Все дальше удаляясь от жерла воронки, я увидел, как из нее вылетают другие люди, потешно болтая кажущимися с такого расстояния малюсенькими ручками и ножками. Некоторые летели, кувыркаясь, другие степенно плыли, словно по невидимой реке, а третьи неслись стрелой, зачем-то помогая себе конечностями – ведь дураку понятно, что от них здесь ничего не зависит.
Вдалеке, в направлении моего полета, сквозь молочную пелену показалось темное пятно, и я переключил внимание на него, пытаясь разглядеть конечную точку своего пути. Ведь должен же я куда-то прилететь! Пятно становилось все больше и больше, раздаваясь вширь и наливаясь красками, словно неведомый художник кистью прорисовывал контуры, добавляя мазок к мазку. И вот уже мне навстречу несется дивный мир, покрытый зеленью, чарующий неведомыми гигантскими цветами всевозможных оттенков и слепящий блеском лазурных вод чистейших речушек и озер. Взирая на все это великолепие с высоты птичьего полета, я внезапно осознал, что несусь к земле на сумасшедшей скорости.
Меня вновь обуял леденящий ужас. Ни затормозить, ни закрыть глаза, ни просто крикнуть я не мог. Мне оставалось лишь взирать на стремительно приближающуюся поверхность широко распахнутыми глазами и пытаться убедить себя в нереальности происходящего. Вы пробовали когда-нибудь, пребывая в шоковом состоянии, убедить себя в чем-то? Вот именно. У меня тоже ничего из этого не вышло. Но когда до земли оставались считаные десятки метров, и я уже смирился с участью быть размазанным по этой прекрасной долине рек и цветов, скорость внезапно начала падать, и на землю я опустился, словно перышко, коснувшись ее раскоряченными с перепугу руками и ногами на манер краба.
Вероятно, стороннему наблюдателю мое приземление могло показаться забавным. Мне оно таковым не казалось. И если бы у меня до сих пор наличествовали тело и штаны, то последние с огромной долей вероятности были бы попорчены основательнее, нежели, машина, оставленная под птичьим деревом.
Немного придя в себя и осознав, что опасность обратиться в плоскую неприглядность миновала, я осторожно сел и с опаской огляделся по сторонам, как и полагается цивилизованному человеку, попавшему в незнакомую обстановку.
Меня окружал диковинный мир. Земля подо мной казалась упругой, а не привычно-твердой. Ее покрывало нечто, сильно смахивающее на ковровый ворс, но более мягкий, шелковистый и приятный на ощупь. Это «нечто», совершенно непохожее на траву, переливалось оттенками зеленого. Проведя по земле ладонью, я ощутил ее тепло и нежную бархатистость.
Вокруг меня произрастали необычные растения. Некоторые из них напоминали змей, плавно извивающихся замысловатыми изгибами. Другие, похожие на длинные толстые палки, пульсировали, будто прокачивая через себя соки. Были и растения, похожие на цветы. Их безлистые ножки закручивались спиралями, склоняя свои головки, обрамленные тончайшими лепестками всевозможных расцветок и форм к земле. Некоторые из цветов едва достигали моего колена, другие возвышались на два и более метра. Но странное дело, все они были обращены ко мне, словно оценивающе присматривались к неведомому им существу, примериваясь, откуда лучше откусить первый кусочек. От этих пристальных «взглядов» становилось не по себе. Я на всякий случай отодвинулся назад, подальше от них.
– Не бойтесь, Вениамин, они совершенно безобидны, – раздался позади меня голос.
Я быстро обернулся, вскочив на ноги.
Передо мной стоял глубокий старец с долгой седой бородой и совершенно лысый. Ну, почти лысый, если не считать жиденького венчика седых волос. Взгляд у старика был какой-то странный, пристальный, будто пронизывающий насквозь. Стоял он прямо, словно проглотил шест, перебирая сухонькими ручками четки с тяжеленными амбарными ключами.
В голове щелкнуло.
– Вы ключник Петр! – меня почему-то обуяла радость.
– Ну, если тебе так нравится, – уклончиво отозвался старик.
– Не понимаю, – немного растерялся я, но мне все же захотелось расставить точки над i. – Вы Петр или нет?
– В твоем понимании – да.
– В каком это смысле, в моем? – я оторопело уставился на странного старика.
– Это лишь твое видение, Вениамин. Меня каждый видит таким, каким себе представляет.
