Что да то, да! Ушел Сергей со своей работы с большим скандалом. Должность у него была там весьма заметная. Следили тогда за этим разные ведомства. Наши и не наши. Скандал этот долго и с большим энтузиазмом мусолили СМИ. Ругали одни, хвалили другие. В общем-то, как всегда. Все было связано с принятием в отсутствие Сергея решения, от которого зависела безопасность страны. Время такое было. Подробности этого сейчас благополучно замяты и забыты. Сергей немного погодя появился на службе. Разругался со всеми. Обозвав сослуживцев полными идиотами и дебилами, он тогда ушел, громко хлопнув дверью. Ушел и запил.
Пил он долго, примерно с год.
Потом как-то резко, неожиданно для окружающих его относительно трезвых людей, вышел из запоя. И что интересно! Организм его приобрел очень странное свойство, болезни перестали его брать. И не беспокоят Сергея вот уже лет пять.
Многие его коллеги после этого шутили, что потребленное им, Сергеем, спиртное, в конце концов, полностью вытеснило из его организма всю испорченную на службе кровь. И теперь он, как добропорядочный гражданин горбачевской эпохи просто обязан выбросить в мусорное ведро свое донорское свидетельство. И стать донором, например, небольшого ликероводочного завода. Или открыть собственное дело. Жена, не выдержав этого, ушла с сыном к матери и подала на развод.
Характер у Сергея был сложный. Независимый, но это не основное. Был еще целый пучок эмоций, которые делали его сложно контролируемым. Например, беспредельный авантюризм. Ну и кое-что другое.
Из запоя он, конечно же, вышел, но пить не перестал. Но уже, цивилизованно. То есть, во-первых – не в одиночку, во-вторых – не более литра единовременно. Неважно чего.
Сергей прищурился. Пригубил рюмку. Закусил с брызгами соленым огурцом. И сказал абсолютно трезвым голосом.
– Все! Хватит нам с тобой трещать впустую! Я более, или менее понял ситуацию. Мы должны с тобой немедленно идти к Тимофею. Одному мне с твоими проблемами не справиться, Сава.
Он допил рюмку, ополовиненную до этого.
– Не моя это стихия – психи. А он на этом деле собаку съел. Всяческие там мистические связи, психология, летающие тарелки. Тем более он будет очень рад тебя видеть. Все, решено! Двинули. Даже не возражай!
Тимофей
Тимофей был их общим школьным другом.
Веселый и общительный парень, который никогда не был против того, чтобы уничтожить купленный в общаг портвейн трехзначного названия.
И вдруг однажды, будучи уже отличником факультета психологии Московского государственного университета, неожиданно для своих друзей, ушел из него.
Обозвал всех своих друзей разговаривающими куклами, он устроился на работу на каком-то закрытом секретном заводе (ящике, на старо-советском языке) разнорабочим.
Смысл работы его заключался в том, что он маленькой деревянной палочкой корректировал процесс поступательного движения цилиндрических ферримагнитных деталей, бегущих, вибрируя друг за другом по крошечному конвейеру. Зачем? Лишние вопросы тогда были не в чести. Доверена тебе ответственная работа на секретном заводе, выполняй.
У себя же в квартире он затеял научные исследования. Было у него такое хобби – микробиология. С нашей тогда точки зрения – чистый бред. Своими рассуждениями он часто доводил нас до умственного отупения.
Савелия перспектива встречи с Тимофеем не очень радовала. Не то, чтобы он не хотел увидеть друга, нет.
«Надо будет опять пить», – безнадежно подумал он.
И как бы в подтверждение его мыслей, Сергей, расплачиваясь с официантом, деловито запихивал в целлофановый пакет несколько предметов булькающего содержания.
Тимофей жил здесь же, на Рязанке. Неподалеку. До него дошли пешком. Молча, куря по дороге.
Дверь им открыл взлохмаченный, бородатый человек. В потертых джинсах и футболке с нечитаемой на ней надписью на английском языке. Босой.
Через пару секунд Савелий уловил в нем сходство со своим школьным другом – Тимофеем. И тут же, получил подтверждение этому в виде объятий и дружеского похлопывания ладонью по спине.
– Савелий! Лет десять тебя не видел.
– Девять. Девять лет и два месяца.
