– Ты все прекрасно слышал. Душа – материя сложная и трудновоспроизводимая. Ты только представь себе: сбалансированные наборы чувств, эмоций, ощущений, переплетенных меж собой неисчислимыми связями. И все это пронизано накопленной за жизнь информацией, полезной и не очень. Шутка ли, разбрасываться подобными вещами! Эту информацию необходимо просеять, классифицировать, отделить от плевел, сохранить. А души очистить и подготовить для повторного использования.
– Значит, души действительно бессмертны, как это полагали индусы? – воодушевился я этим открытием.
– Бессмертного, конечно, ничего не бывает. Физический износ, внешние повреждения. Сам понимаешь, – горестно заметил старец. – Да и индусы несколько переборщили со своим переселением душ. Ну, сам посуди: как впихнуть копию сознания человека в комариный нервный узел, или того хлеще – в дерево?
– Мда, проблемка, – вынужденно согласился я с ним. – Значит, вы их чистите и запихиваете в младенцев?
– Какой же ты все-таки грубый! – оскорбился Петр. – Мы никого никуда не запихиваем! Природа человека сама затребует у нас необходимое ей. Кстати, именно поэтому души младенцев девственно чисты. Дети – самые чистые и непорочные создания на земле. Это уж позже, сталкиваясь с обществом, с равнодушием, пустыми домыслами, откровенной глупостью и так называемым прогрессом они набираются всякой скверны.
У меня, разумеется, имелось свое мнение на сей счет, но я решил не умничать.
– Кстати, вы так и не сказали, что же происходит с душами в этих очистных сооружениях?
– Хочешь взглянуть? – повел глазом Петр.
– Не уверен, – зябко поежился я. – И вообще, давайте уйдем отсюда. Все это сильно угнетает, знаете ли…
Хлоп!
Мы опять находились среди цветов на прекрасной полянке. Я устало опустился на землю. Петр остался стоять, вновь принявшись крутить в пальцах четки.
– Вам не кажется, что это все-таки издевательство над человеком, над Его великим творением! Все эти толпы, стенания, ожидания неизвестно чего.
– Право, ты заблуждаешься. Все это больше инсценировка, видимость процесса, визуализированная для тебя. Неужели ты действительно решил, будто здесь действительно есть толпы людей и очистные сооружения, где несчастных жарят, варят, отмачивают в кислоте и прокаливают в печах? Я всего лишь создал картину, доступную для твоего понимания. Ничего подобного, разумеется, в действительности не существует. Чистая обработка информации, и не более того.
– Предположим, – я немного успокоился. – А что происходит потом, когда прокалят, выполощут и высушат? Фигурально выражаясь, конечно? – и спешно добавил: – Только больше не визуализируйте ничего, прошу вас!
– Хорошо, – снисходительно согласился старец. – Собственно, все не так страшно, как тебе представляется. После очистки мы просеиваем информацию, выискивая новое и полезное. Ты удивишься, но сейчас лишь в очень редких случаях попадается нечто действительно ценное и достойное сохранения в Его памяти. Как правило, сознания людей оказываются заполнены однотипным мусором: стереотипы, псевдокультура, дешевые страстишки и никчемные потребности. Печально, конечно, но – факт, – Петр горестно развел руками. – Столько прожитых впустую лет и целых жизней!
– Ну а дальше, дальше-то что?
– Дальше сознание подлежит полной очистке. Нередко мы оставляем некоторые яркие моменты, которые могут послужить развитию одаренной или просто яркой личности…
– Наследственная память? – догадался я.
– Вроде того. И душа м-м… складируется до запроса снизу.
– А мы, значит, наверху?
– Это образное выражение. Мы – вне пространства.
– Вот ч… Прошу прощения! – вовремя спохватился я. – Кстати, а почему нельзя произносить его имени?
– Это у нас ругательство, неприличное слово.
– Как…
– Только попробуй! – пригрозил мне Петр.
– Молчу-молчу, – не на шутку перепугался я, памятуя о вымачиваниях и просушках. – Но, помнится, вы в самом начале что-то говорили о какой-то миссии.
– Да… – задумался старец, уйдя в себя на некоторое время. Я терпеливо ждал. – Видишь ли, – наконец продолжил он, – у нас, как вы говорите, нарисовалась одна проблемка. Этот самый, который неприличное слово… – Петр взглянул на меня.
