– Мать твою Иисусе в окорок! – выругался бородатый часовой. – Леха! Совсем охренел?!
– Там тела, в доме! – строгим, но спокойным голосом произнес Святогор.
– Что? Какие тела? – не понимая спросил бородач.
– В доме! Тела! Мертвые! – с надрывом и тяжестью в голосе произнес Святогор.
Бородач удивился. Он явно не понимал Святогора.
– Мы тут весь вечер сидим, никого и тишина полная! Так что ты Леша, завязывай давай, а то твой эликсирчик молодости тебе в голову, походу, ударил, – бородач заржал.
Вслед за бородачом заржали и другие часовые.
– Я тебе сейчас в голову ударю этим элексирчиком! – недовольно произнес Святогор. – У вас людей прямо под носом жрут, а вы тут ржете!
Все прекратили смеяться. В воцарившейся тишине раздался крик. Со стороны, со спущенными штанами и диким ужасом на лице, крича и выкрикивая: «Там! Там! Там!», бежал, путаясь в штанах, молодой часовой. Бородач озабоченно вперился взглядом в бегущего парня и после того, как тот выкрикнул: «Оно там! Тварь там!», витиевато выругавшись, засвистел в свисток, поднимая тревогу.
В поселке закипела жизнь. Часовые, поднятые свистком, начали осматривать и обыскивать дома, где была поднята тревога. Кто-то из жителей, потревоженный часовыми, вышел посмотреть. Объявившуюся в поселке тварь хотели спугнуть и заставить выдать себя. Но все старания были безуспешны. Только Святогор, доверяя своему носу, смог уловить тот самый запах и пасть на след. Пока все шумели и старались выкурить тварь, Святогор, следуя прочь от часовых, вышел на очередной дом, который светился той самой вонью. Подойдя к входной двери Святогор остановился, сжимая ручку. Входить через парадную дверь было нельзя и тогда Святогор пошел в обход, находя открытое окно, которое вело на кухню. Он осторожно проник вовнутрь и огляделся. На столе лежал нож и Святогор взял его, держа в руке лезвием вниз. Святогор, следуя за запахом, прошел в спальню и увидел его. Тощая, ростом под потолок, покрытая редкой шерстью, с длинными лапами и двумя парами ушей-локаторов, тварь стояла, сгорбившись над телом местного обитателя. Он больше походил на громадную собаку или скорее даже оборотня, за исключением одной детали. Тварь стояла с раскрытой пастью, и из нее торчало множество языков-щупалец, которые обгладывали тело человека. Святогор с ужасом смотрел на тварь, крепче сжимая рукоять ножа. Ненавидя тварь всем своим нутром, Святогор, бесшумно обходя сзади, вкладывая в удар всю злость и ярость, всадил нож по самую рукоятку твари прямо под левую лопатку, в надежде пронзить сердце. От неожиданности и боли, тварь взбрыкнулась и сбила Святогора с ног. Обернувшись, тварь окинула Святогора взглядом своих желтых глаз. Тварь не закричала от боли, а лишь грозно зашипела, словно угрожающая змея. Святогор пошарил рукой, в поисках чего-нибудь, чем можно обороняться. Ощутив металлическую прохладу, Святогор схватил предмет. То были ножницы. Когда тварь метнулась на Святогора, тот перекатившись, всадил ножницы в лапу, которой тварь махнула, в попытке ударить Святогора. Тварь, от боли, отдернула лапу и вновь зашипела. Тварь бросилась на Святогора, но тот успел увернуться. Зверюга изгибалась в три погибели, чтобы достать Святогора, но ее габариты в ограниченном пространстве были большим минусом и огромным плюсом для Святогора. Святогор искал все, чем можно было бы пырнуть тварь и изувечить ее, а тварь пыталась изловить прыткого Святогора. В руки Святогора попала спица для вязания, которую он всадил твари прямо в глаз. Сражение Святогора и твари, проходившее в удивительной тишине, вдруг разрезал чудовищный рев боли! Тварь ревела и махала лапищами, стараясь вслепую задеть Святогора. Шум, доносившийся с улицы, прекратился. Люди снаружи поняли, что ревел зачинщик тревоги, тварь по имени – Лис. Святогору открылся момент. Пытаясь вытащить спицу, которая причиняла