Напряженность от предстоящей встречи с Тимофеем у Савелия мгновенно улетучилась.
«Будь что будет», – подумал он.
– Проходите, чего вы топчетесь в прихожей как не родные!
Квартира у Тимофея была большая! Даже по нынешним временам, так как родители его были по старым временам не простые.
– Ты один? А где все твои?
– На даче. Где могут интеллигентные люди проводить летний досуг при отсутствии денежных средств, необходимых для реализации несбыточных фантазий? Картошку и всякую зелень растят.
– А ты?
– Не люблю я комаров и прочих жужжащих тварей.
– Понятно.
Сергей неодобрительно покосился на нечесаные волосы друга и пятидневную щетину.
«Хотя, это ему идет, – подумал он. – Похож на какого-то голливудского героя, имени которого он сейчас никак не мог вспомнить. Мышцы немного подкачать, тогда точно будет похож».
– Совсем одичал, холостяк? – сказал он вслух. – Давай стаканы, пить будешь. Штрафную. Мы тут с Савой уже немножко расслабились.
Тесная кухня Тимофея, квадратуру которой ученые архитекторы эпохи развитого социализма научно обосновали как оптимально-комфортную для советского человека, с мебелью до перестроечного дизайна, состоящую из ламинированного кухонного стола, ламинированных табуреток и ламинированных навесных шкафов неестественного зеленого цвета, на время встречи друзей стала им уютным и желанным прибежищем на этот вечер.
Поздний вечер подходил к концу, не сулив друзьям безболезненных ощущений на рассвете.
Однако пока никто об этом и не думал. Они не собирались расставаться. Ведь только-только подошли к главному. Были посмакованы все школьные воспоминания, и допита последняя бутылка водки.
Топор, подвешенный над потолком кухоньки посредством выпущенного друзьями дыма с помощью трёх пачек сигарет, тщательно замаскированных российскими производителями под бренд «Мальборо», зримо раскачивался над их головами. Угрожая крупным черным шрифтом на пачках преждевременным уходом из жизни курильщику, а также всем невольным свидетелям этого его аморального поступка. В смысле – пассивным курильщикам.
От автора: Извиняюсь еще раз. Забежал слегка вперед. В смысле страшной надписи на сигаретных пачках. Это случится много позже, когда кривые и острые, отравленные трупным ядом клыки западной демократии уже основательно вопьются в нежное, слабо защищенное законами тело российского обывателя. Грызя, тихо похрюкивая, российскую экономику. Извините за небольшой сбой в повествовании. Обидно же, черт возьми! А топор все же висел.
Сергей, как будто бы и не пил совсем, обратился к Тимофею.
– В общем-то, так, Тимофей! Как ты уже, наверное, догадался, мы пришли к тебе не только для того, чтобы пить ночью водку и вспоминать всуе минувшее, – сказал он, взглянув на собеседника пристальным взглядом.
– У нашего с тобой друга проблема, – продолжил он, – Очень, по-моему, серьезная. И, кажется мне, что она по твоей части. Выслушай его, пожалуйста, и сделай свои выводы. Ты же у нас всё-таки психолог. Хотя немного и недоразвитый. Я имею в виду образование.
– Понял я. Давно уже все понял, глядя на Саву. Давай, что ли, ущербный, излагай. И поподробнее.
И Савелий начал рассказывать.
А два его закадычных друга слушали, не перебивая.
За окном уже занималась заря очередного знойного дня. И была давно выскоблена до дна последняя металлическая банка заныканного Тимофеем от семьи старомосковского растворимого кофе.
Савелий закончил свой рассказ. Повисла долгая тишина.
– Вот как? Понятно, – Тимофей прошелся по тесной кухне.
– Вы мои друзья и с вами я могу разговаривать обо всех вещах, даже о тех, рассуждая о которых с другими, я угодил бы прямиком в дурдом, – продолжил он.
Тимофей задумался, видимо, принимая какое-то важное решение.
«Прямо как было тогда, когда он нам заявил, что хочет жениться. А имя своей суженной долго не называл. Боясь чего-то. Быть может, наших неуклюжих советов в свой или ее адрес?» – Савелий был терпим к другу и не торопил его с ответом.