– Тогда я уже вообще ничего не понимаю, – честно признался я.
– Все очень просто. Твое сознание рисует тебе привычный образ Петра, а этот мир воспроизводит его. Если бы ты был, скажем, египтянином, жившим тысячи лет назад, то, скорее всего, узрел бы перед собой Осириса. Будь ты из Древнего Ирана – перед тобой предстал бы Митра. Мусульманин узрел бы Мун-Кара или Накира. Или обоих разом. А русич возможно встретился бы, к примеру, с Бабой Ягой.
– Бабой Ягой? – меня начинали обуревать сомнения, не наткнулся ли я на местного сумасшедшего.
– Я не сумасшедший, Вениамин. Господь Всемогущий, кто бы знал, как я устал от человеческой гордыни! – удрученно покачал головой старик. – Всякий, с кем мне приходится общаться, первым делом наклеивает ярлыки, полагая себя судьей. Но при этом не отдает себе отчета, что его познания о мире, как правило, лишь набор дешевых стереотипов!
Мне стало по-настоящему неловко. Захотелось пошаркать ножкой и шмыгнуть носом.
– Простите, – сконфуженно выдавил я. – Но вы разве можете читать мои мысли?
– Ты сам – мысль, и я вижу тебя насквозь! – глаза старца грозно сверкнули, но он тут же взял себя в руки, вернув себе смиренный вид.
– И все же, при чем здесь Баба Яга? Это же сказочный персонаж.
– Религия – сказка со смыслом. Одни видят в ней назидательные начала и путь к истине жизни – это хорошо. Другие же – возможность управлять неучами, лишенными собственного разума.
– А вот это совсем нехорошо, – ввинтил я.
– Ты прав. Что же касается Бабы Яги, то она некогда считалась проводником душ в Царство мертвых. Разве ты не знал этого?
– Впервые слышу, – честно признался я.
– Калинов мост – дорога в Царство мертвых. Правил этим царством Кощей Бессмертный, а охранял – трехглавый Змей Горыныч.
– Вы серьезно?
– Как нельзя более.
– Сильно смахивает на древнегреческую мифологию. Река Стикс, царство Аида, этот, как его… Херон… Нет, Харон, перевозящий души! И еще собака такая страшная, трехглавая – Цербер.
– Ты прав, – согласился Петр. – Корни у них одни.
– А все же, кто вы на самом деле? – меня так и подмывало протянуть руку и пощупать старика, натуральный он или нечто эфемерное.
– Щупать меня не надо, – Петр на всякий случай отстранился на шаг, звякнув тяжелыми медными ключами. – Я всего лишь скромный контроллер данного узла.
– Узла? Контроллер? – я недоуменно воззрился на него. Захотелось почесать макушку, которой у меня теперь не было. – Что это еще за чушь?
– Видишь ли, Вениамин, это место – Его малая часть, – старец сделал ударение на слове «его».
– Кого – его?
– Ты в самом деле настолько глуп или только прикидываешься? – Петр явно начинал выходить из себя.
– Но я действительно ни черта не понимаю, – развел я руками. По крайней мере представил, как это делаю, поскольку своего тела не ощущал вовсе.
– Ты поаккуратнее здесь с выражениями, – нахмурился Петр, погрозив мне пальцем.
– Круто извиняюсь! – прихлопнул я ладошкой рот и на всякий случай огляделся по сторонам.
– Место, в котором ты находишься, – есть мизерная часть Его. Одна клетка среди миллиардов ей подобных.
– Его – это Господа Бога? – задохнулся я от внезапного прозрения и осознания масштабов.
– Так вы его именуете. Вселенский разум, связующий пространство и время! Он – это планеты, звезды, галактики! Все малое, и все великое! – Петр торжественно воздел руки и вскинул острый подбородок, потом также внезапно опять обратился в эталон покоя. – Ну, в общем, как-то так.
– О-бал-деть! – пробормотал я. – Но я полагал…
– Понимаю, по образу и подобию, и всякое прочее такое? – хитро прищурился Петр. – Это, мальчик мой, человеческая мания величия. Мол, вон я каков! Господь меня по собственному облику вылепил. Вы не пуп земли, но Он наделил вас способностью мыслить. А на что вы ее тратите? Просто невероятно, сколько мусора в вашей голове, сколько всяких пустых условностей и вредных стереотипов. Вам с рождения забивают головы всякой чепухой, тысячами наставлений и миллионами правил поведения, в которых может запутаться даже Он! Но при этом совершенно не учат мыслить. Все внушенное вы воспринимаете как истину, не озадачиваясь, откуда это взялось и зачем это нужно.