– Я понял, – ответил я ему, принимая как можно более серьезный вид.
– Так вот, ему удалось создать мир, независимый от нас, закрыть его от внешнего влияния, и теперь он потихоньку перетягивает туда людей, не находящих удовлетворения в своем мире.
– В чем же здесь проблема? Не Он ли предоставил человеку свободу воли и выбора?
– Он, конечно, предоставил. Но это страшный мир, и души этих людей навечно потерянны для Него и для всего мира. Этого никак нельзя допускать!
– Предположим, и что же я должен сделать?
– Разрушить этот мир.
– Ни много ни мало, – усмехнулся я. – В общем, сотворить то, что не под силу Ему.
– Ему это под силу, поверь мне. Но Он в силах его разрушить только снаружи, а последствия этого могут быть ужасными, даже катастрофическими.
– А я, значит, должен это сделать изнутри, сцепившись с этим… неприличным словом.
– Все не так, как ты думаешь! – возмущенно замахал руками Петр. – Лично ты ничего сам делать не будешь. Ты наш посланник, могущий пересечь границу этого мира, и не более того. А делать будет тот, кого ты поведешь за собой.
– Я еще и прихватить кого-то должен? – моему изумлению не было предела.
– Именно так. Достойного человека, который сможет обнаружить корень зла и разобраться с ним. Ты, разумеется, можешь оказывать ему посильную помощь – это было бы вовсе неплохо. Для тебя я имею в виду.
– О чем вы?
– Бонусы, выражаясь понятным тебе языком.
– Все просто, даже тривиально: найти, разобраться, победить, набрать бонусы. Кстати, а где я найду этого самого достойного человека?
– На Земле.
– Так вы меня вернете обратно?! – я аж подскочил от своей счастливой догадки. – Значит, я не умер?
– М-м, – замялся Петр. – Знаешь ли, тут все не так просто. Твое тело находится в коме и будет находиться в ней три месяца. За этот срок ты должен разобраться с… ну, сам знаешь с кем. Так решил Он!
– А если я откажусь?
– В таком случае тебе придется проследовать в очистное сооружение.
– Но это грязный шантаж! – вспылил я.
– Спокойней, Вениамин. Если бы не Его решение предложить тебе эту миссию, ты бы уже давно стоял там, у башни. Твое тело поддерживается только силами этого узла.
Петр замолчал, ожидая моего решения.
– Ну, хорошо, – сдался я. Другого выхода у меня просто не было. Да и что бы вы выбрали в этой ситуации? – И кем же я буду на Земле, если не собой?
– Очаровательным котом! – сверкнул двумя безупречными рядами зубов старец.
– Кем?!.
Вот так на Парковой улице появился рыжий и усатый Кот.
С того момента прошло два с половиной месяца и свершилось восемь попыток, не увенчавшихся успехом. С каждым днем я все больше терял всякую надежду вернуться в собственное тело. Впрочем, и котом быть неплохо. Дело привычки, знаете ли…
Глава 2. Жажда романтики
Август! Прекрасное, и одновременно печальное время года. Буйство и напор природы постепенно стихает, поворачивая к осени с ее яркими красками в желто-коричнево-красных оттенках и сыростью, сопливыми носами и хлюпающей под ногами водой. Но это произойдет чуть позже. А пока – волнующие вечера с их робкой прохладой, глубокое бархатное небо, унизанное россыпями звезд, шепот потревоженной ветерком листвы, возбужденное стрекотание сверчков и журчание ручейка…
Ручейка?
Иван оторвался от окна, выпрямился прислушиваясь. Щелчком запульнул недокуренную сигарету и, задернув легкую тюлевую занавесь, вышел с балкона. Пройдя в коридор, распахнул дверь туалета, одновременно ткнув пальцем в клавиш выключателя.
Так и есть. Сливной клапан опять не захлопнулся, и вода миниатюрной Ниагарой рвется из бачка, весело наматывая на счетчике цифры. Иван потыкал пальцем в облезлую кнопку слива. Внутри бачка глухо похлопало, и Ниагара иссякла.
«Черт, никак руки не дойдут заменить», – посетовал Иван, выключая свет.
Дело даже не во времени – обычная человеческая лень. Это ж сколько действий нужно выполнить: купи, разбери, собери… Можно, конечно, мастера вызвать, но тот заломит такую цену, что дешевле выйдет новый унитаз поставить.
