Слуга опять попытался выдернуть у меня дочь, за что и поплатился. Я, ощущая себя львицей, которая защищает своих детёнышей от врагов, укусила его за руку, да так сильно, что тот вскрикнул и отпрянул на несколько шагов, в панике рассматривая поврежденную ладонь.
– Сколько ему лет? – Фархад будто не слышал приказа "Иллюзии", продолжая добиваться от меня правды.
Он был напрочь отрешен от всего происходящего здесь. Ему не было дела до слуги. И до меня.
Ему было важно лишь одно. Получить ответ.
Зачем?
Палач всё еще сомневается? Не будет ему так, как он хочет. Пусть сам берет и догадывается. Если не слепой и не тупой, то всё поймет.
Я не собиралась сдаваться даже под пытками. Слишком сильна моя ненависть к Палачу, чтобы сказать ему в лицо то сокровенное, что он приходится отцом моему сыну.
Но ему всё равно было суждено узнать правду сегодня.
Это сделала за меня Марьяна. Она отстранилась от меня и раскрыла перед Палачом главную тайну, связывающую нас с ним.
– Тимочке два. А мне уже три. – ответила она и показала свой возраст на пальцах. А затем похвасталась вчерашним подарком, который я для неё приготовила. – Мама купила мне куклу.
– Куклу? – переспросил Палач и, дождавшись утвердительного кивка от Марьяны, увлеченно продолжал расспрашивать её. – Как интересно… Покажешь мне эту куклу?
– Может быть. А это у тебя что? Это нож такой? – спросила Марьяна за его топор.
– Это? Ну это… – Фархад пожал плечами и, сделав виноватый вид, убрал топор за спину. – Игрушка моя. Я тоже в игрушки играю. Как и ты. Так куклу покажешь? Имя у нее есть?
У меня же челюсть отвисла…
Палача будто подменили. Он, прежде грозный, в миг превратился в доброжелательного и открытого человека. Его глаза подобрели, а мимика стала в разы менее напряжённой.
Но я почти была уверена в том, что знала, почему Палач так повел себя с Марьяной. Ему нужно, чтобы Марьяна отошла от меня и дала ему возможность меня убить не в её присутствии.
Не станет он этого делать при детях.
А я детей не отдам.
И если слуга вновь полезет, то незамедлительно лишится своего носа. Я уже нацелилась его откусить.
– Мою куклу зовут Маша. А как зовут тебя?
– Фархад.
– Харфат… Хафтат… Хахрат… Тьфу! Будешь Мишей! – сообщила сердитая на столь сложное имя Марьяна, окрестив Палача героем из любимого мультика. – Сейчас покажу Машу. Ты никуда не уходи!
Марьяна хотела побежать за куклой в соседнюю комнату, но я не дала, удержав её за руку и вернув к себе.
Палач же, невзирая на то, что Марьяна осталась здесь, всё равно не смог сдержать улыбки.
Доброй такой улыбки. Счастливой. Непривычной. Как мне показалось, даже искренней и по-детски неумелой.
От того и пугающей.
Я никогда прежде не замечала того, что в Палаче есть что-то светлое. Оказывается, что есть. Просто оно долго просидело в заточении темных тоннелей его души.
Но улыбка Палача оказалась мимолётной и тут же исчезла с лица, как только "Иллюзия" вновь напомнил, что тоже находится в этой комнате.
– Фархад. Это всё колдовство. Не ведись на её чары. На одни и те же грабли не наступают благоразумные люди. – "Иллюзия" закутался в пальто и отошёл подальше. – Руби её при детях, коли не желает делать так, как велено. Не рассусоливайся. Холодно же тут стоять. Только постарайся не задеть девку. Она мне живой нужна.
Дальнейшие слова этого выродка меня просто убили.
– Пацана можешь не жалеть. – "Иллюзия" зевнул, показывая, как ему скучно здесь находиться. – Другого сыщем тебе в подмастерья. Это приказ от имени Джамала. Считаю до трёх. Три, два…
Палач, вдохнув полной грудью, вынужденно сделал несколько неспешных шагов вперед, в итоге оказавшись посередине, между мной и "Иллюзией".
