Игорь с Инной заржали в подушку.
Инна достала пульт, убавила громкость.
Как изящно она это сделала! Игорь не выдержал и снова навалился с поцелуями.
Девушка тонко рассмеялась, нежно оттолкнула влюбленного, вспорхнула с постели и накинула халатик с синими драконами.
– Какой ты голодный! Может, чайку? С булочками?
– А может…
– Хватит-хватит. Уже и так полфильма пропустили.
Булочки были шикарные. Мягкие, пышные, с легким запахом корицы. За столом напротив молодых сидели родители Инны: мама Эльвира Викторовна и папа Аркадий Петрович.
– Я в мебельном такую стенку присмотрела! – воскликнула мама. – Необыкновенно красивая вещь! В зале поставим, обалденно будет смотреться! Гости попадают, когда увидят.
– Остается только денег на нее заработать, – парировал папа. – Игорь, ты видел, как наша Инна рисует? Это же просто Глазунов какой-то!
– Пап, не надо, – Инна сделала сердитое лицо, – рисую я плохо. Другие в студии намного лучше. Я отстающая от всех серость.
– Серость?! – папа вскочил и убежал в соседнюю комнату. Вернулся с кипой разрисованных листов ватмана. Выложил на стол перед Игорем. – Вот это она называет серостью! Посмотри! Какие цвета! Как выписаны детали! А свет, свет! Да я такого света у Левитана не видел!
– Вот это кайф! – Игорь восхищенно перебирал рисунки. Он видел много картин великих художников в «Детской энциклопедии по искусству», но такой красоты не встречал. А ведь рисовал не кто-то далекий и чужой, рисовала любимая! Удивительно!
Любимая, фыркнув, убежала в комнату.
Игорь бережно взял охапку картин и пошел следом.
– Ну, ты чего? Стесняешься?
Инна лежала на кровати, отвернувшись к стене.
– Я положу… на стол.
Осторожно опустил бумаги на гладкую коричневую полированную поверхность. Повернулся к девушке.
– Ну, Инн, хорош дуться. Классные же картины!
Инна резко развернулась:
– Ты просто ничего не понимаешь в живописи! Это примитивно!
– Ну, хорошо, хорошо, может, не понимаю. Но мне нравится. Имею я право на мнение?
– Серьезно? Тебе на самом деле нравится или ты, как родители, не хочешь меня обидеть? Скажи честно.
– Честно! Клянусь.
Инна села в кровати.
– Ну тогда иди сюда, ценитель прекрасного. Сейчас я тебе объясню, что картины – это не самое удивительное!
глава четвертая
Русская лапта
Утро раскрасило мир тревожными мазками. Воробьи бесились в ветках смородины совершенно неискренне. Люди стали печальными и милыми. Смотрели с сочувствием и пониманием. Игорь медленно шел по самому нелепому в этой ситуации маршруту – в техникум. Что заставляет нас, чувствуя дрожь, слабость и страх, поступать вопреки здравому смыслу? Упрямство? Презрение к слабости? Боязнь себя? Вера в Человека? Почему всегда остается в глубине души странная надежда, что Плавт с его Homo homeni lupus est должен долго идти лесом к Сенеке и татуировать на своей боязливой груди Homo sacra res homeni. Ну не волк человек человеку! Ведь приходит младенец в этот мир беспомощным и беззащитным, и не едят его, не убивают, а даже любят и заботятся. Куда потом доверие пропадает? А может, не пропадает оно, а прячется где-то глубоко и иногда, как сейчас, выходит наружу?
В техникумовском фойе здоровались, обнимались, хлопали друг друга по плечам. Бдительно фиксировала ситуацию завуч Мария Мироновна. Ее взгляд из-под больших круглых очков выпрямлял спины самых отпетых хулиганов техникума. У обшитого старой фанерой гардероба беседовал с незнакомым пестро прикинутым пацаном Федор. Заметил Игоря, сразу съежился, отвернулся. Сеньковских ребят не видно. Может, лажа это все. Может, обойдется сегодня без разборок и братоубийств…
Сенёк появился на второй паре. Лекция уже началась. Юрий Михайлович рассеянно кивнул опоздавшему и опять зачертил на доске уравнения. Сенёк, обнаружив Игоря, подмигнул как-то особенно весело. Сел у входа. Игорь присмотрелся к аудитории. Гены не было. Не было и его друзей. Может, Сенёк с ними уже разобрался? Теперь его, Игоря, очередь.
