– Не знаю и знать не хочу.
– Мисс Далтон…
Розалия бросилась к её ногам, но безгрешная мисс Далтон оттолкнула её.
– Ты уволена.
Родители Розалии Рассел тоже не захотели держать её под своей крышей.
***
Юный художник Джон Блер черноглазый и черноволосый. Лицо его, вытянутое, с узкими скулами, вполне можно счесть привлекательным. Над верхней губой у него ниточка чёрных усов.
Блер помнит Люсинду. Её прекрасное лицо вновь и вновь встаёт у него перед глазами. Дьявол! Он не должен думать о ней! Да, она была очаровательна. Волнистые длинные огненно рыжие волосы, лучистые зелёные глаза, мраморно-белая кожа…
Как же он любил её! Воспылал безумной страстью с той поры, как в первый раз увидел. Но только вот Люсинда так и не ответила ему взаимностью. Умерла, так и не став его. Люсинда была замужем, но однажды он пришёл к Ларкинсам, когда Питера не было, и наконец решился сказать о любви:
– Люсинда, я вам должен кое в чём признаться, – начал он.
– Да. Слушаю вас, Джон, – Люсинда, насколько он помнит, пристально взглянула на него.
На комоде в гостиной была фотография, где изображены она и Питер. Голубки, сладкая парочка. Они-то и сейчас вместе…
– Дело в том, что люблю вас, Люсинда. Ей-богу, как же вы прелестны. Как я хочу обнять, поцеловать вас… – он бросился к её ногам.
– Довольно. Встаньте. Вы с ума сошли.
Гордячка! Смела смотреть на него сурово и осуждающе!
– Да. Я без ума от вас. Ангел мой… – разве она не видела в его глазах обожания?
– Хватит, говорю вам! – подумать только, она ещё и рассердилась!
Люсинда отошла от него к окну с золотистыми шторами.
– Я совсем не нравлюсь вам, Люсинда? – каким жалким он, должно быть, выглядел! Самолюбие заставило его подняться с ковра. Тот, помнится, был песочного цвета.
Люсинда, как видно, любила мужа и, разумеется, даже помыслить не могла о том, чтоб изменить ему.
– Я не люблю вас, Джон. Простите, но я не люблю вас, – сказала она.
– И вам совсем не жаль меня?
– Ох, Джон, мне вас жаль, но поймите: не могу я ответить взаимностью на ваши чувства, – его страсть Люсинда, видите ли, считала порочной. – К тому же ведь Питер – ваш друг. Вы не должны вести себя подобным образом. Прошу, смирите чувства, ради себя самого постарайтесь забыть обо мне.
– Забыть вас? – нет, он не хотел бороться со страстью! – Люсинда, это невозможно.
– Возможно, – возразила она, – только сделайте над собой усилие.
Он не видел ничего дурного в том, что влюбился в замужнюю женщину. Что делать, сердцу не прикажешь. Разве он виноват, что какой-то мужчина, пусть даже его друг, раньше покорил сердце Люсинды и позвал её под венец?
Она, видите ли, непорочная, образец высокой нравственности и не может полюбить его! Неужели это плохо – добиваться женщины, которая тебе любезна? Он, во всяком случае, так не считал.
– А если я не хочу? – сказал он.
– Тогда мне придётся рассказать всё мужу.
– Вы правы, Люсинда. Я постараюсь забыть вас, – он сделал вид, что смирился, но в его душе кипел гнев.
– А сейчас прошу вас, удалитесь.
Блер был разъярён тем, что Люсинда отвергла его. Чтобы отомстить, он решил разрушить её брак, оклеветать гордячку перед мужем. Заявил Питеру Ларкинсу, что как-то раз зашёл без приглашения и увидел, как Люсинда целуется с любовником. «Ревности остерегайтесь, зеленоглазой ведьмы, генерал, которая смеётся над добычей».3 Поверив злобному навету, Ларкинс в тот же день зарезал верную жену.
Блер не думал, что получится вот так. И всё-таки ему не жаль её.
