Никита потянулся, наслаждаясь пару мгновений щекочущим ноздри бризом, потом чертыхнулся и обреченно направил стопы в сторону здания Совета безопасности. Поверхность парковочного стапеля пружинила под ногами.
В ста метрах от сектора парковки раскинулось светло-серое полукруглое здание, распахивающееся к небу веером серебристых лепестков. Не столько серых, сколько розоватых от отсветов утреннего солнца. Здесь определенно было неплохо, вот только никакой возможности развалиться с бутылочкой в гамаке. Никита усмехнулся. Министерство обороны умело производить впечатление расслабленной, дружелюбной организации. Как будто распахнутое сердце не прикрывала заряженная до горловины ствола пушка.
Иллюзия, все иллюзия. Даже в домашней пижаме пехотинец есть пехотинец, и лучшее, что он умеет делать, – это бегать и стрелять. А вот и она – мамашка иллюзий – конусная башня, уходящая в воду бесцветным покатым боком. Вдоль нее по пересечению рельсов перемещались модули-генераторы силовых полей, процессоры всей этой великолепной геометрии.
Не существовало ни светло-серого здания, украшенного высокими окнами и серебристыми гребнями, ни зала заседания в центре, ни разнообразных, с большим вкусом созданных помещений для отдыха и неофициальных бесед, которые примыкали к центральному залу. Были только перекрестия силовых полей, сгустки энергии, имеющие плотность, структуру и цвет. Обман. Псевдовещество. Только пространство выстроено в другом стиле, нежели у судейских и в прокуратуре. В ведомстве Ларского предпочитали колонны, позолоту, порфир и витые бордюры.
Дорогая силовая архитектура гарантировала безопасность. Серый, изящно прорезанный окнами полукруг здания, что на несколько этажей уходило под землю, не мог разрушить даже прямой удар из ионной пушки. Не говоря уже о том, что мыс Канаверал находился под прикрытием форпоста Луны и его истребительных баз. Никто пока не нападал, правда. Но мало ли что… До недавнего времени и трупа таракана никто на Земле не видел.
– О! Никита Сергеевич! Давно не виделись, – зарокотал кто-то сбоку. – Как идут дела на Филиппинах, генерал-майор?
– Как у слепца, который тащит на горбу незрячего, – поморщился Ларский.
Марра добродушно хмыкнул и поковырял ногтем кончик носа. Генерал-лейтенант разведки был давним знакомцем Ларского. Под его внушительной и добродушной внешностью пряталось много рифов и тайных течений, самой невинной из которых была страстишка охотиться на гигантских раков в Ледовитом океане.
– Незавидные тогда дела у слепца, – может не только упасть в яму, но и сломать себе шею. И ты при этом зеваешь по сторонам?
– Не выспался и не успел прожевать завтрак. А вид здесь неплохой, и бункер – прямо театр на побережье.
– Да ладно тебе. Ненастоящее оно и есть ненастоящее. Позвоночник не обманешь. Ты же знаешь, силовая конструкция никогда не покажется родным домом. На ней царапин не остается и следов от пролитого кофе.
Они пошли к широкому крыльцу, открывающему самый непритязательный вход в здание, без привычных для работника прокуратуры витых перил, колонн и амурчиков.
Позвоночник не обманешь.
Никита опять вспомнил о Лизе, такой неизменно юной и прекрасной. Время не оставляло царапин на ее лице и теле. Никите часто казалось, что пространство по имени Лиза навсегда осталось для него не освоенным, не затронутым их совместной жизнью. Его жена была красотой, к которой он тянулся, но так и не смог дотянуться. И постарался испортить все. Чтобы она оставила его сама.
Трус.
Народ внутри уже собрался и переговаривался, стоя группами или сидя вокруг большого обсидианового со светло-серыми и коричневыми прожилками стола. В этом царстве белых мундиров Министерства обороны Никита внезапно разозлился. Срочно захотелось дернуть обшлага и пройтись руками вдоль борта официального черного, как у всех прокурорских, кителя.
Я как единственный экспонат на выставке для десятка зрителей. И стол мне в цвет приготовили. Под конец разделают и съедят, чтобы избавиться от изжоги из-за тараканьих убийств.