– Тарасов! – надо же, какие мы наблюдательные, Юрий Михайлович. – Ты чего крутишься? Сядь нормально.
Сенёк засмеялся громко, азартно:
– Это он ягодицы разминает! Готовится к спортивному мероприятию.
– А вы бы, Сеньков, помолчали. Сами вон опоздали.
– А я чего! Я старушку того…
– Топором? – хмуро пошутил преподаватель.
– Не, через дорогу…
– Широкие у вас дороги… за одну пару не перейти… Ладно. На чем я там остановился. Так. Возьмем уравнение с двумя неизвестными, содержащее, по крайней мере, один из членов с неизвестным в квадрате…
В конце половины пары Сенёк подошел к Игорю:
– Ну что, мусор, пойдем во двор, поболтаем?
– Как вчера, одиннадцать против одного?
– Да нет, ты знаешь, поменьше нас стало после вчерашнего. У некоторых, сам понимаешь, ножки болят. Некоторые пересрали. Пойдем? Просто поболтаем о том, о сем.
– Ну, пошли.
Задний двор был пуст. Ай да Сенек. Удивил. Решил по-честному. Один на один. Впрочем, удивление было недолгим. Из пролома в заборе вылезли пятеро самых отмороженных Сеньковских шестерок. Спортсмены, судя по бейсбольным битам в руках. Не хватало простреленных вчера и того рыжего, что их перевязывал.
Игорь кашлянул, сбивая хрипоту в горле, поинтересовался:
– Тренируетесь? Лаптисты, что ли?
– Ага! – хохотнул Сенёк. – Лаптисты-онанисты. А ты что, испугался?
– Да нет! – голос Игоря предательски срывался на хрип. – Только я молчать не буду. Я не Федя.
Ребята, окружившие Игоря, заулыбались.
– Молодец! – похвалил Сенёк. – Не молчи. Хотя кто будет пи…деть в мусарне, если ты вдруг гриппом заболеешь или под поезд попадешь, к примеру… Оно же совсем непонятно, под колесами тебя поломало или битами бейсбольными… Скорее, под колесами, биты ж они для другого, ими во что-то там америкосы играют.
Lupus est все-таки. Обидно. Сам себя обманул. Поверил в доброе, вечное. Небо хмурилось, вот-вот сорвутся первые дождинки. Пацаны стояли плотно, биты на взмахе. Уйти не получится.
– Давай, на колени становись. Не все ж нам мослы об асфальт тереть.
Игорь внимательно посмотрел в глаза однокурсника. Почему он так живет? Кто вынул из него человека?
– Чево зенки залупил? На колени, паскуда!
Сзади рубанули битами в подколенные сгибы, а когда колени Игоря ударились о шершавость асфальта, наступили на голени, чтоб не поднялся.
Сенёк продолжал улыбаться.
– Может, по-мирному разойдемся? Отсосешь и свободен?
Соратники благостно загоготали.
– Я же сказал, голубой!!!
Гена. В руках толстая книга. Откуда взялся? Сенёк оторопел лишь на секунду. Потом улыбнулся. Очень хорошее настроение у него было в этот день:
– Подружки собрались. Опять с пистолетом?
– Нет, с альбомом.
– Не понял.
–А чего тут понимать! – в голосе Гены звучало холодное презрение. – Возьмите на память!
Он швырнул альбом под ноги отморозкам. Книга ударилась об асфальт, рассыпала вокруг интересные кадры. Игорь увидел на подлетевшей фотографии какие-то голые тела и не сразу узнал страшного одноклассника Виктора Сенькова, ублажавшего сразу двух каких-то похабного вида мужиков.
Пацаны зароптали, подбирая и рассматривая детальные снимки. Сенёк уже не улыбался. Он затравленно смотрел то на своих, теперь очевидно бывших, соратников, то на поднявшегося на ноги Игоря, то на ненавистного Гену.
– Это мне один мусор подарил, – небрежно заметил Геннадий. – Тот, которому ты вылизывал всякие интересные места после удачного утреннего стула. Тебя ж за это досрочно освободили? Я и в техникуме одну фотку повесил. Большую такую, метра два на два.
Сенёк покраснел и в бешенстве бросился на Гену. Но на втором шаге вдруг споткнулся обо что-то невидимое, упал и завыл так, что зазвенели складские стекла. И непонятно было, чего больше в этом вое, боли или досады.
Из разорванной штанины бил фонтан крови.
– Артерия! – спокойно констатировал Гена.
