Сразу после дознания Артур уехал. Сколько было страдания, сколько пролитых слёз! Анджела вдруг вспоминает их с Артуром знакомство. Она давала своему воспитаннику Генри урок музыки. Тут в комнату вошла миссис Андерсон, а с ней очень красивый молодой человек:
– Дядя Артур! – радостно кинулся к нему Генри.
– Генри, – мягко укорила сына миссис Андерсон, – веди себя прилично! – и, обратившись к Анджеле, произнесла: – Мисс Эванс, это Артур, брат моего покойного мужа. Артур, – сказала она деверю, – это мисс Эванс, гувернантка Генри.
С этими словами миссис Андерсон удалилась.
– Рад знакомству, мисс Эванс, – произнёс Артур.
– Я тоже, мистер Андерсон, – отозвалась Анджела.
– Однако, невестка назвала только вашу фамилию.
– Меня зовут Анджела.
Дружелюбная улыбка нового знакомого, его взгляд, одновременно несколько смущённый и заинтересованный, Анджеле понравились.
Артур приходил почти каждый день. Мужчина оказался умным и приятным собеседником. Анджела понимала, что всё больше влюбляется. Один из таких вечеров она никогда не забудет:
– До завтра, мистер Андерсон, – как обычно, сказала она на прощание.
– До завтра, мисс Эванс, – ответил ей Артур.
– Генри будет ждать вас, – произнесла она и, посмотрев в его глаза, добавила чуть слышно: – И я тоже.
– Я буду счастлив снова вас увидеть, – улыбнулся он, и как тепло ей стало на душе от его улыбки!
И вот однажды Артур признался Анджеле в любви:
– Мисс Эванс… Анджела, – произнёс он, смотря на неё с обожанием.
– Да, мистер Андерсон, – Анджела сердцем поняла, что он хочет сказать.
– Я люблю вас, Анджела. Не знаю, могу ли на что-то надеяться, но я вас люблю!
– Я тоже люблю вас.
И вот сегодня она снова увидела Артура. Сердце неистово заколотилось, душа замурлыкала. Но свои чувства Анджела постаралась сдержать.
Взгляды Анджелы и Артура встретились. Но если её глаза светились радостью, то его – сверкали гневом:
– Здравствуйте, мистер Андерсон, – сказала она.
– Здравствуйте, мисс Эванс.
– Не ожидала встретить вас здесь.
– Так же, как и я вас, – произнёс Артур.
– Но я очень рада вас видеть, – сказала Анджела, стараясь, чтобы это прозвучало как можно равнодушней.
«Нет, ну здесь же нет ничего такого, – подумала она. – Обычная, ничего не значащая любезность».
– Боюсь, не могу сказать то же самое. Каким ветром вас сюда занесло? Тоже пригласили Джастисы?
– Да, – сказала Анджела. – Секретарь миссис Джастис заболела, и я временно буду её заменять.
– Мы очень давно не виделись.
– Да. С тех пор как… – начала Анджела и осеклась.
– Договаривай. С тех самых пор, как погиб Генри, – яда в тоне Артура хватило бы на десять кобр.
– Идиот! – прошептала она.
Чего больше было в её тоне: гнева или же печали? Анджела отвернулась от Артура. Тут к ней подошёл незнакомый молодой человек, тоже приглашённый Джастисами:
– Не позволите ли представиться, мисс? Меня зовут Чарльз Саймон, – сказал он.
– Анджела Эванс, – представилась она, хотя сейчас была не слишком расположена к общению.
– Кажется, вы хорошо знакомы с этим джентльменом?
– Нет, мистер Саймон, я бы так не сказала, – проговорила Анджела сердито. – Ровно настолько, чтобы сожалеть об этом знакомстве.
– Боюсь, что он расстроил вас?
– Вам, должно быть, показалось, – солгала Анджела. – У меня с ним не такие отношения, чтобы бессмыслица, которую он сказал, могла всерьёз меня расстроить.
