Как можно сильнее прижавшись к перилам, я, заворожённо смотря на жужжащий рой, медленно преодолел оставшиеся две ступени, после чего начал подниматься дальше, на второй этаж, на котором как раз и была квартира моей бабушки. Несмотря на то, что я всё дальше и дальше удалялся от ос, их жужжание, наоборот, только усиливалось, и через некоторое время мне начало казаться, что они вот-вот полезут из моих ушей. Но когда я наконец добрался до второго этажа, жужжание в ушах прекратилось. Облегчённо выдохнув, я подошёл к двери в бабушкину квартиру и, постучав в неё, развернулся и прижался к соседской двери справа, чтобы продолжить наблюдение за очень беспокоящим меня роем ос. Я начал ждать, когда бабушка откроет мне дверь и пустит меня в свою квартиру, в мир спокойствия и безмятежности. Я уже представлял, как бабуля согревает для меня чай, чудесный аромат которого мне никогда в жизни не забыть, после чего подаёт мне его со сдобными плюшками или с маковыми булочками. Ещё я представлял, как после чаепития бабушка укладывает меня в тёплую кровать и накрывает двумя – нет, тремя! – одеялами и как меня обволакивает целебный сон, который унесёт с собой все воспоминания о тех кошмарах, через которые мне сегодня пришлось пройти.
И после всех этих прекрасных грёз и мечтаний какое же сильное меня ждало разочарование – даже после пятого стука мне никто не открыл.
***
Я посмотрел в замочную скважину. Ключ был в замке, с другой стороны. Значит, бабушка в любом случае дома, но почему же она тогда не открывает?
Забыв про осторожность, я повернулся всем корпусом к двери и постучал ещё раз, а затем прислушался. Эхо моих ударов несколько раз отдалось от стен, после чего наступила гробовая тишина. Никто за дверью не зашаркал тапочками, спеша впустить меня в мир спокойствия и безмятежности. Отчаяние, которое в последнее время стало для меня преобладающим чувством, нахлынуло на меня с удвоенной силой, ведь идти обратно по тёмным улицам и проулкам села, которые ночью оставались практически без освещения, мне совершенно не хотелось.
Но полностью с надеждой я прощаться не собирался, так что через полминуты я повторил попытку достучаться до бабушки. На этот раз ответ последовал, но не из её квартиры.
***
Сразу после того, как я вновь постучал в дверь, кто-то сделал то же самое, причём с такой же громкостью и частотой, как сделал я, за соседней слева. Я в испуге отскочил к перилам, а затем впился взглядом в темноту чуть левее бабушкиной двери, откуда раздались те странные звуки. Однако чем сильнее я щурился, стараясь разглядеть во тьме предмет своего любопытства, тем сильнее в глазах рябило, а в ушах усиливалось жужжание. Это заставило меня отлипнуть от перил и подойти ближе к двери под номером шесть, чтобы получше её разглядеть. Приблизившись к ней на два шага, я тут же отшатнулся в испуге. Дверь передо мной была не деревянная и маленькая, как все двери в этом подъезде, а огромная и металлическая, привязанная к стенам с обеих сторон большими черными цепями.
«Как? Как я мог её не заметить, поднимаясь сюда?» – подумал я.
На месте дверного глазка в двери было маленькое прямоугольное окошечко, в которое мне со страшной силой захотелось заглянуть. Страшной – потому что такой невероятно сильный порыв напугал меня не на шутку, но я был не в силах ему противиться, и мои ноги медленно понесли меня к заветному окну.
Лунный свет становился всё слабее, будто рой ос, закрывающих окно, начал увеличиваться в размерах, однако я всё же не обернулся, чтобы это проверить. Всё моё внимание сковало манящее и одновременно пугающее окошко в двери, к которому я приближался. Мне ужасно хотелось заглянуть в него и узнать, кто стучал в дверь, и одновременно хотелось развернуться и побежать отсюда что есть мочи. Однако первое желание принадлежало не мне. Оно будто было навязано мне кем-то, и было причём намного сильнее второго, так что мне пришлось продолжить свой путь. Всё моё тело дрожало от страха, а из горла раздавался тихий стон.