Сергей тоже не спешил с комментариями. Ведь его, казалось бы, бесшабашная дружеская шутка чуть было не расстроила эту свадьбу и не разбросала всех их в стороны. Троих неразлучных друзей.
– Савелий, а у тебя действительно большая проблема! Но она не только твоя, поверь. Это проблема наша общая. И всего ныне существующего человечества.
Он сделал паузу.
– И она не из области психологии, – продолжил он.
– Не понял! – Сергей мгновенно пододвинулся к столу и внимательно посмотрел в глаза Тимофея. – И у меня, как я тебя понял, тоже есть эта проблема? Да?
– И у тебя, и у меня и у этого ответственного дурака, которого ты ко мне приволок.
– Объясни, пожалуйста, друг наш, а то мы сирые так ничего и не поняли. Одно ясно. Савелий, по-видимому, у нас не псих. И это уже радует. Глаголь.
Тимофей устало опустился на скрипнувшую табуретку, жалостливо посмотрел на друзей и снова погрузился в свои мысли:
«Сказать им что ли?! А в то же время кому же, как не им, друзьям своим. Жена ни черта не понимает. Ругается, говорит, чтобы руки мыл чаще. Единомышленников нет, да и как им взяться у человека с электронным микроскопом в муниципальной квартире без какого-либо высшего образования. Псих – вот его имя. Научное!»
Тимофей решился, встал и торжественно произнес.
– А вы будете готовы к той правде, которую собираетесь услышать? Готовы вы к тому, что весь знакомый вам мир вдруг встанет дыбом? Кверху ногами. И то, что, казалось вам высшей степенью надежности, окажется шатким мостиком над бездонной пропастью? Готовы ли вы к этому?
– Не тяни , хватит с нас высокопарных фраз и научных бредней. Говори проще, если есть что сказать. Мы тут не нервные какие-то девицы. Порох нюхали. Вон, Савелий у нас – боевой офицер. Старший лейтенант запаса, а это тебе не хрен собачий.
– Шутишь все Сережа. А вопрос то действительно серьезный. Идем в кабинет, кое-что покажу.
Кабинет.
Тимофей еще в школьные годы всеми правдами и неправдами, выбил эту комнату у своих родителей. Отдельное помещение. Свою комнату в квартире. Кабинет – так он его нежно назвал, любя. Работал там, жил и спал.
Сейчас комната была основательно завалена грудами научных журналов с цветными графиками и картинками. И упаковками всевозможных лекарств. Можно было подумать, что владелец комнаты – это или мелкая фармацевтическая компания, или очень больной человек, страдающий не менее чем от сорока различных недугов, причем от всех одновременно.
В углу кабинета стоял диван.
Старый, потертый кожаный диван, который был особой гордостью Тимофея. О нем все в школе знали и про себя тихо завидовали его хозяину. Нередкие школьные и институтские оргии, которые друзья мутили в этой квартире, никоим образом не отразились на нем. По прошествии долгих лет он выглядел таким же старым и потертым, как и в те давнишние времена.
Новым в кабинете был только один предмет – огромный аппарат, занимающий чуть ли не всю свободную от дивана площадь. Видимо электронный. С множеством блестящих деталей, которые так и хотелось потрогать пальцами, покрутить и даже полизать.
С удовольствием, устроившись на уютном диване, который после жестких кухонных табуреток казался даже еще более уютным, чем в далеком детстве, когда компания сиживала на нем с очень привлекательными особами противоположного пола, Сергей и Савелий приготовились внимательно слушать.
– Давай профессор! Рассказывай нам, как космические корабли бороздят просторы Большого театра.
Тимофей устроился в кресле напротив друзей и начал:
– Я, как вы знаете, обижаться не умею и не хочу. Особенно на вас. Обижаются только дураки и ученые. Я, к сожалению, не ученый, а за дурака могу и в морду дать. Я вам сейчас просто расскажу все, о чем знаю. А выводы, делайте сами. Согласны?
– Да-а-а-а-а!
– Да.
– Итак, вы помните, что ушел я с третьего курса психфака. Кстати, я не корю вас за то, что вы даже не поинтересовались о причинах моего ухода. Ну да, понимаю, дело прошлое, молодое.
Он пристально взглянул в глаза своих друзей.
– Итак, ушел я и все. Не будем больше об этом. Вы знаете о моем давнишнем пристрастии к микробиологии? Его я не бросил и по сей день.