***
Розалия в очаровательном светло-зелёном платье и её возлюбленный Джордж Стивен сидели на диване в гостиной его дома. На одной из стен – зеркало в полный рост, так же, как и в других комнатах этого особняка. На стене напротив – изображенье Стивена. Порой он сожалел, что этот портрет не обладает свойством портрета Дориана Грея: с течением времени менялась картина, а сам Дориан выглядел так же, как прежде.
– Милый, – говорила Розалия любимому, – я должна тебе сказать…
– Что, моя радость? – спросил Стивен ласково.
Девушка опустила глаза. Вид у неё был смущённый и в то же время невероятно счастливый.
– Я беременна, милый, – произнесла она.
– Извини?
Ему казалось, будто он ослышался. Она беременна! Оглушённый этим будто безобидным словом словно бы ударом в голову, Стивен смотрел растерянно. Не знал, что сказать, как реагировать. Розалия же улыбнулась, видя, насколько он обескуражен:
– Что с тобой, Джордж? – сказала она. – Неужели эта новость до такой степени поразила тебя?
– Ну, – признался он, – да, поразила.
– У нас будет ребёнок, Джордж, – глаза её светились непритворной любовью и радостью.
– Скажи, – пробормотал он, – а ты ни капли не сомневаешься, что этот ребёнок от меня?
Розалия смотрела на любимого, не в силах поверить тому, что услышала.
– Ты… Если это шутка, то жестокая, Джордж, – она едва не плакала от обиды.
– Ну прости, хорошо-хорошо, он мой, – поспешил успокоить Розалию Стивен.
Буря негодования в душе у неё несколько улеглась, но вид у Розалии всё ещё был недовольный:
– Да как ты можешь говорить такое! – воскликнула она. – Ты у меня единственный!
Она ждала, что сейчас он попросит её руки. Стивен понимал это. Но он ведь не хочет жениться! Ни на ней, ни на одной девушке в мире. Дальше тянуть было нельзя. Он решил расстаться с ней прямо сейчас.
– Знаешь, Розалия, – проговорил Стивен, – я тут подумал, ты кажешься мне чересчур легкомысленной. Очень уж быстро ты легла ко мне в кровать. Я в тебе разочаровался. И вообще, я понял, что не люблю тебя. И ребёнок мне тоже не нужен. Тебе лучше забыть обо мне.
– Но я считала, что ты меня любишь!
Розалия резко встала с дивана. Нет, нет не может быть! Её любимый Джордж всерьёз говорит ей такое?
– Поверь, я тоже так считал, – сказал Стивен.
– Но ты ведь хотел жениться на мне! – возмутилась Розалия. Губы её задрожали, большие карие глаза наполнились слезами.
Нет, не хотел. Но что он должен был сказать? «Я не люблю тебя, дорогая, мне просто хочется, чтоб ты легла со мной в кровать?»
– Прости, но теперь я передумал, – произнёс он с нарочитым равнодушием. – Так уж вышло, что я больше тебя не люблю. Для тебя же само́й так будет лучше. Ну, посуди сама, что это семья, когда жена любит, а муж женился только из-за ребёнка?
На мгновенье ему стало жаль Розалию. Но только жалость не любовь.
– И что же… что же мне теперь делать? – растерянно прошептала Розалия.
– Ну, не знаю, – сказал Стивен и добавил: – Не переживай ты так, Рози, я уверен, всё как-нибудь уладится.
– Я пойду, – произнесла она упавшим голосом.
– Иди, – отозвался Стивен.
Розалия Рассел направилась к выходу. По пути обернулась:
– Но я люблю тебя, Джордж.
– А я тебя нет.
С рассвета в Валентинов день
Я проберусь к дверям
И у окна согласье дам
Быть Валентиной вам.
Он встал, оделся, отпер дверь,
И из его хором
Вернулась девушка в свой дом
Не девушкой потом.
Какая гадость, сладу нет!
Стоит покуда свет,
Вот так и будут делать вред
По молодости лет?