Рывком преодолев последний метр, я заглянул в окно. За этой огромной металлической дверью я увидел узкий коридор, тянущийся вперёд, с жёлтыми и закоптелыми обоями, пол которого был чуть ли не сплошь покрыт пустыми бутылками из-под пива, полиэтиленовыми пакетами и маленькими картонными коробками. В конце коридора я увидел дверной проём, за которым была комната. В комнате, а точнее, в той части, которую я видел, не было ничего, кроме кровати с серым матрасом да старого телевизора на стуле, и мусора в ней было значительно меньше, чем в коридоре. Откуда-то из глубины квартиры (там, возможно, были и другие комнаты) тихо доносилась спокойная джазовая музыка. Удивляло то, что никаких источников света ни в коридоре, ни в той части комнаты, которая мной просматривалась, не было, однако я без особого напряжения мог видеть и рассматривать всё внутреннее убранство.
«Наверное, глаза уже привыкли к темноте», – подумал я.
И вдруг по комнате в конце коридора кто-то пробежал. Я испугался, но всё же не отвёл взгляд, а, наоборот, приблизился к окну, подталкиваемый тем же самым навязанным мне любопытством. В помещении стояла тишина (где же джазовая музыка?), которая звенела в моих ушах похлеще любого жужжания. Наверное, мне было бы спокойнее, если хоть что-нибудь раздавалось. Но нет, тишина стояла просто гробовая. Из-за неё у меня в ушах стоял белый шум, как на каналах с профилактикой оборудования.
– Мле-е, – промычал кто-то из глубины квартиры, и я затаил дыхание.
Через долю секунды из дальней комнаты в коридор выбежал какой-то очень худой мужчина, голый по пояс. Истошно вопя, он подбежал к окошку и принялся смотреть на меня своими красными от безумия глазами. Расстояние от моих глаз до его равнялось всего лишь нескольким сантиметрам. Безумец завопил и принялся долбить кулаками в дверь, да так, что одна из цепей тут же порвалась.
Всё это произошло за три с лишним секунды.
Не знаю, что случилось с моими связками, но завопить от страха я не смог. Единственное, что я смог, так это удивлённо вздохнуть и отскочить к перилам. Затем, подстёгиваемый адреналином, я, будучи полностью уверенным в том, что цепи на двери не выдержат, побежал вниз по лестнице, от страха перед этим сумасшедшим даже позабыв об осах. Единственное, что я сейчас хотел, – выбраться из этого проклятого места и бежать куда глаза глядят, да так быстро, чтобы этот психопат остался далеко позади. И я бежал, точнее, спешно спускался, не замечая из-за ударившего по вискам адреналина, что вниз спустился уже не на один этаж. И не на два. Но лестница заканчиваться не собиралась.
Тем временем сверху продолжали раздаваться стуки в дверь, вперемешку с громкими, доходящими до хрипоты, воплями полуголого психа. Когда я спустился уже примерно на пять этажей вниз, раздался грохот, за которым последовали шлепки.
«Он уже выбрался! И теперь он… гонится за мной!» – пронеслась мысль у меня в голове.
Это заставило меня ускориться, хотя я и так уже бежал сверх того, на что был обычно способен. Перед глазами мелькали совершенно одинаковые этажи, и я был уверен, что номера квартир на них повторялись, просто из-за бешеного темпа и ударившего в голову адреналина я не мог в этом убедиться.
Шлепки тем временем становились всё громче, как и злобное рычание. Это заставило меня прийти к выводу, что если эта лестница в скором времени не закончится, то он меня догонит. Взяв всю свою волю в кулак, я притормозил на одном из этажей, выбил плечом с одного удара первую попавшуюся дверь и побежал по какому-то замусоренному и тёмному коридору, схожему с коридором за железной дверью. В квартиру секунд через десять, злобно и безумно крича, вбежал псих и на огромной скорости ринулся за мной. Я же, прорываясь ногами через горы бутылок, коробок и пакетов, которые по какой-то причине совершенно не беспокоили догоняющего, сильно сбавил в скорости, которой и так было недостаточно, чтобы убежать от психопата. На меня тут же нахлынула огромная волна отчаяния, а затылок и копчик заболели, предчувствуя надвигающуюся опасность.
– Я должен проснуться! Я должен проснуться! – прохрипел я в истерике.