невыносимую боль, Лис открылся для решительных действий Святогора и Святогор воспользовался этим моментом. Бросившись на тварь, Святогор оседлал ее, перехватывая горло твари левой рукой для удушения. Лис начал брыкаться и трясти телом, стараясь скинуть Святогора, но тот держал мертвой хваткой. Послышались голоса, топот ног и в пороге спальни показались люди. Видя беснующуюся тварь и Святогора верхом, все разом ахнули от страха и кто-то, видимо машинально, выпустил в тварь стрелу, которая угодила в брюхо. Тварь одним махом лапы снесла подвернувшегося под горячее человека, который отлетел в стену. От удара о стену, голова человека взорвалась как помидор! Тварь ревела от боли, а люди кричали от страха. Почуяв легкое дуновение свежего воздуха, тварь, не разбирая пути, сметая и топча людей насмерть, ринулась на улицу. Вышибая дверь, с ревом и шипением, со Святогором на спине, тварь явила себя всем, кто собрался у входа. Поднялся гвалт людских криков. Тварь сметала случайно подвернувшихся и пыталась сбежать. Кто-то, очухавшись, открыл огонь. Повинуясь стадному чувству, прочие часовые тоже начали стрелять. Тварь брыкалась и лягалась, извивалась и всеми силами пыталась уничтожить назойливых, как облепившие жука муравьи, обидчиков. Святогор сильнее и сильнее сжимал руку на горле твари. Тварь, которая от стрел уже походила на дикобраза, хрипя и трудно дыша, упала на усеянную трупами землю. Извиваясь из последних сил, тварь пыталась уползти прочь. Но Святогор перехватил свободной рукой пасть твари и на глазах всех оставшихся людей, словно знаменитый Петергофский Самсон, разрывающий пасть льва, начал раздвигать пасть Лиса. Пытаясь не дать Святогору этого сделать, Лис, извиваясь, попытался скинуть Святогора. Но сил было мало, а Святогор крепко и надежно сидел верхом. Несколько усилий и пасть твари, с диким хрустом и треском разрываемой плоти, с фонтанами крови и криками Святогора, разрывается, обнажая содержимое мерзкого тела. Тело твари забилось в смертельной агонии, возвещая конец чудовища.
Святогор возвышался над поверженной тварью и глядел на кровавое месиво. Стояла гробовая тишина и люди, кому удалось пережить и лицезреть все произошедшее, смотрели на кровавую картину со страхом. Но их страх был адресован Святогору, а сам Святогор, тяжело дыша, рассматривал окровавленные руки.
***
Ближе к обеду в поселок вернулся Джа. В поселке все были на взводе, а у южного прохода, через который пришел Джа, бросалась в глаза картина кровавой бани. Когда Джа узнал, что произошло, то он, сильно встревоженный, незамедлительно направился к дому Святогора. Святогора Джа застал за уборкой в доме. Святогор, в одних штанах и тапочках, стирал вещи в тазике. На вымытом полу, рядом, лежали швабра с тряпкой и стояло ведро с грязной водой. На лице Святогора была счастливая безмятежность, а сам он мычал какую-то песенку. Джа поразился тому, что он видел. Он видел тело Святогора и знал, что в мире нет того, что бы могло излечить его недуги или хотя бы просто поднять с постели. Однако тело Святогора сияло своей чистотой, как и вымытый пол, и не было ни единого намека на хоть какое-то недомогание. Святогор, видя стоящего на пороге Джа, меланхолично уставился, ловя его взгляд.
– Ле… Леша… Как это? – страшно удивленно спросил Джа.
Святогор не ответил, а просто встал и уставился на Джа.
– Как это возможно? – продолжал Джа.
– Ты о чем? – сухо ответил Святогор.
– Люди говорят, ты… Там… – Джа неопределенно махнул рукой, не отрывая взгляда от Святогора. – Это ты сделал?
– Ты про Лиса? Да, – тем же сухим голосом продолжал Святогор.
– Но как?!
– Сам не знаю, – улыбаясь и с легким смешком ответил Святогор. – Кажется, я излечился и стал сильнее.
– Невозможно… – просипел Джа. – Я ведь видел! Собственными глазами видел! Такое невозможно вылечить! – испуганным шепотом отвечал Джа.
