Все невольно оглянулись на Главного инженера. Тот кивнул, подтверждая.
– Так вот, нога потребовала лишь хирургического вмешательства и последующего лечения, а пальцы руки мы ему вырастили методом неполного клонирования, пользуясь его генетическим кодом. Сейчас готовимся к трансплантации… Более сложный случай, например, произошел при семьдесят четвертом скачке. Помните, тогда при высадке на одну из планет пострадали два геолога? Одному из них мы трансплантировали более двадцати органов и частей тела. Он получил от нас все три глаза, правую верхнюю и обе левые руки, почти весь спинной мозг, сердце большого круга кровообращения… ну и еще кое-что по мелочам. Самое существенное то, что он по сей день жив и здоров. Да и большинство из вас, главные специалисты, прибегали, каждый в свое время, к нашей помощи. Кому мы заменили желудок или печень, кому сердце… Дело-то обычное. Медицина гарантирует каждому индивидууму прожить весь отпущенный ему природой срок. Но не более того. Когда дряхлеет весь организм, в комплексе, никакая пересадка уже не помогает… А теперь прошу вашего внимания, главные! Мы можем вырастить и целый организм, пользуясь набором хромосом одной-единственной клетки. Это гораздо проще, чем выращивать определенные, заданные органы или части тела. Мне бы хотелось сейчас на ваших глазах…
– Позволь!
Главный биолог замолк на полуслове. Стоящий рядом с Капитаном Главный геолог подозрительно смотрел на него.
– Позволь! – повторил он снова и нахмурился. – Ты хочешь сказать, что у вас в Лаборатории есть аппаратура для полного клонирования организмов? Может даже, вы вели полное клонирование?
– Н-ну, как тебе сказать, – замялся Главный биолог и оглянулся на Главного планетолога в поиске поддержки.
– Да или нет? Ведь именно это ты хотел нам показать?
Главный биолог мельком глянул на Капитана.
Тот едва заметно кивнул.
– Да! – громко сказал Главный биолог и с вызовом оглядел присутствующих. – Да, мы вели в Лаборатории биологии полное клонирование организмов и даже пошли гораздо дальше…
Его последние слова потерялись в возмущенных возгласах. Главный планетолог быстро осмотрелся и, сделав несколько шагов, постарался придвинуться поближе к Главному биологу.
– Вы… вы осмелились нарушить запрет Совета академии? – словно не веря в происходящее, переспросил Главный геолог.
– Я знаю об этом запрете.
– И ты так легко признаешься в совершении преступления?!
Главный биолог криво усмехнулся и развел всеми руками. Отвечать что-либо он даже не пытался, в общем шуме его мало бы кто услышал.
«Общество сильно дисциплиной и привычкой беспрекословно выполнять любые директивы – но только до тех пор, пока они не превращаются самими же исполнителями в догмы».
Главный планетолог, не делая попыток вмешаться, спокойно и деловито разглядывал Главных – кричащих, возмущающихся, недоумевающих или просто молчащих с растерянным видом…
Кто из них первым попытается разобраться в словах Главного биолога, выслушать его до конца? Ну, кто же?..
Он смотрел и пытался отвлеченно взвешивать поднимающееся чувство беспомощности и стыда, и не мог поверить, что эта сбившаяся воедино толпа и есть главные специалисты корабля, его ближайшие коллеги, носители высшего знания и высшей власти на корабле, руководители, от которых зависит жизнь и судьба десятков и сотен подчиненных…
Он повернулся к Капитану и тут же поспешил отвести глаза, потому что на его лице прочитал отзвуки своих мыслей.
– Стойте, главные! Прекратите! – громкий голос перекрыл возмущенный и беспорядочный гвалт толпы. – Вы забылись, главные!
Шум смолк, все невольно повернулись в сторону говорящего. Главный физик сделал шаг вперед, чтобы его видели все.
– Главные, мне непонятен ваш гнев и ваше возмущение. Совершенно ясно, что для нарушения любого запрета, тем более запрета Совета академии, у Главного биолога должна быть очень веская причина. Ничего не зная о ней, мы готовы уже искать наказание для преступника. Не рано ли?
– Преступление всегда остается преступлением! Оправданий никаких здесь быть не может! – выкрикнул из толпы Главный штурман под одобрительные возгласы.