Сеньковские, прикарманив несколько фотографий, чтобы было чем отмазаться перед остальными, с криками «У них снайперы!» рванули к дыре в заборе.
– Ну что? – поинтересовался Гена, небрежно переворачивая ногой голову Сенька. – Кто из вас мусорской?
– Падла! – бессильно простонал Сенёк. Он уже не мог подняться, слишком быстро терял кровь. Но руки еще рвались к горлу негодяя, отобравшего у него все.
Во двор влетела скорая, заскрипели противные тормоза. Тихо вкатил и замер благородный черный БМВ.
– Свои! – остановил Игоря Геннадий. И обращаясь к выскочившим из машины санитарам, показал на Сенька:
– К врачу! Это тело нужно мне вечером. Живое. Для цирка.
Сенькова забросили в скорую.
Вчерашний широкоплечий атлет заботливо распахнул заднюю дверь БМВ, приглашая Гену садиться.
– Ты первый, – предложил Гена Игорю, пропуская в салон. Сам сел следом. Атлет захлопнул дверь и плюхнулся впереди, рядом с шофером. Машина мягко тронулась с места.
глава пятая
Цирк
Обедали у Гены. Лепешки, салаты, борщ, плов и напитки подносил молодой бритый наголо парень с темными внимательными глазами, одетый удивительно старомодно. Строгий черный костюм, белая рубашка, черная бабочка, белые перчатки.
– Как ты? – спросил Гена у Игоря, покончив с борщом. Тарелка, подхваченная бритым, улетела в сторону посудомойки.
– В смысле?
– От вчерашнего отошел?
– Нормально. Не очень у них получилось. Губу разве что разбили. А так – чепуха.
– Шелупонь. Крысы помойные. Забудь, – Гена подтянул пиалу с пряно пахнущим пловом.
– Да я и забыл.
– Сегодня повеселимся. Возьми, на всякий случай.
Игорь осторожно принял странный, похожий на большое шило кинжал. На маленькой округлой гарде сверкали красным и зеленым драгоценные камни.
– Зачем это? – не понял Игорь.
– Мизерикорд. Клинок милосердия. Подарок от меня. Старинный, французский. Вот ножны. Лезвие не острое, не порежешься. Но кончик очень опасный, человека насквозь прокалывает. И еще ремень, чтобы удобнее носить под одеждой.
– Мы что, опять разбираться с кем-то будем?
– А мы что, с кем-то разбирались?
Игорь не уловил смысла фразы и промолчал, застегивая ремень и вставляя кинжал в ножны. Удобно. Не мешает и не видно со стороны. Разбираться так разбираться. В честном бою, за друга, спасшего тебе жизнь, можно и ножиком.
Дальше ели молча.
– Еще? – спросил Гена.
– Нет. Спасибо. Я уже все. Больше не могу.
– Ну ладно, – Гена улыбнулся. – Пойдем в КС зарубимся на пару часиков перед представлением.
Они поднимались по широкой лестнице, мимо стен, увешанных портретами Гениных родственников, на второй этаж. Там висели еще два портрета очень похожих людей.
– Это папа, – пояснил Гена. – А это дядя Арам, его родной брат.
Над портретами – красивый символ. На черном бархатном фоне – золотой квадрат, а в нем знак, похожий на математическую сумму.
Вошли в большую, затененную плотными зелеными шторами комнату. На десяти солидных дубовых столах – десять компьютеров. Столы поставлены в круг, внутри которого настоящий японский сад камней. Миниатюрный японский забор из темного дерева отделял пространство комнаты от белого, причесанного красивыми волнами песка. В песке стояли и лежали крупные камни. Шестнадцать камней. Или семнадцать.
– Как в самом крутом игровом салоне! – восхитился Игорь.
– Точно. Только железо подороже раз в десять. Мониторы, видишь, какие громадные. Там и видюха дай боже, последний Жефорс двойка шестьдесят четыре метра.
– Круто! А я видел в салоне на вокзале – мониторы плоские.
– Отстой. Уважающий себя страйкер за плоский не сядет. Разве что, если захочет зрение посадить. Или проиграть на тормозах между движением рук и отражением на экране. Нет, Игорь, КС это кайф! Самая новая версия, кстати, КС «бэта три и один». Радиосвязь теперь в игре есть. Мы по субботам с друзьями тут отдыхаем. Хочешь, заходи.
– Ладно, если можно. Только я не умею в Контрстрайк. Я больше в эрпэгэшки, типа фаллаут или майт энд мэйджик…
– Контр – это легко! Вот смотри W – вперед, S – назад, A – влево, D – вправо. Мышкой поворачиваешься, прыгаешь и стреляешь. Просто же.