– По-моему, вы несколько утрируете! – я сделал шаг к Петру, гордо выпячивая грудь.
– Возможно, и так. Только не приближайся, пожалуйста, – старец предупредительно выставил перед собой ладонь и отступил еще на один шаг назад. – От тебя ужасно разит. Просто невыносимое амбре. Правда, не так, как от других, но все же.
– Разит? От меня? – я на всякий случай обнюхал себя. – Сдается мне, вы решили меня обидеть? – ввернул я фразу, услышанную в каком-то фильме.
– Ни в коем случае! Это так на самом деле. Ваши грехи – они… ужасно пахнут.
– Не морочьте мне голову! – обиженный подобным обращением, вскинулся я. – Как это грехи могут пахнуть?
– Нарушение информационной ауры, так сказать, воспринимаемое здесь как нечто обонятельное. Грехи, фигурально выражаясь, есть некое отклонение от чистых помыслов, гниение разума. Их проявление и вызывает ощущение зловония.
– Чушь собачья! – выпалил я, но тут же осекся. – Прошу прощения, Петр.
– Вениамин, ты до сих пор полагаешь, будто находишься в теле, реально разговариваешь с ключником Петром, а здесь за углом тебя ожидают ворота рая? – Петр чуть склонил голову набок. В его зрачках заиграли задорные искорки.
– А… разве нет? – слова старца окончательно добили меня. – Здесь нет рая?
– Здесь нет ничего того, что навыдумывал себе человек. Это не более чем один из Его нервных узлов. Здесь хранится и накапливается информация. А я управляю этим процессом.
– Час от часу не легче, – сраженный наповал, я тяжело опустился на землю, вернее, на то, что казалось землей. Ноги почти не держали. – В таком случае почему я вижу все это, вас?
– Это фантомное зрение.
– Как-как?
– Ты слышал о фантомных ощущениях3?
– Разумеется!
– Так вот, у тебя фантомные чувства.
– О-фи-геть! – у меня уже голова шла кругом. – Тогда что же я, в таком случае?
– Ты – сгусток энергии, копия своего бывшего сознания, искусственно поддерживаемая в деятельном состоянии.
– Им? – уточнил я, ткнув указательным пальцем куда-то вверх.
– Делать ему больше нечего, – презрительно фыркнул Петр. – Для этого достаточно возможностей одной Его клетки. И меня, разумеется.
Мозг пронзила любопытная мысль.
– Значит, приведения все-таки существуют?
– Не говори глупостей, Вениамин! – поморщился, словно от кислого Петр. – Ты же не глупый человек и в школе учил физику.
– А при чем здесь физика?
– При том. Являясь замкнутой системой, твое сознание в виде энергетического сгустка без внешней подпитки довольно быстро исчерпало бы себя и рассеялось в пространстве.
–– А может, его, то есть, их – я имею в виду привидения – кто-нибудь подпитывает, как и меня.
– Зачем? – состроил кислую физиономию Петр. – Пустая трата энергии и внимания. Можно подумать, мне больше заняться нечем, как содержать призрачный легион.
– Ну-у!.. – я в сомнении повел плечами. – А вы? Кто тогда вы?
– Я сознание данного узла. Его контроллер.
– А это? – Я обвел рукой пейзаж. – Что все это на самом деле?
– Это? – Петр притопнул тощей ножкой, обутой в кожаную сандалию. – Граница его клетки. То, что тебе кажется растениями – различные эффекторы. А дымка над головой – энергетический фон.
– Какой кошмар! – я схватился за голову. – Значит, ничего на самом деле нет? Ни рая, ни ада?.. Что же со мной будет?
– О тебе, Вениамин, отдельный разговор. Не думаешь же ты, будто я трачу столько времени на пустую болтовню с каждым прибывающим сюда.
– А разве нет? – я поймал себя на том, что повторяюсь.
– Воистину человеческой наивности нет предела! Во всем должна быть рациональность. А пустая трата времени, коей является развеивание застарелых предубеждений, совершенно иррациональна. Даже в твоем понимании моих функций, я всего лишь должен взвесить греховные и праведные деяния и решить, куда кого направить.
