Малыш благодарно ткнулся лбом в коленку брата и убежал в свою комнату, где деловито занялся обновлением своего уже солидного автопарка: «Волга» к «Волгам», «Лада» к «Ладам» и знакомством старожилов с вновь прибывшими собратьями. Ваня, признавая в принципе превосходство различных «фольфагенов» и «тоот» к отечественному автопрому испытывал очевидный, хотя и странный пиетет.
Светлана вздохнула:
– Молодец, что не забыл. Он ждал. И тебя, и подарков. Ну, что? Давай в душ, ужинать, а там и расскажешь все. Григорий Петрович как?
– Нормально, мам.
– Иди. Я пойду ужин накрывать. Твое любимое.
– Я знаю. Котлеты и тушёная капуста! – улыбнулся Михаил.
– Учуял? Вот нюх у тебя, – обняла его счастливая Светлана.
– Как у собаки. А глаз, как у орла, – пошутил он, но мать посерьёзнела:
– Это ты мне потом объяснишь про глаз. Не болит?
– Уже нет.
– Иди, Аника-воин. Я вещи разберу. А коробки ты уж сам, но после ужина.
– Конечно. Спасибо.
– Позаюста! – неожиданно отозвался из своей комнаты Ваня и задорно рассмеялся, вместе с подхватившими его смех мамой и братом.
– Вот приучил! – засмеялся Михаил.
Пользуясь очередной, редкой для не только детей чертой характера Ивана, заключающейся в том, что тот интуитивно чувствовал момент, когда взрослым нужно остаться наедине и поговорить, и уходил заниматься своими делами-играми, взрослые уселись за стол. Перед этим Михаил положил на холодильник деньги, что не укрылось от матери.
– Мы, мам, получили один из призов. Десять штук. Вот, поделили поровну. Там тысяча долларов. – пояснил Михаил, принимаясь за котлеты и тушёную с мясом капусту.
– А как же дорога? – встревожилась мать.
– Все нормально, – промычал он с полным ртом, – И дорогу отбили, никаких долгов. Одна прибыль.
Мать поцеловала его в макушку и начала прятать деньги в портмоне, но тут же засуетилась:
– А тебе? У тебя есть?
– Все нормально, мам, есть еще, – махнул вилкой Михаил.
Мать села напротив него, радуясь его аппетиту, гордясь его фигурой, любуясь его волевым, мужским лицом. Так похож на отца, ее Петра…
– Расскажи мне, пожалуйста, все, – ласково попросила она, но тут же взяла себя в руки и строго показала на глаз сына, – Особенно про это.
– Мам… – замычал Михаил, но мать уже было не остановить.
– Из – за Анны? – прищурилась она, – Из – за Анны.
Михаил коротко поведал подробности схватки, отодвинул тарелку и взялся за чай с конфетами, закончив покаянно:
– Да сам не понял, как.
– И, главное, зачем? – перебила его мать.
– Угу. Вот именно.
– Это ладно. Вы, мужики, так созданы: биться за женщин. Только тебе-то пора бы понять. Если женщина с тобою быть не хочет, то бесполезно кого-то за это лупить. Вот если хочет, но по каким – то причинам не может – тогда дело другое. Хотя и тут кулаками вряд ли поможешь, – тоном учительницы резюмировала мать, – А с Анной так вообще все же ясно? Расстались. Вовремя, дров не успели наломать. Все поняли. Нет? Или я ошибаюсь? – она пытливо взглянула сыну в серые глаза.
Михаил покачал головой в соглашательском порыве:
– Да вот, мам, что-то сам в себе не разобрался.
– А тут ещё проигрыш, – в тон ему покивала головой мать, – Неужели тем же американцам? Тогда вопросов больше нет.
Михаил засмеялся:
– Вот ты рентген, мам!
Мать улыбнулась, но тон ее был серьезен:
– И как ребята? Не подвели?
– Да ладно! – возмутился Михаил, – Такую свалку устроили! Даже Гор сцепился.
– Егор? – мать терпеть не могла этих кличек – сокращений, которыми сын и его друзья называли друг друга и в обычной, некомпьютерной жизни и при каждом удобном случае употребляла настоящие имена.
– Да, Егор, – кивнул Михаил, – Мам, тут такое дело… Это еще не все, понимаешь?