Пред тем, как с ног меня валить,
Просили вы руки…
И что же отвечает на это героине песни её возлюбленный?
И обошёлся б по-людски,
Не будь вы так легки.
Однако, это просто поразительно! Он обещал жениться, после передумал, а девушка осталась виноватой! Она, по его мнению, оказалась чрезмерно доступной, излишне легко согласилась лечь в постель, потому он изменил своё решение, не захотел жениться на распутной девице. «И обошёлся б по-людски». То есть, он сам понимает, что поступил с ней не по-человечески.
***
Детектив Лоуренс Гилсон думает о своей дочери. Несчастная Агнес! Воспоминанья о ней жалят душу как будто бы рой злобных пчёл:
– Папа… папочка, – говорила она.
Но мистер Гилсон был суров:
– Нет, дочь, – отвечал он. – Пойми: ты не должна встречаться с ним.
В голубых глазах Агнес читались мольба и отчаяние:
– Но я ведь люблю его!
– Безусловно, Агнес. Я знаю это. Но тем не менее разлюбишь, – считая, что действует во благо дочери, мистер Гилсон был намерен оставаться непреклонным.
Агнес готова была пасть к его ногам:
– Я люблю его, папа.
– Агнес Грейс Гилсон, будь же благоразумна. Дочка, ты же у меня умница, – мистер Гилсон всё-таки не собирался уступать дочери. – Ты правда полагаешь, что он тебя любит?
– Я в этом нисколько не сомневаюсь, – Агнес была уверена, что отец неправ насчёт её любимого.
Мистер Гилсон ни разу даже голоса не повысил на дочь, но и нежность проявлял редко.
– Пойми, дочка: ему нужна не ты, а наши деньги. Ты ещё очень молода и совершенно не разбираешься в жизни. Он беден и решил найти себе богатую невесту.
Но Агнес упрямилась:
– Не верю я в это! – восклицала она.
Чем упорнее Агнес сопротивлялась, тем решительнее был настроен отец. Мистер Гилсон не из тех людей, которые терпят, когда им перечат, упрям, как самый настоящий баран. Это, бесспорно, не самое лучшее качество.
***
Молодой журналист Эдгар Фейбер вспоминает о Каролине. Разве он виноват в её гибели? Разве брошенная женщина обязательно должна покончить с собой? Почему он должен жить с женой, которую не любит? Ведь человеческая жизнь, в конце концов, дана для наслаждения.
Он сначала любил Каролину. Во всяком случае, считал, что любит. Каролина казалась ему совершенством. Он думал, что на свете самое большое наслаждение – смотреть в её глаза. Внимать звуку слов, произносимых ею. Целовать пленительные губки. Просто находиться рядом. Никак не мог представить, что однажды сможет полюбить другую. Каролина отвечала взаимностью. Фейбер сделал возлюбленной предложение, она с радостью сказала «да». Они поженились, были счастливы. Но потом своё сердце он отдал Эльвире. Та настояла, чтобы он развёлся.
***
Эта ужасная новость была для Амелии Миллер как гром среди ясного неба. Элионор ведь была её лучшей подругой, почти что сестрой! Амелия даже представить себе не могла, что на свете есть нечто, способное разрушить их дружбу.
«Как я любила её! Предательница! – рыдала Амелия. – Подлейший, гнуснейший поступок!»
Она ведь верила мерзавке так же, как себе!
«Что, мои чувства её не волнуют?! Я страдаю, а ей безразлично?!» – думала она в ярости.
Амелия решила: нет, предательство прощать нельзя! Элионор растоптала её любовь.
«Мерзавка! Змея! Вероломная, подлая женщина! Наша дружба для неё – просто пустой звук!»
Она не понимала, как Элионор могла такое сделать:
«Она ведь знала, как он дорог мне! Ведь Вильям любовь всей моей жизни! А она отняла его у меня. Я бы отдала ей всё на свете, но не его любовь!»