– Спокойно, главные! Мое предложение: дадим Главному биологу высказаться до конца. И постараемся быть выдержанными и объективными, какие бы крамольные мысли и действия он ни излагал. Если он действительно виновен – Совет корабля всегда сможет решить его участь. – Главный физик перевел дыхание и продолжил уже не на такой высокой ноте: – Кроме того, помните, пожалуйста, о той ситуации, в которой мы все сейчас с вами находимся. – Он помолчал. – Я не знаю, в чем дело, но мне начинает казаться, что Главный биолог, в отличие от всех нас, думал – как нам вернуться домой. У меня все.
Ну вот и он, первый здравомыслящий!
Теперь самое время вмешаться Капитану. И Главный планетолог легонько придержал Главного биолога, пытавшегося что-то сказать в тишине всеобщего замешательства.
– Наша сегодняшняя встреча может показаться кому-то несколько необычной, – голос Капитана звучал размеренно и весомо. – Но именно поэтому она проводится – по согласованию с некоторыми членами Совета – совершенно неофициально, без протокольной видеозаписи, в порядке простой экскурсии по Лаборатории биологии. Хочу напомнить еще раз – мы являемся гостями Главного биолога. А поскольку находимся здесь в качестве гостей, а не инспекторов… Итак, Главный биолог! Продолжай, мы слушаем.
Главный биолог твердой походкой подошел к Капитану и, упрямо вздернув голову, стал рядом.
– Откровенно говоря, – начал он резким, возмущенным тоном, – я ожидал более сдержанной реакции от Совета. Более осмысленной. Извините меня, но это так… Сейчас я предлагаю прервать нашу экскурсию, как назвал ее Капитан, и перейти в зал заседаний. Мотивировка следующая. При таком резко негативном отношении к моим словам я хочу иметь на будущее протокольную видеозапись всех выступлений. Это, вы знаете, мое право. Но прежде я позволю себе обратиться к присутствующим здесь главным специалистам с одним вопросом, чтобы они успели немного подумать над ним по дороге… А вопрос такой: как относятся главные специалисты корабля к идее личного бессмертия? Я не оговорился. Прошу понять меня правильно. Я, Главный биолог настоящей экспедиции, официально заявляю об открытии в Лаборатории биологии корабля метода обеспечения каждого живого существа личным бессмертием. Никаких ограничений в области его применения не существует. Это значит, – пояснил он, бросив острый взгляд на Главного геолога, – личное бессмертие доступно каждому.
И повторил еще раз, громко и настойчиво:
– Каж-до-му!
Выплывая из легкого забытья, ставшего за последнее время таким привычным состоянием, Главный планетолог старался вспомнить, на чем он остановился в своих мыслях в прошлый раз.
…Нестройной толпой главные специалисты прошли из Лаборатории биологии в зал заседаний и, торопливо проглотив стимулятор, в полном молчании заняли привычные места за овальным столом. Главный биолог вопросительно поглядывал на Капитана, но тот не спешил ему на помощь и сидел так же молча, сохраняя свой обычный невозмутимый вид.
Главный планетолог вспомнил, как отвернулся сам, стараясь не встретиться взглядом с Главным биологом… Еще одна ошибка, теперь тактическая?
Может, надо было Капитану, или даже ему самому, Главному планетологу, взять ведение того заседания в свои руки?
Но Капитан намеренно самоустранился, демонстративно считая его продолжением «неофициальной экскурсии», а он, Главный планетолог, тоже вполне сознательно решил не ввязываться в спор сразу, с ходу, а прикинуть сначала, хотя бы в общем, расклад сил…
Напрягая голосовые связки – но все равно получался жалкий шепот – он приказал роботу-секретарю включить запись того последнего заседания Совета. Изображение секретарь проецировал под потолок, чтобы смотреть лежа…
– Ну что ж, – сказал наконец Главный биолог и криво усмехнулся. – Продолжим «экскурсию»… Итак, что мы, биологи, подразумеваем под личным бессмертием? По нашему мнению, если индивидуум в результате некоторых, вполне определенных и однозначных манипуляций, заблаговременно над ним проведенных и затем повторяемых через достаточно длительные промежутки времени, остается как угодно долго в том же физическом обличии, которое имел на начало этих процедур, а также сохраняет полностью свой интеллект, присущие ему привычки, наклонности, знания и навыки, он может считаться бессмертным… Что же входит в упомянутые манипуляции и процедуры? Первое: получение точной биологической копии индивидуума. Второе: перенесение в мозг копии биологического слепка с мозга оригинала…
Главный планетолог прищурился, всматриваясь в проходящие перед ним чередой изображения главных специалистов: Химика, Штурмана, Геолога, Физика, его самого, Инженера, Капитана… Снова выплыло объемное изображение Главного биолога.
