Только детей жалко. Заболеем мы тут все от холода.
Я, более не в силах слушать плач и жалобы детей, принялась с силой тарабанить по перегородке, разделявшей кабину водителя и багажный отсек.
Пусть этот Палач чёртов считает меня животным или мебелью, или кем угодно и сколько угодно, но с детьми нельзя так дико обращаться. Они ни в чём не провинились.
В перегородке незамедлительно открылось окошко.
– Чего надо? – пренебрежительно поинтересовался Палач.
Разве ему не слышно, что тут творится? Или он опять о чём-то задумался и вылетел из реальности? Как можно не реагировать на детский плач?
– Дети плачут. Им страшно без света. Можно нам хоть какой-нибудь фонарик? – жалостливо попросила я Палача, но мне далась эта просьба с великим трудом.
Моя душа в тот момент материлась и проклинала этого монстра, на чём свет стоит. А насчёт того, чтобы просить его о чём-то, и вообще речи не зашло бы никогда, если бы я находилась тут одна.
Окошко закрылось, и в багажном отсеке зажегся свет. Здесь стало находиться не так пугающе, но всё равно неуютно. И теперь, когда глаза мои видели все вокруг, а мозг понимал, что это за фургон и для чего он был предназначен, стало совсем не по себе.
Помещение багажного отделения оказалось относительно чистым и практически пустым. Не считая каких-то мешков, сложенных у задних дверей, и спального мешка с постельным бельем. По всей видимости, здесь поочередно дрыхли и "Иллюзия", и слуга, и Палач, пока спешили меня застать врасплох. Они определенно провели несколько дней в непрерывном пути и точно не останавливались надолго.
Обрадовало, что то постельное, которым я обмотала голые ноги – не носилки для трупов, и никаких пятен крови на нем не имелось. Однако, всё равно касаться этих вещей, а тем более укрывать детей и себя, зная, что на этом постельном спали до нас, было противно. Но иного выхода не оставалось. Либо это, либо замёрзнуть.
Вонь в фургоне стояла точь-в-точь такая, как в больнице в санчас. Причем, не только от пола, но и от стен тоже исходил въедливый запах хлорки. Здесь не раз всё перемывалось и дезинфицировалось.
Я не знала наверняка, но догадывалась, для чего существовал этот фургон, и что в нём перевозилось до нас. Судя по затертому полу – часто перевозилось. Явно не ценные вещи и не живые люди были тут пассажирами.
Вот для чего Палач приехал за мной на этом фургоне, а не на комфортабельной тачке. Он вовсе не собирался меня щадить не при каких условиях. Он бы труп мой сюда кинул и вывез на мусорку.
Если бы не Тимур.
Именно сын повлиял на то, что я до сих пор жива. А "Иллюзии" наконец-то нет. Это обстоятельство не может не радовать.
Но насколько этот вариант хорош для всех нас при том раскладе, что Палач, убив "Иллюзию", непременно навлечет на себя скорые неприятности в виде преследования и полиции, и людей Джамала, остаётся лишь догадываться.
Но если Палач посчитал, что так будет лучше, то заранее рассчитал все возможные риски, и нам с детьми ничего не будет угрожать. И фургон не будут обстреливать.
Надеюсь…
Глава 5
Через некоторое время, а по моим подсчётам прошло несколько изнурительных часов, дверь фургона открылась, впустив утренний свет в багажный отсек.
Всё бы ничего, но вместе с утром и солнышком я увидела хмурую рожу Палача, которую вообще никогда больше не хотела видеть.
Дети, тепло укутанные и согретые мною, хорошо спали, пока их не разбудил этот бездушный гад. А вот я не сомкнула глаз, моля Бога, чтобы этот гул и дребезжание железа вместе с холодом поскорее прекратились. И чтобы нас посетило чудо.
Даже когда фургон остановился, я не заметила, что стало тихо.
У меня в ушах до сих пор стоял грохот этой чёртовой железной будки.
– Что едят твои дети? – громко поинтересовался Палач своим неприветливым басом, чем и разбудил всех.
Позади него, в нескольких метрах, виднелся какой-то магазин и заправка.
Он не собирался морить нас голодом. Что меня удивило, если признаться. Оказывается, он в курсе, что мы, как и все другие животные, тоже есть хотим.