Мысленно вернувшись к настоящему моменту, девушка в который раз велит себе быть благоразумной. Не унижаться перед тем, кто знать её не хочет. Оставаться верной своему решению: если Артуру она не нужна, то и он ей тоже.
Артур теперь для неё – мистер Андерсон, давний знакомый, который отнюдь не волнует ей сердце. Питать насчёт него какие-то иллюзии, надежды безрассудно, просто глупо. Что было, то было. Минувшего не вернёшь. Ведь в одну реку, как говорится, дважды не входят.
И всё-таки Анджела счастлива, что вновь видит Артура. Понимая: это неразумно, радуется просто оттого, что он рядом. Если б только Артур пожелал, они бы вновь были вместе. Но, как мнится Анджеле, поскольку их разрыв – его вина, он и должен сделать первый шаг. А до тех пор она решает делать вид, что Артур ей не нужен. Назло кокетничать, к примеру, с этим Саймоном, которому она, как видно, нравится. Анджела желает, чтобы Артур видел: ей и без него прекрасно жить на свете. Хочет, чтобы возлюбленный начал её ревновать. Тут Анджела усмехается собственным мыслям.
«Не слишком ли много я о себе возомнила, решив, что всё ещё могу вызывать в нём ревность? Во всяком случае, Артур приехал сюда не с женой. И другой любимой женщины у него, как видно, тоже нет», – думает она.
Близится время обеда. Анджела думает: что бы надеть? Выбирает лазурное платье. Оно ей идёт. К тому же в таком она некогда очень нравилась Артуру.
«Боже мой, таких болванов ещё свет не видывал! – с гневом и горечью думает Анджела. – Артур, ну почему ты не можешь поверить мне! Ведь мы с тобой так любили друг друга. Дорогой мой, ведь мы могли бы уже давно быть женаты. Ведь у нас могли бы уже родиться собственные дети.
Ну почему я всё ещё люблю тебя? Ты же сделал мне так больно, что я бы должна тебя ненавидеть! Да что же ты, так плохо меня знаешь?! Да как в твою дурную голову пришло, что я способна погубить ребёнка?! Как будто Генри виноват, что наследник он, а не его дядя!
Между прочим, миссис Андерсон доверила мне сына, – самое дорогое, что у неё есть. Я видела от неё только добро. Боже мой, с какой стати мне нарушать свой долг перед ней?! Я что, с ума сошла – причинить ей такое горе? И потом, какая подлость – обмануть и убить того, о ком должна заботиться! Я не хотела того, что случилось!
Ну как ты мог подумать, будто я нарочно позволила Генри прыгать на лошади через забор? Я ведь понимала, что мальчик может сломать себе шею».
Да, Анджела тогда была в отчаянии. Она так мечтала всегда быть вместе с Артуром! Более того, как ей казалось, Артур тоже этого желает. Анджела верила: милый вот-вот сделает ей предложение. И что же в итоге? Выяснилось, что свадьбы не будет. Не выразить словами, насколько отвратительно ей было. Теперь Анджела, конечно же, уверена, что лучше б всё осталось так, как есть. Пусть она и Артур не были бы вместе, зато Генри бы остался жив.
***
Старый детектив Гилсон, прежде служивший в полиции, сейчас у себя. Стёкла окон в его комнате, как и почти во всех, чёрные. Сидя за столом, который освещает только тусклое мерцание свечей в кроваво-красном канделябре, он рисует в альбоме розу. Но не просто розу. Розу с лепестками, которые оборваны безжалостной рукой. Остался только стебель с листьями и острыми шипами. На столе статуэтка Юстиции – богини правосудия. Её изображают с повязкой на глазах. Повязка – это, как известно, символ беспристрастности. В одной руке богиня держит меч, в другой – весы. Возможно ль быть одновременно весами и мечом?
«Да, я не жалею о том, что совершил. Он заслуживал быть убитым», – думает Лоуренс Гилсон.