«Нет, ну почему она не звонит? – мысли Ивана вновь вернулись к Катерине. – Уже почти десять!»
В зале давно накрыт столик. Свечи, бутылка «Хереса», красиво уложенные на узких селедочницах нарезки из двух видов колбасы, сыра и студня. Салатики «Оливье», «Цезарь» – сам расстарался, полдня угробил. Вот именно что!
Иван печально обозрел все это вкусное великолепие.
В желудке призывно заурчало.
Вздохнув, Иван подцепил ложечкой немного оливье и отправил в рот. Механически прожевал и разровнял ложкой выщербинку в салате. Ложку облизал и грустно взглянул на свое отражение в ее никелированной поверхности – дурак дураком. Ведь знал, что все случится именно так. Не богат, не знаменит, не Бельмондо и не Делон (скорее уж кто-нибудь из персонажей де Фюнеса или этого, из новых – Дани Буна), хотя, по-своему, конечно, красив и статен.
Зло засунул ложку в салат, звякнув о хрусталь вазочки.
«Да ну ее! Тоже мне, красавица описанная! Цаца расфуфыренная…»
Надрывно тилинькнул смартфон.
Иван бросился к столу и подхватил его, едва не выронив. Пришла СМС-ка, от Кати.
«Сейчас скажет, что задерживается и жутко извиняется», – решил Иван, разворачивая на экране сообщение. В душе он все-таки надеялся на положительный характер новости.
Все было гораздо хуже и отрицательнее некуда: «Сегодня прийти не смогу мне очень жаль пока». И все. Ни здрасьте тебе, ни извини, ни знаков препинания.
– Жаль ей! – взъярился Иван, в сердцах запустив ни в чем не повинный смартфон в кресло. – Вот тебе и романтический вечер при свечах…
Рассеянно оглядев с любовью сервированный столик, Иван махнул рукой и бухнулся в кресло.
Что-то тихонько хрустнуло.
– А, чтоб тебя! – выругался он, чуть приподнялся и извлек из-под себя смартфон.
Экран несчастного прибора надвое рассекала кривая трещина.
Затаив дыхание, Иван включил смартфон, с надеждой вглядываясь в темный экран. Ни-че-го. Ноль! Вот и первая жертва разбитой вдребезги любви.
Аккуратно положив смартфон на столик (какой только теперь в этой аккуратности смысл), Иван откинулся назад и долго и печально смотрел на него. Потом вдруг подался вперед, схватил тарелку и мстительно набросал в нее немного «Оливье», сбоку уложил пару кружков полукопченой колбасы, кусочек сыра и удобно разместил тарелку перед собой, сдвинув назад остальную посуду. Вожделенно облизнувшись, откупорил бутылку вина и плеснул немного в бокал. Отпил. Причмокнул губами.
«Неплохо!» – похвалил он вино, разглядывая содержимое бокала чайного оттенка на просвет. Сделал еще глоток.
Настроение немного поднялось, на душе потеплело.
Отставив бокал в сторону, Иван схватился за вилку и, подцепив ей немного салата, отправил в рот. За салатом последовали кружок колбасы и сыр.
Есть внезапно расхотелось.
Волной накатило уныние.
Повертев в руках вилку, Иван отложил ее на столик и отодвинул от себя тарелку. Порывисто встав, он вышел в прихожую, натянул кроссовки и, прихватив с полочки ключи от квартиры и портмоне, вышел за дверь.
В нос ударила подъездная затхлость, какая присуща старым домам. От нее не спасают ни ремонты, ни проветривания.
Стараясь не дышать и прыгая через ступеньку, Иван спустился со второго этажа на первый, распахнул скрипучую, давно рассохшуюся деревянную дверь с облупившейся краской.
Несильный теплый ветерок приятно коснулся кожи, взлохматил короткие волосы, забрался под футболку. Иван прикрыл глаза, набрал полную грудь вечерней свежести, выдохнул и бодро зашагал вдоль улицы в направлении парка, где играла музыка.
Солнце уже битый час опускалось за горизонт, и никак не могло полностью скрыться, запутавшись в верхушках старых кленов. Невысоко, у самых домов кружили чайки, деря свои луженые глотки и примериваясь к чистеньким блестящим крышам припаркованных автомобилей. С детской площадки доносились шум возни, довольные визги детворы и скрип качелей, но все это скоро осталось позади и стихло, изолированное плотно пригнанными друг к другу кирпичными боками домов.