– Кашу едят мои дети. – безэмоционально отвечала я, принципиально отвернувшись от Палача.
Пусть знает наверняка, что я не хочу глядеть на его ненавистную морду.
– Конкретней. – Палач распахнул дверь ещё шире и жестом подозвал к себе детей. – Без разницы, какую кашу?
– Без разницы. Они любую едят. Только чтобы сладкая была, и на молоке. Можно сходить в туалет? – напыщенно поинтересовалась я, продолжая не смотреть ему в глаза.
– Тебе – нет. – Палач усмехнулся, снимая Марьяну с фургона. – Детям – можно. Что купить из основного?
– Подгузники, салфетки и воду.
Я насупилась и покосилась на Палача.
Чуть не заплакала при этом.
Неужели, мне придется выбирать, или под себя ходить, или умолять его разрешить мне сходить в туалет??? Это же уму непостижимо!
Я же не Тимур, который помочился ночью в памперс, покряхтел и уснул, несмотря на то, что он полный до краёв. Я не могу так. У меня нет памперса.
– Почему мне нельзя в туалет? – искренне недоумевала я. Я же без детей никуда не сбегу, если он не отпускает меня именно по этой причине.
– Потому, что я так сказал. – Палач взял Тимура на руки и какое-то время не опускал на асфальт. Всё любовался своим творением.
– Но мне надо. – дотошная я прервала его занятие.
– Потерпишь.
Палач пренебрёг моей просьбой. Зато помог детям вылезти из фургона и от души захлопнул дверь.
Оставил меня одну в этом чертовски угнетающем помещении и с сильной нуждой опустошить мочевой пузырь.
Вот же бессердечная тварь!
Я попробовала подергать дверную ручку, но безрезультатно. Разумеется, этот хмырина меня запер.
Я попробовала покачать ногами, чтобы обмануть себя и на время отвлечься от нужды, ставшей болезненной вследствие многочасовой терпячки. Но настолько замерзла за эту ночь, что не чувствовала пальцев, а онемевшие без шевеления ноги превратились как будто бы в чужие.
Разминая их и растирая на ходу, пока нервно нарезала круги по фургону, я беспрестанно сетовала на себя и свою глупость.
Хорошо, хоть детей одеть успела. А вот телефон с собой и банально необходимые вещи, к примеру, колготки или штаны со свитером, собрать не догадалась.
С другой стороны, если соседи вызовут полицию, а они обязательно её вызовут, и полиция станет меня искать, моё внезапное исчезновение посреди кровавой бойни будет выглядеть, как самое настоящее похищение.
Если меня вообще кто-то хватится, ведь я не успела ни с кем сдружиться из соседей.
Ещё через некоторое время, показавшееся для меня вечностью, я услышала приближающиеся к фургону детские голоса. Весёлые.
А затем открылась дверь в кабину и, спустя минуту, фургон тронулся.
Я же, подскочив в панике, почему Палач не вернул мне детей, ринулась к перегородке, и давай стучать по ней.
Окошко открылось.
– Где мои дети? – я извернулась и заглянула в водительскую кабину.
Там было тепло, сухо, шумно. Радио играло. Вкусно пахло чем-то сладким и кофе.
– Тут. Дочь захотела порулить. Вон твоя мама. Так что не плачь. – Палач указал на меня пальцем.
Марьяна, убедившись, что её не обманули, кивнула мне с довольным видом.
Она сидела на коленях у Палача, а Тимур, поднявшись на ноги, дотянулся ручкой до окошка и хвастливо показал мне новую машинку.
– Мама. Папа нашел мою Машу. Папа учит нас водить машину. – с гордостью сообщила Марьяна.
Я не заметила, что на руле имелась ещё и та самая кукла, которую дарила дочери на день рождения, потому что внимание зацепило совершенно другое.
Меня аж передёрнуло.
Папа?
Марьяна назвала эту мразь папой???
Не иначе, как он заставил её. Моя дочь знала, что отец её погиб. С чего бы он вдруг папой её стал?
– Мам, а ты хочешь к нам сюда? – поступило заманчивое предложение от дочери.
– Нет. Она не хочет к нам сюда. – ответил за меня Палач и, сообщив то долгожданное, что скоро будет привал, и я смогу сделать свои дела на улице, закрыл окошко.