«Ведь войдёт… ведь войдёт… ведь войдёт… – послышалось в моей голове, после чего из глубин подсознания раздался мой собственный приглушённый голос: – Так всё это был сон?»
Сумасшедший был в нескольких метрах от меня. Почувствовав это, я сильно зажмурился и увидел, как перед глазами поползли красные нити.
Последнее, что я почувствовал, так это лёгкое, но очень неприятное прикосновение к затылку.
***
Тук-тук, Денис!
– А? Что? – прохрипел я.
Я чуть приподнялся, а затем снова лёг и зачесал макушку, так как ударился ею об стол. Голова болела ужасно, спать тянуло немерено, но, преодолев сильнейшее желание закрыть глаза и снова погрузиться в сон, я выбрался из-под стола и приподнялся. Слабость и сонливость были такие, что сообразить что-то, а тем более вспомнить, как я тут оказался, для меня в тот момент было практически невозможно. Единственное, что я знал, так это то, что находился в огромной опасности и что дверь из кухни открывать не следует.
Я обессиленно опустился на стул, затем наклонился к столу, поставил на него локти и подпёр тяжёлую голову руками. Сонливость накатывалась на меня волнами. Каждая новая волна была сильнее предыдущей, но я держался, не позволял сну утопить меня в забвении. Мне нужно было собраться с мыслями, нужно было вспомнить всё, что со мною произошло. Но достаточно мне было лишь попытаться, как голову тут же пронизывала острая боль, а глаза от усталости начинали закрываться.
«Ведь войдёт… ведь войдёт… ведь войдёт… ведь войдёт», – в очередной раз раздалось в голове.
Оставшаяся во мне энергия тут же нахлынула на меня, и, раскрыв глаза, я вскочил из-за стола. Сердце стало стучать учащённо, страх чёрным туманом заполнил всю мою голову и разогнал сон, который какое-то время там властвовал. Воспоминания вылетали из глубин подсознания, подобно острым копьям, и вгрызались мне в виски и в жилки над бровями. Я вспомнил всё, что со мною произошло. Ну или почти всё, я точно не мог сказать. Однако, что странно, в дверь сейчас никто не стучит, и никто не пытается её выломать. Кроме тихого жужжания морозильника, ничего вообще не было слышно.
Я осторожно отпер дверь, после чего приоткрыл её и выглянул в коридор. Там не было никого. Затем я снова заперся, вернулся к столу и попытался собраться с мыслями.
– Так, что мне нужно… – прошептал я, навернув очередной круг по кухне. – Ну давай же, соберись! – Я дал себе звонкую пощёчину и, поддавшись чувству, сел за стол, но через три секунды вновь встал из-за него. – Так! Мне нужно…
В голове тут же выплыло имя… и номер. Номер, который я учил наизусть, чтобы можно было его набрать с ближайшего доступного телефона, если произойдёт что-то плохое с мамой.
– Да, нужно ему позвонить. Доктору, который к маме поставлен. Он приедет и со всем разберётся. Да… разберётся. И не нужно поднимать из-за этого шум. Это всего лишь обычный приступ, ничего более.
Однако приступ был далеко не обычный, просто я не хотел этого признавать. Если бы такое случалось и раньше, то маму ни за что бы не оставили на домашнее лечение. И… кто мог подумать, что может случиться… подобное? Но, несмотря на очевидные факты, говорить себе, что приступ всё же необычный, я не хотел, и достаточно было мысли на эту тему забрести мне в голову, как я её тут же отгонял.
Итак, у меня была цель: добраться до телефона, который лежал у меня в спальне. Я, конечно, отказывался верить в то, что приступ был необычный, но я всё же принял во внимание то, что мама была не в себе, что она вооружена («это всё из-за стресса, вызванного переездом», – подумал я), и главное – что она, скорее всего, сидит в засаде, выжидая того момента, когда я выйду из кухни.
Я искоса посмотрел на стойку для ножей. По телу пробежала дрожь.