– Пока нет, – снова встревожилась мать, превратившись во внимательную кошку, следящую за тем, как соседский грязный и тощий пес, выписывая якобы бессистемные круги по двору, приближается к ее глупому котенку. Чтобы шмякнуть того в игре увесисто лапой, а успеет-так и куснуть, а потом и весело улепетывать от зазевавшейся мамаши-кошки. И тут же, слыша ее шипение прямо за своим хвостом, с шумом протиснуться в дыру забора и оттуда радостно лаять в ее желтые, злые глаза. Только на этот раз такой номер уже не пройдет: кошка кинется раньше, на следующем вираже, когда пес не ждет. Молча, когтями – саблями в рыжий собачий бок…
В дверях кухни показался Ваня с машинкой в руке. Он спокойно протопал к столу и бесцеремонно стал забираться к брату на колени, всем своим видом показывая, что дальнейший разговор почему-то интересует и его. Сопротивляться было бесполезно, да и никогда не хотелось. Он помог Ване усесться и быстро рассказал о контракте.
Мать и брат молча слушали его. Потом мать охнула, а Ваня тревожно посмотрел на нее и своей светлой улыбкой мгновенно отогнал ненужные страхи. Впрочем, Светлана все равно была оглушена даже не самим контрактом или планируемым соревнованием, а суммой. При словосочетании «миллион долларов» российские рядовые граждане обычно на мгновение-секунду-минуту или же вовсе надолго умолкают. Прислушиваясь к волшебной игре слов. Затем, медленно – невзирая на наличие или отсутствие математических способностей – переводят доллары в рубли. С удовольствием. Растянутым, как те самые трикошки-синего, приемлемого цвета разбирали быстро и оставались ужасные, беспросветно-черные – в которых когда-то рассекали все мальчишки на физре в советской школе №… любой. А затем уже смакуют итоговые, всю жизнь остро желаемые, искомые, безнадежно – прекрасные миллион (ы!) рублей. Только уже в самом-самом конце они понимают, что тех вот самых миллион (ов) российских рублей из одного американского миллиона получается не так уж много. Как виделось, надеялось, хотелось. Но и не мало, если прикинуть. Как хочется, хотелось. Быстро, разом и сразу! Хотелось… И не моглось, естественно. И не смоглось, конечно. И не сможется никогда. Тает сладостный, зеленовато-хрустящий туман. Туман-обман… Ой, извините! О чем это вы? Или мы? Или только я? О чем мы говорили? Да – да, задумался, простите… Да так, ни о чем, если честно. Просто…
Светлана, правда, относилась к небольшой оставшейся прослойке – категории российских людей, относившейся к таким суммам спокойно, без пиетета, ввиду полной и незыблемой невозможности обладания таковыми. За исключением шансов криминальных, конечно. За долгую службу мужа она – в его лице – сталкивалась с несколькими такими возможностями. Особенно на Дальнем Востоке. Петр хоть и не служил на самой границе, но периодически к нему «подкатывали» с различными предложениями братки и авторитеты, бряцая ключами, клацая фиксами и отсвечивая наколками. Сулили, намекали, похохатывали. Даже иной раз внятно, с угрозами. Один раз даже Светлана, к своему стыду, оставшемуся с нею на всю жизнь, спросила что-то типа: «А почему бы и нет?» На что муж, играя желваками, тихо попросил ее позвонить приятельнице-жене таможенника. С которыми они почему-то давно не виделись…
Светлана звонить отказалась, но «наколочку» запомнила и разузнала по своим соседкам-товаркам. История была банальна и страшна: муж подруги пропал неделю назад, пока его труп не прибило к заброшенному грязному причалу. Прямо к борту такого же, только ржавого трупа-остова изжившего свой век сейнера, полузатопленного у пирса. В отличие от судна, заместитель начальника таможенного поста Синьковский был молод и «век» его мог бы длиться, сколько положено ему. Но и это еще было не все: исходя из нарочито-испуганного, а на самом деле возбужденно-восторженного – такой ужас! – бабьего шепота семью таможенника ещё и «поставили на счетчик» за долги мужа. И жена – тайком и срочно – забрала детей и улетела куда – то к чьим – то родителям на «большую землю». Петр вечером только хмуро кивнул тяжелой головой встревоженной жене, которая вместо того, чтобы повиниться набросилась на него же, припомнив как видела его несколько раз с такими вот, которые «могут все». В бордовых, пиджаках и длинных, «под гангстера» пальто. Еще раз увижу!