А потом ещё и выключил свет в багажном отделении, чтобы мне стало максимально некомфортно.
Хотя куда ещё хуже.
Даже со скотом и то так не обращаются, как он со мной.
Единственное внушало спокойствие, хоть и временное. Детям не страшно. Их устраивает столь опрометчивое путешествие в неизвестность, да ещё и с убийцей. Они вполне поладили.
А меня совсем это не устраивает. Хотя бы потому, что конец маршрута мне неизвестен. И я не хочу, чтобы моя дочь сидела на коленях у убийцы.
Палач сделал хорошее дело. Он зарубил "Иллюзию". Куда теперь? В особняк? Чтобы обучать Тимура убивать людей также легко и непринужденно? Вряд ли туда Палач нас везёт. Только в том случае это возможно, если Джамал умер от старости.
Мне вспомнилось, что когда-то, в день моего побега из особняка, "Иллюзия" сказал, что Палач намеревался вывезти Марьяну из страны. И даже сумка с её вещами и документами, которую я прихватила с собой, была к тому времени собрана.
А сейчас у меня с собой нет никаких документов. И детских – тоже. Значит, нас оставят в стране.
Это плохо.
Я надеюсь на обратное. На то, что Палач нашел не только куклу, но и наши документы, потому что планирует бежать за рубеж. Я бы на его месте так и поступила.
Нет, я не хотела однажды проснуться в пустыне посреди караванов верблюдов и понять, что моя жизнь в роли человека закончена. Я надеялась сорвать планы Палача, если таковые у него имелись, ещё в аэропорту. Там я точно устроила бы колоссальную шумиху, и нас спасли бы, а его схватили бы и посадили в тюрьму.
Да его раньше схватят… Впереди куча постов ДПС. Как он будет объяснять, почему я еду в качестве багажа? Да и вести об убийстве "Иллюзии" наверняка уже облетели полстраны.
Буду ждать и надеяться, что наше с детьми освобождение из плена убийцы произойдет поскорее.
Только бы сбылись мои мечты, и нас избавили от общества этого монстра какие-нибудь добрые люди. Иного выхода из сложившейся ситуации я просто не видела.
Насчёт смириться и принять то, что теперь моя жизнь и моё будущее зависит от Палача – никогда.
Глава 6
Когда мы прилично отъехали от заправки, Палач позволил мне выйти из фургона. Правда, он разрешил это сделать только под прицелом заряженного пистолета.
Я наконец-то получила от Палача щедрую возможность справить нужду. Услугу эту он мне оказал за красивые глазки. Именно так Палач пояснил ту причину, почему я получила дозволение сходить не под себя.
Но при этом, видя, как я страдаю, Палач захотел поизмываться напоследок и здесь. Он приказал мне идти до понравившегося кустика медленно, не торопясь, и ни в коем случае не делать резких движений. А для пущего устрашения и достоверности своих намерений остановить меня и пресечь любую активность ценой моей жизни, этот гад целился мне в затылок.
Так и шли мы от трассы до посадки… Я немного впереди, на пару шагов его опережала, а Палач сзади меня страховал, чтобы не удрала и не атаковала.
Хотя, если подумать реально, чем я могла атаковать эту двухметровую дурмашину, для которого разрубить здорового мужика – плевое дело на раз-два-три?
Силой мысли, если только.
Я и топором тем страшным не замахнулась бы, слишком тяжёлый и большой для моей комплекции, и роста. Приёмов карате я не знаю совсем, да и если бы знала, вряд ли бы выстояла хоть один бой в столь неравной весовой категории.
Я не привыкла защищаться или драться, я привыкла убегать. И эта способность, благодаря суровым условиям выживания, которые Палач же мне и устроил, во мне развита достаточно хорошо.
Но не знаю, быстро ли бегает Палач, и догонит ли меня в случае чего. У него шаг пошире моего будет, да и ростом он выше на две головы, так что, может, и догонит. Не стоит даже пробовать устраивать с ним марафон. Целее буду.
Первым делом, как Палач меня выпустил из будки, я, несмотря на нестерпимую резь внизу живота, всё же заглянула в кабину и проверила, как там мои дети.