– Я позволю себе еще раз обратиться к Совету. Главные! – он явно отбросил ту робость, которая раньше почти всегда сопровождала его выступления в этом зале. – Главные! Предполагаемая дискуссия, похоже, не получается. Откровенно говоря, я не совсем понимаю причину… Поэтому предлагаю обратиться к истории. Какая самая насущная проблема всегда вставала перед нами, во все времена? Это забота о сохранении своей жизни, жизни своих близких, наконец, окружающих. Каким образом это делалось? Добычей пищи, постройкой жилищ, то есть улучшением условий жизни. Но, улучшая ее условия, наши предки тем самым продлевали ее сроки. Медицина, частная область биологии, зародилась и развивалась именно в силу этих причин. Только сохранив жизнь как таковую, мы брались за следующие этапы – сделать жизнь индивидуума, а значит, и всего общества более хорошей, более насыщенной как физически, так и духовно… Но почему же мы боимся сделать следующий шаг? Ведь величайшей и наинесбыточнейшей мечтой всех времен была мечта о бессмертии. Именно бессмертием наши предки наделили богов, подчеркивая тем самым их главное отличие от самих себя. Наука и техника давным-давно сделали каждого из нас могущественней любого, самого могучего бога из древнего пантеона, и лишь в одном мы никак не могли соперничать с ними – в продолжительности жизни. Но только до сегодняшнего дня. Теперь мы можем полностью сравниться с теми легендарными, мифическими существами, которые были умозрительно созданы нашими предками как идеал разумного, мыслящего существа. Как идеал самих себя… Главные! Мне совершенно непонятны ваши колебания. Мало того, ваше явное неприятие такой перспективы. Главные! Наш сегодняшний Совет давно вышел за рамки тех традиций, которых придерживается любой Совет на протяжении вот уже десятков поколений. Но почему мы должны пугаться нарушения этих традиций не только в ведении Совета, но и в развитии науки? В развитии общества, наконец?.. У меня все.
Он опустил голову и устало провел ладонью по лицу.
– Какой метод лежит в основе вашего открытия?
Это спросил Главный физик. Он сидел вполоборота к столу и, опустив голову, смотрел в пол.
– Весь процесс осветить детально? – деловито осведомился Главный биолог.
– Думаю, это лишнее. – Главный физик поднял голову, и Главный планетолог увидел его глаза – усталые, глубоко ввалившиеся. – Мы не специалисты, удовольствуемся общей картиной.
– Хорошо. Вкратце история открытия такова. Как вы знаете, каждая лаборатория корабля не ограничивается лишь текущими исследованиями, связанными только с экспедицией. Они ведь большей частью чисто прикладные. Наша лаборатория тоже имеет тематику, в которой заложены фундаментальные работы и исследования. Одно из направлений связано с дальнейшим изучением телепатии. Совместно с Лабораторией физики, то есть с твоей, – он коротко кивнул в сторону Главного физика, – мы пытались модифицировать аппарат, усиливающий телепатическое излучение индуктора так, чтобы перципиентом мог быть любой, а не только тот, чьи резонансные частоты мозга по случайности достаточно близки к его частотам. Аппарат этот создан довольно давно и не нами, он громоздок, поэтому применяется лишь в стационарных условиях. Мы же поставили задачей разработать новое средство связи в электрически неспокойных атмосферах планет. В результате экспериментов с новой аппаратурой мы натолкнулись на любопытный эффект. Я поручил Второму биологу детально в нем разобраться. Суть его в том, что на некоторых режимах работы в мозг перципиента вносились отдельные моменты личного характера индуктора – воспоминания детства, знание каких-то заведомо неизвестных ему деталей жизни индуктора и тому подобное… Мы смогли разобраться в механизме этого явления. И в результате имеем теперь возможность практически мгновенно снять электробиохимический слепок с любого мозга и так же, практически мгновенно, внедрить его в другой мозг.