– Понимаешь, Свет – тяжело кивнул в ответ головой муж, – Общаться с ними можно. Здороваться, прощаться там… Даже чем-то воспользоваться, если предложат. Машиной там, кафе заказать, в больницу ребенка устроить. Только вот денег у них брать нельзя, понимаешь? Никогда. Если взял хоть сто баксов – все. Ты их. Даже за больного ребенка, понимаешь? Взял? Все! Теперь ты не государев человек. Не офицер. Ты никто теперь. Их вещь, и должен выполнять то, что он скажут, и так, как они скажут. Скурвился теперь. А они скажут, рано или поздно, не сомневайся. А дальше… А дальше схему тебе объяснить? По таможне, например. Простая схемка. Штампует человек в погонах, платят ему даже хорошо. До поры. Потом вдруг перестают платить – возникли проблемы, понимаешь? – а когда их «долг» ему вырастает до приличных размеров, тогда… Те, кто поумнее, понимают, что лафа прошла и «лавэ» ушли, не вернуть. Некоторые снимаются и уезжают. Но есть и те, кто считает, что они, мол, партнеры и пора бы расплатиться. Тут другое дело. Такой человек просто пропадает. Или куда-нибудь попадает. Выпадает. В аварию там, или из окна. В гараже сгорает. Нет человека, нет долгов. Пошли искать другого. Но вот если ты не взял, хотя тебе предложили, тогда они тебя начнут просто уважать и ничего тебе не сделают. Никогда. …А потом опять предложат. А потом снова. И суммы будут расти. Но я откажусь опять, понимаешь? И потом тоже. Такие вот простые понятия. Поэтому меня, и тебя здесь все уважают и будут уважать. И помогать. Из уважения. Пойдём спать?
Быстро пронеслись в голове Светланы эти далёкие и страшные воспоминания, и она снова не на шутку испугалась. Тем более что итоговая сумма была фантастически огромна. За какую-то игру? – пронеслось у нее в голове. На самом деле она сказала это вслух, и сын уже держал ответ:
– Мам, мам! Подожди, не волнуйся ты так! Ничего тут такого уж необычного нет. На рынке компьютерных игр крутятся миллиарды, поверь мне. И пробиться туда сложно. Можно многим пожертвовать и много заплатить. Судя по всему, тут такая задумка и стоит: громкая презентация игры на международном уровне, да еще и с примесью «эпохалки» Россия – США. Так что все гораздо проще. Мам, ну поверь! Ванька, брат, скажи маме!
Ваня улыбнулся брату, но никаких попыток помочь ему, как ни странно, не предпринял. Занялся тем, что начал задумчиво катать по столу машинку, издавая не совсем похожие звуки работающего мотора.
– Ох, не знаю! – мать встала из-за стола. – Не могу сказать, что мне все это нравится. А учеба? Успеешь? Угу, а по ночам будешь с компом обниматься.
– Мама! Контракт подписан! – жестче, чем нужно сказал Михаил, но мать неожиданно смирилась.
– Раз подписан, надо выполнять. Что написано пером… Все легально, все прозрачно, все законно? Подписывал – со мной не советовался, это ладно. Я тебя знаю, надеюсь, и деньги тебе разум еще не отшибают напрочь. Подписал – выполняй. Понял? Вот такой тебе мой ответ будет окончательный. Ты его ждал? Изволь. Играй и постарайся победить, но помни: это игра, а не война. Здесь проигрыш только деньгами отличается от победы. Виртуальной победы. Все, удачи тебе с коробками, а нам с Ванюшкой пора баиньки. Хотя мы, конечно, ждем победы, запомни. И гордимся тобою. Да, сыночек? – она склонилась к малышу.
– Да! – улыбнулся Ваня и уронил машинку на пол…
Мать взяла малыша на руки, в дверях обернулась:
– А выигрыш, конечно же, поделите на всех поровну?
– Да. Я так решил, – виновато улыбнулся Михаил.
– Кто бы сомневался! – последние слова долетели уже из коридора.
Статья одиннадцатая
Нью – Йорк
Встреча победителя не совсем по-американски. Семья «капитана Америка». Когда обманываться в ожиданиях – к лучшему. «Игра» в трех коробках. Первые находки и вопросы. От обруча и перчаток до стратегии. «Наутилус» XXI века.