– То есть оценить, кто источает зловоние, а кто благоухает, словно чайная роза?
Петр озадаченно похлопал глазами, словно вопрос застал его врасплох.
– Ну, положим, – продолжил он спустя некоторое время, – здесь никто не благоухает. Одни… пахнут больше, другие – меньше. Ты вот, к примеру, еще не успел наполнить сознание информационной скверной до краев.
– Тогда в чем прикол?
– О мне этот ваш слэнг! Прикол, молодой человек, в том, что ты избран для выполнения одной важной миссии.
– Я?! – неподдельный испуг внезапно овладел мной. – Может не надо, а?
– Разумеется, ты вправе отказаться, – быстро добавил Петр. – Но перед тем как ты примешь окончательное решение, я должен показать тебе кое-что. Дай мне руку.
Старец протянул сухую ладонь. Я долго смотрел на нее, потом осторожно вложил в нее свою. Пальцы Петра сжались, мир словно истончился, смазался и понесся куда-то сломя голову.
Спустя минуту, год, вечность все вдруг остановилось. Туман рассеялся, и моим глазам предстал странный пейзаж: степь, совершенно голая, если не считать коротких серых пульсирующих столбиков. То там, то здесь, разбросанные в полном беспорядке, возносились к самому небу параллелепипеды странных строений без окон и дверей. Их грани гипнотически переливались радужным сиянием. Строения облепляли колышущиеся живыми волнами многотысячные толпы людей всевозможных рас, полов и возрастов. И не поймешь, то ли они облачены в какие-то белые мерцающие одеяния, то ли так выглядят сами их тела. Все они взволнованы непонятностью происходящего с ними, а некоторые, судя по их лицам, пребывают в полнейшей панике или замешательстве. Периодически с неба, словно шальные метеоры, то в одну толпу, то в другую влетали новоприбывшие, чудом успевая затормозить над головами людей.
Толкаясь, напирая друг на друга, люди продвигались к башням, в которых то и дело растворялись небольшие оконца, словно лопалась тончайшая мембрана, и тогда ближайших людей всасывало внутрь. На освободившееся место тут же выталкивали очередного человека. Некоторые пытались вернуться обратно в толпу. Другие же, наоборот, рвались вперед, работая ногами и локтями. Над толпами витал невообразимый гомон, перемежаемый стонами, плачем и истеричными воплями.
Эта шокирующая картина привела меня в неописуемый ужас. К тому же здесь невозможно было дышать. Смрад был настолько плотен и силен, что казался осязаемым. Он забивался в нос, щипал глаза и отдавался яркими вспышками в мозгу. Хотя странно. Вроде и тела у меня уже нет, а ощущения вот присутствуют…
– Что здесь творится? – превозмогая помутнение сознания, спросил я. Язык мой едва ворочался, ноги дрожали.
– Это вход в чистилище, как вы его называете.
– Я шибко извиняюсь, но нельзя ли как-нибудь избавиться от этой ужасного зловония? Я сейчас просто в обморок грохнусь!
– Уже? – насмешливо спросил Петр. – А ты представляешь, что творится там, внизу?
– П-представляю, – у меня перед глазами плыли разноцветные круги. Я вцепился в руку старца, словно за спасительный канат и медленно начал оседать.
– Слабак! – поморщился старик.
Он сделал рукой замысловатое круговое движение, и мы оказались в трехметровой прозрачной сфере, парящие в ее центре. Ни запахов, ни шума – ничего. Сплошная благодать!
Мне разом как-то полегчало.
– Впечатлительный ты больно, – пожурил меня Петр. – Вот в таких условиях и приходится работать. Ну что, не хочешь обнюхивать прибывающих?
– Нет, покорнейше благодарю, – смущенно закашлялся я. – Значит, это и есть чистилище?
– Вроде того.
– Почему – вроде?
– На самом деле это очистные сооружения.
– Очистные – что? – удивленно воззрился я на него.
– Сооружения. Именно то, что ты думаешь.
– То есть вот здесь и мучают грешников? – ткнул я указательным пальцем в сторону ближайшей из башен.
– Фу, зачем же так грубо! – укоризненно покачал головой Петр. – Никто их не мучает. Их очищают от ненужной информации. Для повторного использования.
– Че-го?! – обалдело протянул я.