Главный биолог замолчал, но лицо его оставалось в изображении – сосредоточенное и напряженное.
– Самым трудным было, как ни странно, найти этому открытию практическое применение. Обмениваться физическими телами между собой, то есть перемещать электробиохимический слепок из одного мозга в другой, мы могли с легкостью. Так, например, я сам последовательно «побывал» в теле Второго биолога, Восьмого и Тринадцатого. В свою очередь они «побывали» в моем теле – мы проводили обоюдный обмен. Были у нас обмены пяти-, шести-, даже семикратные. Это значит, что я, мое сознание и разум «пребывали» в теле Второго биолога, он – в теле Двенадцатого, Двенадцатый – в теле Первого и так далее, пока цепочка не замыкалась. Поэтому я могу смело утверждать, что путем экспериментов в реальных условиях мы убедились в полном отсутствии каких-либо побочных или вредных последствий при пересадке электробиохимических слепков мозга в тело другого индивидуума. Но, как вы понимаете, наши манипуляции хоть и были экспериментами, оставались просто изысканным фокусом с применением самых последних достижений науки. Мало того, мы все прекрасно отдавали себе отчет, что наше открытие не должно выйти за пределы Лаборатории. Оно явно и недвусмысленно подпадает под определение, данное Советом академии открытиям вредным, опасным, аморальным и потому недопустимым к обнародованию. Точно так же, кстати, как и полное клонирование организмов разумных существ. Но – и тут я обращаю ваше внимание на двойственную сущность всякого явления нашего мира – соединение двух заведомо опасных и недопустимых к применению в практике открытий дает нам осуществление вековечной мечты: личного бессмертия!
Главный биолог поднялся. Нижними руками он опирался о стол, верхние раскинул в стороны, словно желая тут же одарить всех своим открытием.
Главный планетолог и тогда, и сейчас с волнением смотрел на его решительное, одухотворенное лицо. С запоздалым раскаянием он подумал о том, как мало мы все же знаем тех, кто живет и работает рядом, как непрост, оказывается, на поверку их внутренний мир, их внутренняя сущность, и те свойства души, черты характера, которые ты привык считать монопольно своими, вдруг оказываются свойственны и кому-то еще другому.
Запись показала его самого. Главный планетолог придирчиво вгляделся в свое лицо, перевел взгляд на морщинистые, даже на вид шершавые руки. Кожа на тыльных сторонах ладоней потемнела, сшелушивалась мелкими чешуйками… Он не рискнул пошевелиться, чтобы посмотреть их в натуре, и продолжал разглядывать свое изображение.
Да-а, зрелище… И такая развалина еще надеется жить и работать!
И не просто жить, но и учить, вернее – поучать. Чтобы учить, нужно приложить немало сил, чтобы поучать – можно обойтись самым их минимумом.
Он закрыл глаза и уже не смотрел, а слушал запись, узнавая говорящих по голосам.
Г л а в н ы й и н ж е н е р. Проводились ли эксперименты по передаче копии мозга клонированному организму?
Г л а в н ы й б и о л о г. Да. Мы вырастили клон-копию Второго биолога и внедрили в нее слепок мозга оригинала.
Г л а в н ы й х и м и к. Как вы смели?
Г л а в н ы й ф и з и к. У нас дискуссия или суд?
Г л а в н ы й ш т у р м а н. Что с настоящим Вторым биологом? Он жив? Что с ним?
Г л а в н ы й б и о л о г. Жив, разумеется. Жив и здоров. Капитан и Главный планетолог не смогли найти различий между ними.
К а п и т а н. Почему опыт был проведен именно со Вторым биологом?
Г л а в н ы й б и о л о г. Он с самого начала вел эту тему. Ему принадлежит идея о соединении двух разноплановых открытий – клонирования целого организма и передачи слепка мозга клон-копии. Было бы несправедливо отказать ему в просьбе быть первым. Мы в Лаборатории признали его право на эксперимент… Кроме того, он относительно молод, отменно здоров. Ко всему прочему у него нет семьи – ни родных, ни близких – там, дома. Это, как понимаете, облегчает ему существование, так сказать, в двух экземплярах.