Джо сидел на компьютерном стуле-кресле и задумчиво смотрел через дверной проем на три коробки с эмблемой «М» версия», стоявшие в коридоре. Поигрывал ножичком для разрезания бумаги. Потом отложил его в сторону, взглянул на стену со своими фотографиями, полочку с призами под нею. Новое фото в рамке уже висело над остальными: улыбающийся Джо с двумя призами – кубками – один индивидуальный, второй за общую победу – рядом белозубо делала «чиииз» его команда. Мать успела повесить фотографию и стереть пыль с кубка, водрузив его в середину, как она ее называла «полки гордости». Уже успела.
Да и вообще всё вышло с точностью до наоборот. Не так, как обычно. Родители – сначала мать, а потом и отец – встретили его совсем не так, как он ожидал. Мать, обнимая, задержала его у своей теплой груди на несколько секунд дольше обычного. Он почувствовал, как знакомо пахнут ее руки и волосы. Накатила волна чего-то давно позабытого, детского. Вспомнились другие запахи: морского соленого ветра с капельками влаги, домашнего пирога и, почему-то, чистого белья. Свежего и ароматного. На котором так хорошо спалось, особенно если забраться между мамой и отцом и, чувствуя дыхание и возможность в любой момент коснуться их обоих, провалиться в безмятежный детский сон. Охраняемый взрослыми.
Он тоже обнял мать и они постояли так почти минуту. Потом Элизабет мягко отстранила его и внимательно посмотрела в глаза. Видимо, удовлетворенная увиденным, она подмигнула сыну и они направились в столовую. Мать шла впереди. Упругой, уверенной походкой сорока пяти летней успешной женщины. У которой есть сын, и им снова можно гордиться. В очередной, радостный раз.
– Отец хотел повести нас в ресторан, но я решила остаться дома. Ты не против? Заказ скоро привезут, а мы поужинаем втроем, хорошо?
– Хорошо, – пожал плечами Джо.
– Коробки твои? Убирай к себе. Как долетели? В университете знают? Как на Бали? – засыпала она сына и вообще все пространство квартиры вопросами, как фасолью. Тот не знал, на какие отвечать, поэтому пробубнил нечто невнятно-успокаивающее и потащил коробки к себе. Сложил их пирамидкой, аккуратно, размерами по убывающей и развернулся к выходу, но как будто наткнулся на стену.
– Что у тебя с лицом? – мать стояла в дверях и, несмотря на жесткий тон вопроса в карих, бездонных глазах ее плескалась неподдельная тревога. Она ждала ответа, закрывая ему проход своим гибким, стройным телом. Похожая на решительную молоденькую студентку колледжа.
Джо, который предусмотрительно заготовил вариант ответа, если все же кто-то заметит его припухшую десну, тут же отказался от него. Врать не хотелось.
– Если ты не скажешь отцу, – предпринял он последнюю попытку.
– Не могу ничего обещать! – отрезала мать.
Джо вздохнул и сдался. Почему-то захотелось стать ненадолго не комиксовым Капитаном Америкой, а маленьким мальчиком, поверяющим маме свои глупые детские обиды и первые разочарования. Что он и сделал.
Элизабет выслушала его, расстроилась и насторожилась появлением неведомой русской девушки больше, чем самим фактом драки. Но виду не подала:
– Сам расскажешь отцу, если захочешь. Пойдем. Он, кстати, следил за тобою по инету. Нашел сайт и смотрел. Всю ночь позавчера не спал, когда вы с русскими сражались. Так что мы все про тебя знаем. Все, что есть в свободном доступе. Странно, что о драке никто не знает, правда? Такой рекламный трюк!
– Странно. – согласился Джо.
Все было странно. Сегодня, и вчера, и вообще все эти дни – подумал он.
Отец появился почти одновременно с доставкой заказа из ресторана. Он расплатился с вежливым до приторности мальчиком-китайцем, глаза которого от двадцати «чаевых» долларов вполне заметно округлились, поставил бумажный пакет с пивом на стол, крепко приобнял сына. Потом они почти два часа сидели и разговаривали, подхватывая палочками из пакетов китайские деликатесы, смакуя утку по-пекински и прихлёбывая с мамой «Будвайзер» из высоких стаканов. Отец, склонный к полноте и успешно борющийся с нею все свои почти пятьдесят лет, любивший пиво как все люди такой комплекции – и так же принципиально его редко пивший – тянул виски со льдом.