Я неуклюже опустилась на попу, так как колени от ужаса и дрожи уже напрочь отказывались удерживать на себе вес моего тела.
Какое-то время Палач изучал то Тимура, то меня, уделяя каждому из нас частицы своих, недоступных для моего понимания, мыслей.
Мне даже показалось, что Палач о чем-то сожалел в те моменты, и даже возможно такое стечение обстоятельств, что он надумает и вовсе меня пощадить.
Но это ощущение стремительно обратилось в прах, как только Палач, в последний раз взглянув в мои глаза своими черными, в которых сверкнуло что-то зловещее и демоническое, занёс над своей головой топор и…
На несколько мгновений замер в этой позе.
Будто бы сам не мог решиться исполнить приказ.
Я, инстинктивно закрыв лица детей, чтобы они не видели всего этого, сжалась в комок и опустила голову.
Не стала просить у Палача прощения и пощады и никогда не попросила бы, поскольку люто ненавидела его и презирала до глубины души.
Единственное, о чем я жалела сейчас, так это о том, что была слишком уверена в себе и зря истратила все патроны раньше.
Всё равно, хоть один бы попал в столь широкую двухметровую мишень. Даже если бы рука моя дрогнула раз, на второй раз я бы попала ему в грудь и пробила бы её насквозь.
А теперь, из-за моей недальновидности и самодурства, пострадаю я и мои, ни в чём неповинные дети…
Секунда, и слух мой уловил свистящий поток воздуха, как будто от резкого разворота чего-то мощного, а затем раздался чудовищный хруст, напоминавший тот, который бывает при рубке дерева.
Или костей…
Но это были не мои кости. И голова моя осталась на плечах.
Вместе с ужасающим хрустом, кем-то, но не мной и не детьми, был воспроизведен душераздирающий хрип, а далее последовал очередной мощный замах топора. Потом ещё один и ещё.
Что-то тяжёлое и большое с грохотом рухнуло неподалёку от меня. Как показалось, сразу с нескольких сторон. Раздался треск битого стекла.
– Что же ты наделал, господин??? – запаниковал слуга. – Ты предал нас!!!
Не понимая, что произошло, пока глаза были закрыты, я подняла голову и ужаснулась.
К горлу в миг подкатила тошнота.
В нескольких сантиметрах от моего лица лежала нижняя половина "Иллюзии" разрезом ко мне. Я видела близко все его потроха, выползшие наружу кишки и жир со всеми остальными подробностями.
Его ноги, отделенные от верхней части тела, подергивались. А другая половина "Иллюзии", к тому же ещё и обезглавленная, валялась возле входной двери.
Окно было разбито, по всей вероятности, головой "Иллюзии", которая приземлилась куда-то за пределы дома, поскольку в комнате её не валялось.
– Брат, ты…
– Я не брат тебе, гнида! – заревел Палач, перешагнул через меня и бросился на слугу.
А когда настиг его, с рыком замахнулся топором снова. Слуга оказался проворней и вовремя отскочил. Его не задело.
Но это пока что… Палач ни за что не оставит свидетелей своего предательства.
Я же, соображая, что кровавая резня не окончена, но это случится совсем скоро, и мои дети вот-вот станут свидетелями того, что навсегда травмирует хрупкую психику, поспешила схватить их на руки и убежать в самую дальнюю комнату.
Там я замкнула дверь, забаррикадировала её комодом и остановилась с детьми посередине комнаты, шустро мозгуя, что делать дальше.
Мне пришло в голову вылезти вместе с ними через окно, да вот только на улице сильный мороз, а вся верхняя одежда висела в коридоре.
Я не могла подвергать детей переохлаждению. Они слишком маленькие, чтобы так рисковать их здоровьем.
Но я вполне могла завернуть их в одеяла и вынести из дома…
Правда, надолго ли меня хватит бежать босиком по снегу, не представляла. Но на тот момент сей вопрос, останутся ли у меня ноги, или их придётся ампутировать после побега, не стоял. Главное – сбежать, пока Палач занят.
Но я не успела и одеяла с кровати стащить, как услышала приближающийся топот тяжёлых ботинок.
Расправившись со слугой, что случилось довольно быстро, Палач разыскал нас и, выломав дверь ногой с первой же попытки, оттолкнул комод и вошёл в комнату.