Я дух, всегда привыкший отрицать,
И с основаньем: ничего не надо,
Нет в мире вещи, сто́ящей пощады,
Творенье не годится никуда, – кажется, так охарактеризовал себя Мефистофель из трагедии Гёте?
Мистеру Гилсону вдруг вспоминаются щенята овчарки, тявкавшие в корзине. Знакомая просила утопить их, она не решалась сделать это сама. Лоуренс Гилсон не смог, нашёл им хозяев. «Чем больше узнаю́ людей, тем больше нравятся собаки», – думает детектив, цитируя известное высказывание, и усмехается.
***
В миг неясный упоенья
Я вскричал: «Прости мученье,
Это Бог послал забвенье о Леноре навсегда, —
Пей, о, пей скорей забвенье о Леноре навсегда!»
Ворон каркнул: «Никогда!» – вспоминаются Артуру строчки стихотворения Эдгара По.
Артур встряхивает головой. О, если бы его мучение закончилось, если бы он мог не думать о своей «Леноре»! Его Анджела, которая казалась милым ангелом, – убийца! Одна лишь мысль об этом ужасает. А этот мерзкий тип – Чарльз Саймон, кажется? Смотрит на неё как кот на колбасу. Что это? Неужели ревность? Нет уж, он не должен ревновать! Всё осталось в прошлом. Анджела ему чужая. Для него не важно, нравится ей этот Саймон или нет.
***
Маленький Генри давно уже спал, а Артур и Анджела гуляли в саду возле дома. Воздух был наполнен ароматом роз, обвивавших стену, и цветущих яблонь. Небо озарял бледный лик луны. Артур с нежностью и восхищением смотрел на свою прелестную возлюбленную, обнимал её за талию. Они были счастливы. Почти счастливы. Ведь кое-что всё же тревожило Артура:
– Я люблю тебя, Анджела, – говорил он, – ты ведь знаешь, как я люблю тебя?
Анджела в ответ лишь улыбнулась, смотря на него взглядом, полным райского блаженства. Она знала. Думала, что знает.
– Но я не смею просить тебя выйти за меня замуж.
В тот же миг освободившись из объятий Артура, Анджела смотрела на него с недоуменьем и испугом. Что случилось? Неужели Артур решил с ней расстаться?
– Но, Артур, почему? Скажи, что произошло? – нашла она силы спросить.
– Клянусь, ты очень дорога мне. Но пойми: я беден, у меня нет ни гроша!
Анджела почувствовала облегчение. Как говорится, будто бы гора свалилась с плеч.
– Только и всего? – рассмеялась девушка. – Дорогой мой, это ведь сущие пустяки.
– Ты считаешь это пустяками?
– Артур, – заверила Анджела, – мне ведь всё равно, богат ты или беден. Я хочу быть с тобой.
– Я тоже, дорогая, – произнёс он, – но пойми…
– Так в чём же дело? – перебила Анджела.
Артур взглянул на неё изумлённо. Неужели она в самом деле не понимает его:
– Я из богатой семьи, – выпалил он с горечью, – только вот я ничего не могу предложить тебе!
– Но, Артур, я ведь и сама могу обеспечить себя. У меня есть специальность, работа.
– Но, выходя за меня, – возразил он, – ты вправе рассчитывать, что твоё положенье изменится к лучшему. А вместо этого…
– Что вместо этого?
– Я лишаю тебя и того заработка, который у тебя есть сейчас, – ответил Артур. – Ведь, став моей женой, быть гувернанткой Генри ты уже не сможешь.
– Я поняла тебя, – сердито бросила Анджела.
Значит, из-за своего дурацкого самолюбия Артур не хочет жениться на ней? Не желает, чтобы ей пришлось искать новую работу, да и, вообще, жене Андерсона работать не подобает.
– И подумать только, ведь целых три месяца у меня был шанс стать богатым человеком! – досадовал он. – Вот если бы родилась девочка…
– Что, если бы родилась девочка? – спросила Анджела недовольно.