– Чудо, – просто и сухо ответил Святогор, поведя плечом.
– Какое еще чудо?! Такого быть не может!
– Наверно, – глубоко вздыхая, ответил Святогор. – Но как видишь – я здоров и более того!
– Чушь! – чуть ли не крича произнес Джа.
– Я же говорю – чудо.
– Бред! Таких чудес не бывает!
– А откуда ты знаешь?
– Потому, что такое лишь Богу под силу!
Повисла тишина.
– Ну, значит – это Бог и видимо он решил дать мне второй шанс.
Джа уронил рюкзак, что держал в руке и молча смотрел на Святогора с открытым ртом. В голове Джа словно взорвалась бомба, разметав мысли, а Святогор подошел к Джа и обнял его.
– Не бойся, – ласково и спокойно произнес Святогор.
Джа аккуратно отстранил Святогора и недоверчиво поглядел на него.
– В прошлой жизни я натворил много зла… – задумчиво, опуская взгляд, произнес Святогор. – Уж не знаю, за какие заслуги, но видимо второй шанс мне был дан на искупление.
Чуть успокоившийся Джа смог произнести лишь:
– Смерть жизнью, так не искупают…
Глава 4. Изгнание
Бояться надо не «библейского» ада.
Бояться стоит ада «людского».
Пять лет… Прошло пять лет, с тех пор как Святогор, скажем так, переродился. Переродился и его облик. Из прежнего тощенького парня он превратился в двух с половиной метрового великана. Его тело покрылось короткой, но очень жесткой бурой шерстью, а на голове было некое подобие гривы. В сочетании с ростом и внушительным весом он походил на что-то среднее между медведем и львом. Только вот лицо было более человеческим или скорее помесь человеческого со звериным, да и кисти рук и ног тоже были скорее человеческими, во всяком случае без длинных и острых когтей. От простой, в силу габаритов, одежды пришлось отказаться. Святогор носил сшитый из разных, но однотонных, тканей темный балахон, делаясь похожим, особенно в капюшоне, не то на монаха, не то на друида. Образ монаха-друида дополнял, сделанный Джа посох, на который Святогор, хоть и изредка, но опирался, чтобы не гнуть спину и больше походить на нормального человека. Святогор, в отличие от жителей, словно бы не замечал своего преображения. Нет, то, что он изменился внешне, он, разумеется, замечал, но Святогор не видел в этом ничего плохого и потому не придавал значения. Он с искренней добротой и уважением относился к местным и взгляды людей не воспринимал как что-то плохое. А вот обитатели Белореченска видели в облике Святогора некую угрозу. На него смотрели как на ручного льва. Лев, который хоть и был ручным, но по природе своей остается хищником, который в любой момент может поддаться инстинктам. Масло в огонь подливали и такие вещи, и события как: пугливые тетки, вспышки гнева Святогора, и само собой нечеловеческая сила. А учитывая, что последние полгода Святогор пристрастился к алкоголю, страхи только усиливались.
За пять лет поселок ожил. По чьей-то воле почти все больные умерли, тем самым сняв груз ответственности с шеи живых, у которых от этого появилось больше времени на рутинные занятия. Люди стали чаще ходить в лес на охоту и какое-то время охотникам помогал Святогор. Джа, потеряв почти всех своих мучеников, тоже зачастил в лес и уходил туда все чаще и оставался там все дольше, пока в одно прекрасное время, когда в поселке не стало последнего больного, не ушел и более не возвращался. Многие думали, что Джа сгинул в лесу, но только Святогор знал правду, которую поведал ему сам Джа.
– Меня тут больше ничего не держит, – безмятежно спокойным, но очень счастливым голосом говорил Джа. – Я люблю людей, но сердце и душу тянет туда.
С уходом Джа поселок преобразился, словно вместе с Джа ушло и то, что держало здешнюю жизнь в ежовых рукавицах. С уходом Джа изменилось и отношение людей к Святогору. При Джа Святогор старался угодить людям во всем. Помогал охотникам, помогал Джа с врачевательством, помогал местным в быту и так далее. А с уходом Джа превратился в ненужную вещь. Люди, хоть и с любезностью, но прогоняли Святогора.