Я затаилась в углу, прижимала детей к себе и шумно дрожала от страха.
Палач услышал моё брюзжание и отодвинул кровать, за которой мы сидели. Даже не отодвинул, а швырнул её в стену.
Марьяна заплакала, так как это действие её испугало, а вот Тимур совсем не понимал, что нам грозит смертельная опасность. Ему понравилось, что Палач взялся из ниоткуда, и бойко расхохотался, требуя продолжения странной игры в прятки.
Палач, остановившись над нами, вытер окровавленное лезвие топора моей любимой занавеской, а затем повесил его на бедро.
Он сложил оружие? Он не станет меня убивать?
Он сжалился?
Неужто это так на самом деле?
– Пойдешь со мной. – сухо сообщил Палач и развернулся к выходу из комнаты. Дойдя до двери, он остановился, так как я не шевельнулась. – Ты помнишь, что я никогда не повторяю дважды одно и то же? Слышала приказ? Изволь подчиняться.
– А как же дети?
– Что дети? Ты хочешь их оставить тут?
– Нет.
– Значит, с детьми! Не выводи меня своей тупостью, женщина! Поднимайся, и пошла за мной.
– А вещи?
– Без вещей. На сборы нет времени. Путь долгий.
Я неуверенно встала с пола и, взяв детей на руки, медленно последовала за Палачом.
Глава 4
Перед тем, как повернуть из коридора в прихожую, я выглянула туда из-за угла и пришла в негодование, сопряжённое с ужасом, угнетением и абсолютным нежеланием подчиняться воле Палача.
И как этот живодёр предлагает нам за ним волочиться???
Ясное дело, что убраться ему некогда было, но… Там нельзя ступить нигде, чтобы не вляпаться в кровь и расползшиеся кишки! Этот кошмар размазан повсюду, и стены даже затронуло.
В моем доме! В моей прихожей с милыми салатовыми обоями в мелкий розовый цветочек! Я влюбилась в эти обои изначально, ещё тогда, когда присматривала дом. А теперь на прихожую смотреть страшно! Это не прихожая, а рабочая зона маньяка какая-то!
Или Палача, что в принципе одно и то же. Устроил тут свою комнату пыток, понимаешь!
Как же я буду детей выводить? Хоть бы головой думал!
– Что застыла? – Палач, дойдя до прихожей, повернулся ко мне вполоборота. – Забыла расположение комнат? Иди прямо, и не ошибёшься.
– Там вообще не пройти! – возмутилась я и кивком указала на располовиненного "Иллюзию", который валялся прямо по курсу. – Детям нельзя видеть такое!
Не говорю уже за себя…
Сама находилась в полуобмороке, заставляя себя думать, что тут повсюду раскиданы декорации для фильма ужасов, и все трупы пластилиновые, а никак не настоящие. Только если так обманываться, в этом доме можно было не сойти с ума.
Палач, для которого вид всего этого месива был очень даже приемлемый, с невозмутимой миной расчистил нам дорожку, бодро раскидав по сторонам всё, что мешалось на пути. А после покинул дом.
На пороге Палач наклонился и подобрал покоившуюся в снегу голову "Иллюзии", и унёс её с собой.
Перед тем, как открыть дверь, выходящую на улицу, Палач выключил освещение, но я всё равно увидела, что конкретно он подобрал с порога.
Делать нечего.
Придётся слушаться этого монстра. Если Палачу ничего не стоило прикончить того, кто был ему вроде как братом, то обо мне, как объекте его ненависти, вообще говорить не следует.
Я, задержав дыхание и стараясь не глядеть по сторонам и не поскользнуться, с успехом преодолела кровавый путь от начала коридора до вешалки у входа. Там, одной ногой и головой на улицу, чтобы не вырвать от тошнотворного запаха и осознания, что находится совсем недалеко от нас, я одела детей. При этом максимально ускорилась, чтобы они не развидели в темноте ничего для них пугающего.
Чарли жаль. Хороший был пёс, смышлёный и очень молодой. Невыносимо тяжело принимать, что он погиб и тоже лежит здесь, в каком-то метре от нас.
