетели, – Игорь попробовал пошутить, но не получилось. В отличие от Григория этот малоразговорчивый и меланхоличный человек юмором не обладал. Да и главное не в этом: не до веселья сейчас.