– Прости Леш, но… Не подумай, просто и сами справимся. Спасибо.
Когда Святогор был не в духе, то в порыве гнева, не соразмерив силу, мог что-нибудь сломать или швырнуть далеко и надолго. Такие вспышки гнева с каждым месяцем учащались и Святогор порой мог вспылить от какой-нибудь мелочи. В такие моменты, если кто-то был рядом, старался забиться в угол, а дети порой подстерегали Святогора, чтобы увидеть, как тот что-нибудь сломает или швырнет. В основном под горячую руку попадались деревья и пни, увесистые булыжники и мусор. Бывало, что под руку попадались и более ценные вещи, но их поломка или потеря, под гневными взглядами, прощалась Святогору. Порой, когда Святогор уходил к себе, а карауливших детей у его дома видели взрослые, то те принимались их бранить.
В последние пару лет в поселке стали появляться странники, которые рассказывали невероятные и фантастические истории о мире, который они повидали. В те же пару лет, не смотря на свой вид и размеры, Святогор превращался в невидимку. В какой-то момент, оставленный людьми и Джа, Святогор ощутил одиночество, с другой стороны, Святогор любил одиночество. Но сейчас он испытал его иначе, сейчас он чувствовал себя – брошенным! Святогор погрузился в депрессию, которая переросла в апатию и тогда Святогор начал пить. С учетом того, что алкоголь в поселке было из чего гнать и этого добра было в избытке, хоть на землю лей, алкоголизм Святогора ни что не сдерживало. В дни особенно острой апатии, Святогор заливал в себя алкоголь чуть ли не силой, пытаясь заполнить бездонную дыру одиночества.
Святогор жил там же где и раньше у северной опушки. В поселке он стал появляться все реже, больше проводя времени наедине с самим собой. Чаще он выходил лишь за тем, чтобы пополнить запасы еды и алкоголя. Из мученика он превратился в отшельника и порой его даже посещали мысли, особенно после разговоров странников о мире, бросить все и уйти, куда глаза глядят. Но время шло, а Святогор оставался в поселке. Просто так покинуть насиженное место нелегко, даже если ты понимаешь, что тут тебе нет места. Разум все равно старается зацепиться за что-то, даже если это и не имеет смысла, в отчаянии любая нелепость может его обрести.
Святогор лежал в своей кровати и разглядывал потолок захмелевшими глазами. С улицы доносились звуки людей, в воздухе помещения висела слабая пыльная взвесь и стоял крепкий запах пота, шерсти и перегара. Голова была пуста и мозг отказывался родить хоть какую-то мысль. Периодически Святогор прикладывался к фляге, не отрываясь от созерцания потолка. Вдруг, за окном послышался детский смешок и Святогор буркнул что-то неразборчивое. Детишки за окном шептались и хихикали, и в окно прилетело что-то, что со звоном ударило в стекло. Святогор чуть привстал и сочным басом рявкнул в сторону окна неразборчивым матюгом. Дети лишь засмеялись еще громче, а Святогор, кое-как встав с кровати, швырнул в стену флягу, которая с металлическим звоном ударяется о стену, заставляя детей замолчать. В попытке подойти к окну, Святогор задевает ногой за ножку стола и с глухим грохотом падает. За окном послышался сдавленный смех. В Святогоре вскипел гнев и, не контролируя себя, он схватил стол за ножку и швырнул его в окно словно топор. Со звоном стекла и треском дерева, окно и стол, под аккомпанемент из детских криков, разлетелись вдребезги!
– Катитесь к черту, малолетки хреновы! – львиным басом ревел Святогор.
За окном послышались встревоженные голоса взрослых, которые крепко ругали детей, бежавших в страхе от окна Святогорова дома.
Да, дети боялись Святогора, как и все взрослые, но взрослые не просто боялись, а опасались Святогора. Детский же страх – это лишь инстинкт, который не имеет под собой почвы. То есть дети бояться инстинктивно, но они не испытывают осознанного ужаса, внушаемого другим чувством – инстинктом самосохранения. Они боятся, но этот страх не откладывается, а забывается и вспоминается только с шутками. Этот страх вызывает прилив адреналина, который приятно пьянит их глупые головы, а потому они возвращаются вновь и вновь, не смотря на ругань и запреты взрослых.