Пройдя еще метров пятьдесят, Иван собрался было войти в приветливо распахнутые витые ворота парка, как его окликнули:
– Иван?! Эй!
Нехотя останавливаясь – видеть сейчас никого не хотелось, – Иван обернулся и вгляделся в сгущающиеся сумерки. К нему спешил какой-то здоровяк в форме десантника.
– Юрка! – обрадовался Иван, восторженно хлопнув себя по ляжкам и чуть присев. Затем распахнул объятия и двинулся навстречу своему школьному другу. – Здорово, дружище!
Они обнялись.
– А я смотрю, ты это или не ты, – Юра хлопнул друга по спине и задышал в лицо пивным перегаром. – Вчера был у тебя, а там мымра какая-то вместо вас. Говорит, переехал куда-то. Ну, рассказывай, как ты тут?
– Да чего рассказывать. Живу помаленьку, – равнодушно ответил Иван. – Сам-то как?
– Вот, в отпуск домой, – гордо выпятил грудь Юра. – Пошли, по пивку вдарим. Мы тут с ребятами замутили.
– Да нет, спасибо, – начал выкручиваться Иван. – Настроение, знаешь, не то.
– Это ты брось, – Юра подхватил упирающегося Ивана под локоть и поволок к сверкающему огнями уличному кафе, за столиком которого шумно пировала компания из трех человек. – Я тебя сегодня никуда не отпущу.
– Серьезно, Юрка, – Иван попытался вывернуться из стальных пальцев друга, но ничего из этого не вышло, – я их даже не знаю. Ты лучше завтра ко мне заскакивай.
– И завтра заскочу, не переживай, – Юра дотащил Ивана до столика и вытолкнул вперед, звонко саданув ему ладонью промеж лопаток. – Во, другана детства встретил! Иван, – представил он. – Три года не виделись, а он слинять хотел, паршивец этакий!
Компания взорвалась восторженным «О-о!», вскидывая вверх руки с зажатыми в них кружками пенного.
Кто-то подтащил пластиковый стул и подсунул его под Ивана, еще кто-то другой сунул ему в руку полную кружку. Юра опустился на свободный стул возле Ивана. Тот прогнулся под Юркиной ладной фигурой, шаркнув ножками по бетонным плиткам тротуара. Все загалдели, наперебой представляясь и по-детски радуясь новому знакомству.
Громко играла музыка. Иван, почти не различая слов на ее фоне, раскланивался, глуповато улыбался и без устали вращал головой. Наконец его оставили в покое, переключившись на прерванную тему.
Юра, отхлебнув пива, наклонился к уху друга.
– И где ты сейчас живешь?
– Я? – пришел в себя Иван, тоже отхлебнул из кружки и поставил ее на краешек заставленного посудой стола, продолжая держать за ручку и поглаживая большим пальцем шов на стекле. – Да здесь, недалеко. На Космонавтов.
– Надо же! Совсем рядом, оказывается. А дом какой?
– Пятнадцатый. Так что завтра заруливай. Квартира – четырнадцатая. Легко запомнить.
– У меня в тринадцатом краля знакомая есть. Хошь, сведу? А то, я гляжу, ты все один гуляешь.
– Не, спасибо, – Иван отрицательно покачал головой и уткнулся взглядом в кружку. – У меня есть. Вернее, я так думал.
– Не понял! – протянул Юра, напряженно выпрямляясь. – Кинула, что ли?
– Да, похоже, вроде того. А, забудь, – Иван махнул свободной рукой.
– Да, бабы – они такие, – резюмировал Юра, пьяно ткнул своей кружкой в кружку Ивана, едва не разбив обе и расплескав немного пива на стол. – Давай выпьем за нас, за мужиков!
– Давай, – согласился Иван, поднимая со стола кружку, и так и застыл с ней на полпути до рта.
Из дверей кафе, на ходу оправляя узкую юбку и весело щебеча с подружкой, вышла Катя. Заметив Ивана, она резко остановилась. Улыбка медленно сползла с ее лица.
– Катя? – тихо произнес Иван, опуская руку.
– Катька! Танька! Ну где вы там застряли? – грянула компания возмущенными возгласами. – Целый час где-то торчите! Нам же без вас скучно…