– Ну, давай попробуем.
Нельзя сказать, чтобы Игорю было просто. Пока он соображал, что перед лицом не пол, а потолок, пока находил теряющуюся из-под пальцев кнопку «вперед», бой заканчивался. Повезло, что Гена воевал за его же команду и почти всегда успевал расстрелять всех вражеских ботов. Через час дело слегка наладилось, и Игорь умудрился завалить трех противников, чем оказался очень доволен. Играть стало интереснее, и Игорь даже вздрогнул, когда Гена тронул его за плечо:
– Ну что, террорист, пойдем веселиться.
Во дворе толпилась нарядно одетая компания. Шутили, смеялись, строили глазки.
Шестеро парней и три девушки. Сверстники Гены и Игоря. Трое парней были явно кавказцы. Остальные, включая Егора, славянской внешности. Девушки как одна были платиновыми блондинками. Игорь не отличал натуральных от крашеных, но видел, что они красивые и ухоженные. В одежде Игорь разбирался плохо, но качество и фирменность всего, надетого на этих ребят, не вызывали сомнений даже у него.
Кроме Гениного БМВ, во дворе еще шесть машин. Игорю они показались даже круче, чем у Гены.
Гена сел за руль, кивнул Игорю – садись рядом. Остальные разобрались по тачкам и завели моторы.
Через город колонна полетела на юг. Прохожие провожали взглядами караван дорогих иномарок. Девушки восторженно улыбались и махали руками. Парни рассматривали технику, восклицали и цокали. Пенсионеры плевались и грозили кулаками. Игорь покраснел. Неплохо, конечно, когда тебе улыбаются девчонки, но как-то неуютно оказаться в одной лодке с мажорами, которых сам не особо уважаешь. Посмотрел на Гену. Успокоился. Уж Гену-то вряд ли кто назовет папенькиным сынком. Сам разруливает трудные ситуации. Не звонит по телефону: «Папочка, срочно приезжай!».
Проехали РДВС. На заборе у выезда из города длинный транспарант: «Батайчане, сделаем наш город в 2000-м году лучшим!» Игорь улыбнулся.
Пронеслись через посадки, проехали остановку автобуса возле кладбища. Люди с сумками и цветами. Машины вдоль оградок.
Проехали кладбище, перемахнули через холм, спустились вниз и выстроились широким кругом на просторной зеленой поляне у крутой железнодорожной насыпи. То, как стали машины, вытащило из памяти сразу два каким-то образом связанных слова: «цирк» и «круг». Ребята высыпали из легковушек, разминаясь и потягиваясь.
– Ты готов? – поинтересовался Гена.
– К чему? – спросил Игорь.
– К представлению.
– А что за представление?
– Да вот. Слышишь?
Где-то рядом включилась сирена, и на поляну между джипами, сверкая фиолетовой мигалкой, выехала та самая скорая помощь. Задняя дверь распахнулась. Сначала выбралась парочка крупных бритоголовых мужчин в пиджаках. Затем еще двое таких же бойцов вытолкали ожившего, хромающего Сенька. Руки последнего были сцеплены сзади наручниками. Школьного хулигана вывели в центр. Один из бритоголовых наклонился к уху растерянного парня и что-то прошептал на ухо, покачивая пистолетом. Сенёк согласно кивнул. С него сняли наручники.
– Господа! – Гена вышел в центр круга. – Заседание клуба на свежем воздухе считаю открытым!
Зрители радостно захлопали в ладоши.
– Разрешите познакомить вас с милым другом нашей семьи! – он показал на Игоря, жестом приглашая его подойти. Игорь подошел, не упуская из виду сжавшегося Сенькова. – Игорь Тарасов! Мужественный, отважный человек. Сейчас на ваших глазах он разберется вот с этим любителем голубых развлечений. Правил боя нет. Главное, не выходить за машины. Если побеждает Игорь, голубой попадает под поезд, и это, заметьте, не моя, а его, Виктора Сенькова, гениальная идея. Про поезд, конечно. Биться один на один ему в голову никогда не приходило. Честь и Виктор Сеньков – понятия, увы, несовместимые. Если меньше десяти против одного, уже боязно. Но вернемся к условиям боя. Мы ведь, в отличие от этого насекомого, знаем, что такое честь. Если побеждает голубой, мы его отпускаем. Пусть идет куда хочет. Тебе понятно, голубь?