***
Кухню и мою спальню разделяло несколько шагов, пусть и больших. Я решил для начала просто отойти от кухни на безопасное расстояние, а потом, когда полностью удостоверюсь в безопасности своего маршрута, перебежать в спальню. План всего этого действа был прост, как пять копеек: если мама в моей спальне, то я бегу обратно, а если где-то ещё – в зале, например, или в комнате напротив моей спальни, – то действую по ситуации, в зависимости от того, где именно она находится и докуда я уже успел добраться. План был не идеальный, конечно… хотя что душой кривить – он был ужасен. Но досконально всё продумывать и просчитывать возможности времени не было, ведь если я не поспешу, то, скорее всего, отключусь, а за время моей отключки мама, возможно, придумает всё-таки способ, как сюда войти. В конце концов, она может банально выбить дверь… и странно, что она ещё это не сделала. Даже если звук каким-то образом пройдёт сквозь звукоизоляционные стены, соседи всё равно не успеют прибежать, вышибить входную дверь и спасти… Господи, как же я устал! Каждая новая мысль… сразу… по прибытии… будто… молотом бьёт мне по мозгам. Как же я хочу… спать!
Подавив очередное желание уснуть, я медленно приоткрыл дверь, выглянул в коридор и, убедившись, что там всё ещё никого нет, покинул кухню. Сделав это, я направился к вешалке для верхней одежды, с зоны возле которой просматривался и конец коридора, и часть зала сквозь приоткрытую дверь. На цыпочках подойдя к залу на несколько шагов, я заглянул в него. Там не было никого. По крайней мере, с того места где я стоял, мне никого не было видно. И если кто-то захотел бы напасть оттуда, то, как я думаю, он бы это уже сделал.
Глубоко вздохнув, я направился к концу коридора. Доски подо мной предательски скрипели, к тому же очень громко, если учесть, что в квартире стояла просто гробовая тишина. Добравшись до двери в ванную, я заглянул в мамину спальню, расположенную слева. Там тоже никого не оказалось. Сердце застучало чаще. Что-то мне подсказывало, что мама спряталась в моей спальне – я чуял это, – и на несколько секунд мне даже показалось, что за дверью раздавались тихий скрежет и громкое дыхание. Но поворачивать назад было бессмысленно… да и не было сил. Я и не мог предположить, что усталость с такой силой навалится на меня, когда я доберусь сюда. Голова практически не соображала, глаза закрывались, ноги подкашивались. Теперь выбора у меня точно не было.
Приоткрыв дверь, я на пару секунд выглянул из-за неё, чтобы осмотреть комнату. Вроде никого не было видно, хотя я не был уверен, что мама не пряталась где-то, выжидая подходящего момента для атаки. Однако боль в висках заставила меня позабыть о сомнениях, пусть для них и была весомая причина. Я вошёл в спальню, которая оказалась… и впрямь пуста.
«Где же тогда…» – загорелась мысль у меня в голове и сразу же потухла.
Пульсирующая боль в висках тут же заставила меня отказаться развивать эту мысль, и, закрыв за собой дверь, я подбежал к тумбочке и принялся её обшаривать. Мне нужен был телефон, только он. Не найдя его там, я вскочил с пола и схватился за голову.
– Так… где же… – сказал я, после чего кинулся к столешницам, перевернул всё их содержимое вверх дном, при этом сильно прищуриваясь, так как сквозь пелену перед глазами мне было очень трудно что-то разглядеть. Там я тоже ничего не обнаружил. Затем я обшарил шкаф, прополз на четвереньках, осматривая каждый дюйм пола, а также посмотрел под кроватью и под рабочим столом. Поиски закончились моим громким провалом. Я плюхнулся на кровать, но затем тут же с неё встал, боясь заснуть.
– Что за чертовщина?! – прохрипел я в отчаянии. – Неужели мама его забрала?
Сейчас в голове моей, конечно, работала всего одна извилина, но и её хватило, чтобы прийти к другому выводу, не менее пессимистичному. Убито опустив голову, я его озвучил:
– Лунатизм… конечно! Этот грёбаный лунатизм!
Я со злостью ударил по кровати ногой, после чего тут же сел на неё и схватился за голову.
– Ну зачем я вчера снова положил его сюда? Он мне был уже не нужен, так зачем?
И тут… пелена перед глазами начала сгущаться сильнее, а откуда-то из глубин подсознания стала раздаваться мелодия: «Тири-ти, тири-там, тири-ти, тири-там».