– Тогда наследство получил бы я, – ответил Артур. – Признаюсь, я, конечно, огорчился. Я понимаю, что не вправе был строить какие-то планы, и всё же…
– И всё же, Артур, тебе было обидно, – поняла Анджела.
– Не сказал бы, что сильно, – не стал скрывать он, – но да. Но удача есть удача. Что ж, видно, не под счастливой звездой я родился. А Генри милый мальчик, и я очень люблю его.
– И что ты собираешься делать? – спросила Анджела.
Но любимый, потупив глаза, молчал.
– Всё понятно, – произнесла она холодно и направилась к дому. Плечи её невольно поникли. Глаза жгла горечь невыплаканных слёз.
– Анджела, постой! – кинулся за ней Артур.
Она жестом остановила его:
– Не надо. Пожалуйста. Не следуй за мной. Я хочу побыть одна.
***
Непорочная Эванджелина Далтон в своей спальне с окнами, стекло в которых чёрное. На одной из стен репродукция картины Мунка «Крик». Прямая, как палка, старая дева сидит за столом. На ней строгое чёрное платье. Седые волосы на голове подобны короне. Лицо мисс Далтон озаряет тусклое мерцание свечей в кроваво-красном канделябре. Ледяной взгляд устремлён на страницы лежащей на столе книги. Старая дева читает святое Евангелие.
«А молясь, не говорите лишнего, как язычники, ибо они думают, что в многословии своём будут услышаны; не уподобляйтесь им, ибо знает Отец ваш, в чём вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него. Молитесь же так: „Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя Твоё, да придёт Царствие Твоё, да будет воля Твоя и на земле, как на небе. Хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого. Ибо Твоё есть Царство и сила, и слава во веки. Аминь“. Ибо если вы будете прощать людям согрешения их, то простит и вам Отец ваш Небесный. А если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш Небесный не простит вам согрешений ваших».1
«Не судите и не судимы будете, ибо каким судом судите, таким будете судимы; и какою мерою мерите, такою и вам будут мерить. И что ты смотришь на сучок в глазе брата твоего, а бревна в твоём глазе не чувствуешь? Или как скажешь брату твоему: „дай, я выну бревно из глаза твоего“, а вот в твоём глазе бревно? Лицемер! Вынь прежде бревно из твоего глаза и тогда увидишь, как вынуть сучок из глаза брата твоего».2
Прервав чтение, безгрешная Эванджелина Далтон захлопывает Евангелие и невольно предаётся воспоминаниям. Да, мисс Далтон считает, что поступила с Розалией верно. Нисколько не сомневается в собственной правоте. Розалия Рассел была развращённая, испорченная девица без стыда и совести.
– Значит, ты беременна? – вопрошала непорочная мисс Далтон в праведном гневе.
– Да, леди, – отвечала её горничная Розалия.
– Но ты же не замужем!
– Нет, леди, – лепетала та.
– Бесстыдница!
– Леди…
– Шлюха!
– Леди, умоляю, выслушайте меня! – говорила Розалия. – Вы ведь тоже были молоды. Разве вы никогда не любили?
Да, когда-то мисс Далтон мечтала выйти замуж и родить детей, но ничего не получилось.
– Может быть, я и любила, – проговорила непорочная мисс Далтон, – только вот не прыгала в постель до свадьбы.
Розалия рыдала. Мисс Далтон же терпеть не может, когда льют слёзы. Слёзы – проявление слабости, а все слабые существа никогда не вызывали в этой женщине симпатии.
– Нечего реветь. Надо было думать раньше. А теперь убирайся. Я не желаю, чтобы ты находилась под одной крышей со мной.
– Но ведь я жду ребёнка. Кто возьмёт меня на работу?
– Это твои проблемы, – так непорочная мисс Далтон ответила Розалии.
– А отец… отец ведь просто убьёт меня! Он будет в ярости, когда узнает. Что если он меня выгонит из дома? Мама, может, меня пожалеет, да она отцу слова боится сказать. Куда мне тогда идти? Что делать?