Как и любая женщина, Амелия грезила о счастье. Верила: их с Вильямом любовь будет длиться вечно, они поженятся, у них родятся дети. Хотя бы двое: девочка и мальчик. Дочь хотела назвать Флоренс, сына – Вильямом. А из-за гадины мечтаниям конец. Счастье, словно птичка, упорхнуло.
Теперь Элионор мертва. Да, спасать её Амелия не стала.
***
Перед обедом все собираются в тёмной, мрачной гостиной. С чёрными стёклами в стрельчатых окнах. С кроваво-красным ковром на полу.
Тут мисс Миллер смотрит на Лоуренса Гилсона. Барышня ловит себя на мысли, что он напоминает ей Мефистофеля из трагедии Гёте:
Едва он в дверь, как всех буравит
Его коварный, острый взор.
Он так насмешлив и хитёр
И ни во что людей не ставит!
Что он любви вовек не ведал,
Как бы написано на нём.
– Скажите, – громко произносит молодой журналист Эдгар Фейбер, – у меня одного зеркало накрыто полотенцем?
Его серые глаза взволнованно смотрят на присутствующих.
– У меня тоже! – раздаётся хор голосов.
– А карта Таро с тринадцатым номером?
– Да! – подтверждают все.
– А фотография, перевязанная чёрной лентой?
– Да!
Амелия Миллер белеет:
– Боже милостивый! – восклицает она. – Ну и шутки у этого мистера Джастиса!
«У меня такое чувство, что хозяин замка какой-нибудь вампир», – проносится у неё в голове.
Мисс Миллер надеялась: Элионор не станет, и в сердце Билла возродится прежняя любовь. Они с Вильямом смогут начать всё сначала.
«Боже милостивый, мне тогда казалось, что я вовеки не смогу быть счастлива! Что я так и умру старой девой, не будет у меня ни мужа, ни детей. Да когда Вильям и Элионор пришли ко мне и сказали, что любят друг друга, я… что я тогда почувствовала! Просто не описать. Мне казалось, я умру, сердце разрывалось, всё думала: „Ну почему моя подруга, с которой я знакома с детства, оказалась такой мерзкой, отвратительной и подлой?!“ Конечно же, я не могла её простить, но всё же притворилась, что простила».
– Возмутительно! – ворчит мисс Далтон.
– Ей-богу, ну какой он всё-таки чудак! – восклицает Джон Блер.
– Да, – говорит мистер Макадам, – этот Джастис тип довольно странный.
– Довольно странная затея, – произносит Анджела.
– У этого Джастиса, – заявляет Чарльз Саймон, – явно бардак в голове.
– Очень экстравагантно, – говорит Джордж Стивен.
– Я нахожу, что это довольно глупая ребячья выходка, – изрекает мистер Гилсон.
– Да, что за причудливая фантазия? – говорит доктор Эдуард Картер.
Мисс Далтон проводит пальцем по стоящему в углу фортепьяно: нет ли там пыли?
Анджела думает, что этот замок своей мрачностью напоминает Тауэр.
«Боже милостивый! Я не знаю, смогу ли когда-нибудь вновь полюбить», – думает прелестная мисс Миллер.
Ведь, как ей мнится, если полюбила, то навечно. Любовь бывает лишь один раз в жизни:
Только раз, встречаясь с кем-то взглядом,
Узнаёшь любви своей глаза,
Узнаёшь: теперь навек быть рядом
Вам двоим велели небеса.
Для развлечения в гостиной есть карты, шахматы, а также фортепьяно.
– С вашего позволения я что-нибудь сыграю, – предлагает Джордж Стивен.
– Очень признательна вам, мистер Стивен. Поверьте, вы доставите нам большое удовольствие, – говорит Амелия.
– Вы очень любезны, мисс Миллер.
Стивен плотоядным взглядом бесстыдно раздевает присутствующих девушек. На губах – самодовольная улыбка. Он молод и хорош собой. Красив, как манекен, однако же на лбу как будто бы написано, что бабник. Золотые локоны мужчины достают до плеч. Блондиночка, конечно, хороша, фигурка и грудь у неё восхитительные, однако, ему, Стивену, больше нравится брюнетка.