Так вот, Василий Михайлович вошел в класс, вытянул руку и сказал свой коронный призыв: «Спокуха!» Мы затихли. Помогая помочь коллеге встать, завуч оценил ситуацию, мысленно реконструировал события, и, уходя, бросил через плечо:
– Если даешь поджопник, то попадай. А не уверен – не замахивайся!
Ради справедливости следует заметить, что поводов для карательных акций со стороны Битмана было много, хоть отбавляй. То целлулоидный шарик для пинг-понга завернут ученики в фольгу, и прогрев до воспламенения забросят на самый верх кафельной печи, и тогда проклятия учителя доносились откуда-то из клубов едкого дыма – самого его не было видно. А то ранним утром, когда на дворе еще темно, засунут кусок мокрой промокашки в цоколь люстры между контактами. Промокашка быстро высыхала, и переставала пропускать ток, а урок проходил в темноте, до того момента, как на улице не посветлеет. Но тьма – не преграда свету знаний. И начиналось то, чего все так ждали.
– Тема сегодняшнего урока – реки восточной Сибири. А на кой они вам? А?
В организме учителя то ли играли вчерашние пары, то ли уже сегодня успел…
– Что вам Гекуба?! – входил в раж Битман.
Кто такой Гекуба, мы не знали, не проходили еще.
– Да не буду я вам рассказывать про Восточную Сибирь. Сами прочитаете! А я вам расскажу про Коккинаки. Вот это был человек! Да вы такого не видели еще ни разу! Он был летчик-испытатель. Однажды была авария, и он остался без глаза. Какая-то фигня от самолета влезла ему в глаз, и вот стал он как Кутузов. Или Нельсон со своей Гамильтоншей. И эти ему говорят – все, летать не будешь, потому, что с одной стороны ты видишь, конечно, а с другой – извини, подвинься. А он – ни в какую. Буду, говорит, летать и с одним глазом. И стал развивать боковое зрение, так, чтобы видеть и справа, и слева, и все одним глазом. И развил! Те даже удивляются, с какой стороны ему что не покажи, а он все видит! И что с ним делать? Говорят – ладно, летай! И он полетел.
А тут как раз проект новый – приделать к танку Т-34 крылья и моторчик, и чтоб летал. А прилетит куда надо, крылья отбросил, чтобы не мешали, и вперед, за родину! Моторчик тоже отбросить надо. И вот летчик Коккинаки садится, значит, в этот танкосамолет, и летит себе. А был туман, к тому же компас чего-то заело. В танке он не очень так, железо кругом. И вот сбился он с курса. Смотрит – аэродром. И идет себе на посадку, и не замечает, что аэродром – немецкий. А фашисты себе думают – а классно, сейчас последний новейший советский танкосамолет захватим, изучим все, разберем.
А Коккинаки своим выпуклым глазом – опа! А чего это свастика висит? И понял, куда сдуру прилетел. Но не растерялся. И не сбрасывая крылья, стал давить гусеницами немецкие самолеты, и еще из пушки добавил, и из пулемета. А потом опять взлетел, и уже обратно, к нашим прилетел. Ну, потом еще много самолетов испытывал, Ту-104, МиГ-21 с вертикальным взлетом, и прочие. Вот такой летчик был! Поняли?
Мы дружно выразили свою понятливость. Конечно, про такое слушать, это вам не про реки восточной Сибири.
Весной вся школа обсуждала перспективы семейной жизни Битмана. Откуда неизвестно, но все, от первоклашки до директора знали, что от него жена уходит. Долго терпела, и вот, всё, больше не может его красную рожу видеть. На самого учителя смотреть было больно. Багровость достигла верхнего возможного уровня. Было ясно, что он осознает, что положение совершенно безнадежно, и даже полный отказ от любимого напитка, выражаясь словами учительницы физкультуры Аллы Михайловны, не склеит разбитой вазы семейной жизни. Поэтому и отказ такой был совершенно бессмысленным. И его не было.
А тут как раз в школе объявили конкурс на лучшее стихотворение о Ленине, к сто – какой-то там годовщине со дня его рождения. Стихов было немного, а жюри состояло из учительницы литературы Людмилы Николаевны, завуча Василия Михайловича и Георгия Моисеевича. Им предстояло определить лучший стих и послать его дальше, на районный конкурс. А победителю городского конкурса светила поездка в Москву, с посещением мавзолея. Такие вот дела.
С самого начала, как только начали читать стихи, стало ясно, что, как Гитлеру не видать Москвы питомцам нашей школы. Только по телевизору. На большой перемене Битман отлучился в маленький гастроном через дорогу. Придя обратно, он задумчиво побрел по школьному коридору, декламируя нараспев одно из представленных на конкурс произведений:
В городе симбирском
Родился мальчик Ленин…
– Не правда ли, что-то библейское есть в этих сточках? Только Вифлеемской звезды не хватает, а? – допытывался он у Аллы Михайловны, но та оставляла его политически опасные параллели без ответа, отмахиваясь рукой то ли от них, то ли от свежего водочного духа, распространяемого Георгием Моисеевичем градусов на шестьдесят вправо и влево от оси его дыхания.
Затем грустные мысли о предстоящем одиночестве вновь овладели буйной кудрявой головой учителя, и он вышел не улицу. Накрапывал весенний апрельский дождик. Мимо проходила дама элегантного возраста глубоко за пятьдесят, и, непонятно из каких соображений, Битман вырвал из ее рук цветастый зонтик. Вестибулярный аппарат его опять дал сбой, и, не выпуская из рук добычи, учитель рухнул в лужу. Вращая зонтом, он кричал: «Любовь! Любовь!», и возгласы его мешались с воплями дамы элегантного возраста, пытавшейся отбить свою собственность у разбушевавшегося педагога.
Конец ознакомительного фрагмента.