Когда дети были полностью собраны и тепло одеты, я набросила на себя куртку и, не застёгиваясь, поспешила выйти из дома.
В сильный мороз, в домашнем халате, в сапогах на босу ногу и в распахнутой куртке, я донесла детей до тонированного фургона, припаркованного на другой стороне улицы, возле которого нас ждал Палач.
Когда мы приблизились, он настойчиво натирал снегом рукава своей шикарной черной дублёнки, пытаясь избавиться от пятен крови.
– Полезай туда. – закончив своё занятие, скомандовал Палач и открыл багажный отсек фургона.
Там, на полу, неподалёку от двери, валялись какие-то скомканные тряпки. Больше ничего из багажа не было видно.
Залезли мы туда от безвыходности. Палач захлопнул дверь, оставив нас в кромешной темноте и холоде. Наедине со страхом перед неизвестностью.
Фургон тронулся с места практически сразу и быстро набрал скорость. Я, не успев привыкнуть к темноте и не удержав равновесия, упала коленями на обледеневший пол фургона. Наощупь добравшись до тряпок, по всей видимости служивших в качестве носилок, я уселась на них. Стараясь не думать, что на них могла остаться чья-то кровь, я накрыла ноги и прижала к себе детей.
Помимо тряпок, на полу имелся спальный мешок, и я, расстегнув его, всунула туда детей.
Теперь, помимо Марьяны, и Тимур заплакал.
Темнота, нескончаемый шум, грохот и скрежет, как будто едем мы в консервной банке, по стенкам которой кто-то периодически постукивает, да ещё и сплошь замкнутое пространство без единого лучика света, не считая маленького заклеенного лючка на потолке, от которого было очень мало толку… Всё это угнетало и меня тоже. Что тут было говорить о маленьких детях…
Только вот одному Палачу было наплевать на то, в каких условиях мы будем вынуждены находиться неизвестно сколько времени. А хотя – известно. Здесь мы будем ровно столько, сколько решит сам Палач.
Быстрее бы путешествие кончилось. А оно только началось, к сожалению.
– Мама, мы Машу забыли. – печально сказала Марьяна, напомнив мне о том грандиозном упущении, что мы не только её куклу оставили дома.
Мы вообще всё оставили. Абсолютно всё.
И только тогда я сообразила, что совсем не готова к поездке. Я ни одежды детям не взяла, ни подгузников, ни перекусить, ни себе ничего элементарного.
Вот же я…
Какая с меня мать? Что это со мной?
Я ведь привыкла за три года бегства срываться с места в любое время суток и всегда в скоростном темпе собирала рюкзак с самым необходимым. До автоматизма выработала в себе эту способность.
Да и дети мои давно знают, что такое – жить в дороге. Им не привыкать чего-то лишаться, но… Только вот совсем без ничего, даже без воды, у нас такое путешествие впервые.
Правда, мне было вообще не до того, чтобы вспомнить о самом важном несколько минут назад. И я посчитала, что забыть обо всем было вполне очевидным результатом смертельной казни, произошедшей на моих глазах.
Но оправдания мне всё равно не было. Детям не объяснить, что им придётся испытывать дискомфорт во всех сферах. Они не понимают, что случилось на самом деле. Только бы о Чарли не спрашивали.
– Я боюсь. – шёпотом сообщила Марьяна мне в ухо. – Тут темно. Тут монстры живут. Вон там, в углу.
Она, как и я, обратила внимание, что из тёмного пространства фургона, ближе к распашным дверям, благодаря еле уловимому свету от лючка, виднелось очертание чего-то светлого.
А у меня с собой нет ни телефона, ни фонарика. Посветить нечем совершенно, чтобы узнать, что там такое. А ползать по фургону в надежде хоть что-то наподобие спичек отыскать, не получится. Детей не оставишь одних в кромешной темени. Да и вряд ли тут будет валяться что-то подобное. Скорее, на труп чей-то напорюсь, чем на спички.
Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, почему Палач не впустил нас в кабину. После того, как я пыталась его застрелить, Палач не испытывает ко мне доверия, а потому мне в тепло и комфорт не попасть ни за какие коврижки.
Да и Палач никогда не считал меня за человека, так что ничего удивительного в его жёстком поступке в отношении меня нет.