Он сделал широкий реверанс.
– Вы видите сейчас мою любимую игрушку!
– Это электронное чудо твое? – аккуратно задал вопрос Савелий.
– Мое. Из-за него я продал все более-менее ценное, даже коллекцию марок. Ты помнишь, наверное, знаменитый коллекционный «Маврикий» отца? Потом у меня появился спонсор. Но об этом потом.
Он замолчал на секунду.
– Так вот, продал все личное, как оказалось ненужное, и купил этого электронного зверя в одном из разорившихся институтов. Это – электронный микроскоп.
Он сделал многозначительную паузу.
– Вы что, дебилы, что ли конченные? Где аплодисменты и крики восторга?! Вы вообще-то знаете, что такое электронный микроскоп?
– Мы ошарашены, мы восхищены, это просто чудо! Другими словами это не назовешь. Да, Сергей?
– Да! Ты озвучил мою мысль, Савелий. Лучше и не скажешь. Я в восхищении! А можно я покручу чего-нибудь, – Сергей приготовился было встать с дивана.
– Нет, категорически нет, не думайте даже об этом. Это слишком чувствительная вещь. Не для мужицких рук. Ну ладно уж, принимаю ваши неуклюжие извинения, экс-дебилы.
Тимофей слегка успокоился.
– С помощью этого зверя я продолжил исследования, но уже на более высоком уровне. Суть исследований, если вы помните, заключалась в определении адекватности термина – «живая клетка».
– Я сейчас уже всего не припомню, извини. Но ты так мельтешил со своими стеклышками с супом, доказывая, что он живой! Так импульсивно это обосновывая, что мозги дыбом вставали.
– Прекрати, Сергей, дай ему договорить.
– Так вот. Скажу короче. Одной фразой.
Тимофей перевел дух.
– Все мы с вами – зомби. Все, ныне живущие. Звери и люди!
Зависла зловещая тишина. Диван под Сергеем жалобно скрипнул.
– Ну! Я думал, будет серьёзный доклад, даже приготовился немного поспать, а тут сразу зомби и все. Я не согласен. Я доклада хочу. Основательного! – сказал Сергей, в глазах которого замелькали веселые искорки. Верный признак того, что его заинтересовала тема.
– Хорошо. Будет тебе доклад. Основательный, но не очень научный. Сам понимаешь, что если бы до этого дошло, то сейчас слушать его было бы некому. Или все в одночасье стали шизофрениками, укокошив друг друга. Или, что более вероятно, спились.
– Савелий! А ты-то что молчишь? Урезонь ученого!
– Пусть говорит, Серега. Я о чем-то смутно начинаю догадываться.
– Хорошо. Но будь добр, Тимофей, придерживайся регламента. Вон, за окном уже шесть утра, а мы все вокруг да около. Зомби – это значит контроль. Я правильно формулирую?
– И да, и нет.
– Разъясни. Все! Обещаю! Мешать больше не буду. Клянусь памятью тещи.
– Хорошо. Представьте себе огромный океан. Это в прошлом наша с вами Земля. И на этой планете живут пока только несколько тысяч, ну пусть даже сотен тысяч маленьких беззащитных существ. Это – бактерии.
Он смешно сдвинул надбровные дуги как в раннем детстве, когда хотел сосредоточиться над решением сложного вопроса.
– Итак. В их жизни существовало две возможности: выжить или погибнуть. Другой альтернативы нет.
Но для того, чтобы выжить, необходимо было общаться с себе подобными с целью обмена и сохранения накопленной информации. А для того, чтобы общаться, следует, как минимум, перемещаться.
А если вас триллионы, но вы такие маленькие, что общение друг с другом может занять у вас годы? Что остается сделать для достижения цели? Правильно! Укрупняться.
Укрупняться самим для этих существ было невозможно. А быть может, они этого просто не хотели. Поэтому был избран иной путь. Их путь. И они принялись укрупнять окружающих, не теряя при этом своей сущности. Оставаясь всегда самими собой, но пока что в тени, работали, строго контролируя процесс. Начали биологическое строительство высокоорганизованных органических структур. Создавая для них все более изощренные схемы пищевых цепочек, кормя, охраняя и оберегая себя. Свою цивилизацию.