Недоверие у нас с Палачом обоюдное, и у обоих достигло пиковой отметки. Хоть что-то у нас общее с ним нашлось, помимо ребёнка.
Марьяна и Тимур, окружённые игрушками и сладостями, под сказку на планшете, мирно дрыхли себе в автокреслах. Оба были чистенькие и сытые.
В тепле и сухости мои малыши. Им комфортно, и это самое главное.
Хоть что-то от Палача хорошее ожидать можно. Детей он несомненно любит. А вот мне с голыми ногами пришлось выйти на мороз, подальше от трассы, и погрузиться по колени в снег, поскольку я мечтала опустошить мочевой пузырь. А в комфортабельных условиях, чтобы ненароком не примерзнуть голой попой к земле, мне было запрещено это делать.
Палач сопровождал меня аж до самого дерева, возле которого я была намерена присесть.
Он не собирался отходить от меня, не собирался отворачиваться. Все свои дела я должна была осуществлять сугубо под его чутким надзором.
Это новшество жутко унижало моё достоинство. А то условие, что мне, мало того, что пришлось справлять нужду при Палаче, который стоял от меня в двух шагах и бесстыдно пялился, так ещё и под прицелом пистолета меня держал, напрягало в сотни раз сильней.
Дуло пистолета не касалось моего лба, но находилось очень близко к нему. Сантиметров двадцать разделяло нас, не больше. Но выбирать мне опять-таки не приходилось.
Расчистив себе ямку в снегу, я задрала халат, присела и закрыла глаза.
Зуб на зуб от холода не попадал, так что мне пришлось ещё и усмирять дрожь, чтобы не шататься по сторонам и нечаянно не испачкаться.
– На меня смотри. – услышала я строгое предупреждение, поступившее от Палача. – Не вздумай хитрить. И не моргай даже. Я хочу видеть твои глаза постоянно.
Вот же сволочь!
Он, что, не понимает, что унижает меня этим???
Хочет он глаза мои видеть…
Да дал бы хоть в туалет сходить спокойно, а потом бы глядел, сколько влезет! Откуда столько ненависти и энтузиазма, чтобы издеваться надо мной без конца?
– Долго ещё ехать? – решилась я завести разговор о том, что меня сильно волновало.
Раз уж мы тут оба находимся, то надо как-то убить время и самой попробовать отвлечься от неловкости данной ситуации.
От безнадежности пришлось сделать так, как он хотел. Надеясь, что Палач всё-таки отвернется, я расслабилась, глядя ему в глаза.
Глаза Палача же сновали по мне, сканируя с ног до головы. Не лучшее время и место он выбрал, чтобы меня изучать.
– Долго. – отвечал Палач. – Максимум недели две, если останавливаться на ночёвки и прочие нужды.
Я выпучила на него глаза. Лицо моё определенно покраснело от возмущения, так как я почувствовала, что его обдало жаром.
Две недели? Куда этот хмырь меня завести намеревается за две недели пути???
– Чему ты удивляешься? – беспристрастно продолжал Палач. – Ты сама забралась так далеко. Никто тебя не гнал на север. Засветилась бы ближе, и ехать было бы меньше.
– Мне холодно там, в будке железной. – попыталась я надавить ему на жалость. И посмотреть на его реакцию. В конце концов, я не хочу больше морозить попу. Надеюсь, это было в первый и последний раз. – Я не выдержу столько дней на полу. И мне нельзя ходить в туалет на улице. У меня будет воспаление придатков вместе с циститом. И это в лучшем случае. А в худшем – можно досидеться до воспаления лёгких. Ни одно живое существо, а тем более женщина, не протянет долго в таких условиях…
– А мне что с того? – Палач вскинул брови и с сарказмом продолжал и дальше питать мою ненависть к себе. – Думаешь, меня волнуют твои проблемы, женщина? Вот когда я увижу, что ты проявляешь ко мне уважение, тогда и поговорим, что надо тебе. А пока держи при себе своё недовольство.
– А не за что тебя уважать, потому и не видно с моей стороны никакого уважения. – я взъерепенилась на него, вот сейчас реально почувствовав себя собакой. – И не увидишь, Палач. Ты убил моего мужа. И свекровь. И друга. Ты меня чуть не оставил калекой, ещё и против моей воли…