В ладонях почти зудело от желания что-нибудь оправить, хотя это была треклятая глупость – одежда сидела на нем безупречно, как и на всех. Каждый в этой комнате был запечатан в совершенно гладкий и сияющий, как фарфор, футляр мундира с чуть выступающим вперед нагрудным карманом. Белая форма армейских подразделений различалась только цветом лампасов, проблескивающих в центре золотой нитью, и обшивкой обшлагов на рукаве. Знаки различий отчетливо проступали на выпуклом нагрудном кармане. Обводы мундира подогнаны идеально, словно отшлифованы лазером по фигуре. Послушная каждому движению форма не сохраняла лишних складок. Они появлялись, только когда были нужны, и исчезали, не оставляя и следа на ткани. Приятно упругой при каждом движении и мягкой на ощупь, как лен.
Не вояки, а ожившие древние статуэтки из политеки Никиты. Даже армейские ботинки с толстой, тяжелой подошвой и округлым носком гладко и лаконично повторяли обводы стопы. Хотя сравнительно с великолепной парадной, форма повседневного служебного присутствия статусных лиц была очень проста.
Никита тоже был при статуэточной официальности, но только, черт возьми, в оглушающе черном. Если бы он явился сюда с результатами прокурорской проверки зарвавшихся флотских подразделений, был бы неплохой раскладец. Но отчитываться придется ему.
– Давайте начнем, господа, – мягким голосом по-русски проговорил маршал Руазсов и опустился на стул с высокой спинкой.
Все замолкли. Никита дернул на себя ближайшее сиденье, которое скрипнуло отчетливо, как настоящее, и грохнулся на него, придав лицу самое что ни на есть озабоченное и утомленное выражение.
– Итак, ситуация просто отвратительная. Еще один мертвый инсектоид, и, как и в первый раз, совершенно непонятно, как это произошло. Поэтому, как вы понимаете, – это уже не просто чье-то преступление, а серьезная угроза планетарной безопасности.
Руазсов говорил совершенно домашним усталым тоном, словно жаловался жене на здоровье. Носители самых толстых погон в совершенстве владели всеми оттенками теплоты и усталости в голосе, да и Никита, получив первый генеральский чин, начал понемногу практиковаться в этом. Пока яд ему удавался гораздо лучше, а значит, до маршальских погон было далеко.
– Кто будет отвечать за расследование? – прямолинейно рубанул генерал-полковник Виктор Краузе, отличавшийся удручающе квадратной челюстью.
В такой челюсти теплый тон не способен зародиться. С другой стороны, он и не нужен, когда командуешь здоровенными страшилищами из морской пехоты.
– Вот это мы и должны решить, Виктор. Боюсь, что теперь усилий прокуратуры будет недостаточно.
– Конечно, недостаточно! Убивать союзников у нас под носом. На наших базах. Нам бросают вызов, а мы перекладываем бумажки. Нужно действовать быстро и решительно.
– Это верно, Виктор, – с грустью в голосе проговорил маршал. – Нужно действовать решительно.
Марра, сидевший справа от Никиты, откинулся на спинку стула и стал с интересом разглядывать собственные ногти. Разведка в решительный бой как обычно не лезла, и прокуратуре стоило пока переждать.
– Предлагаю комитету межпланетных расследований быстрее перекладывать бумажки, а пехотинцам решительно высадиться и прочесать, – раздался звонкий насмешливый голос.
Ну, конечно, Алекс Треллин – слишком молодой глава интендантской службы.
Высокий, гибкий, с длинным и очень подвижным лицом, он имел привычку морщить нос и фыркать на всякую сказанную кем-либо глупость. И глаза у него были необычные для светлой кожи и каштановых волос – почти черные,и чуть раскосые – мечта восточных красоток.
Вот только занозой в заднице он был редкостной.
– Куда именно предлагаете высадиться? – весь подобрался Краузе.
В голове Никиты вертелся ядовитый ответ и, чтобы отвлечься, он провел пальцем по датчикам встроенного в стол индивидуального полиэкрана. Можно еще разок глянуть на данные о лунной напасти, поразившей невинного инсектоида.
– Куда-нибудь высадиться и прочесать – никогда лишним не будет. Верно, генерал-полковник? Лучше неподалеку от форпоста инсектоидов. Заодно обновите пехотное снаряжение. Надо брать пример с судейских и прокуратуры. Вот кто не дремлет, – и Алекс уставился на Никиту с непередаваемым выражением глубочайшего почтения. – Третий раз в месяц прочесывают с целью проверки наши склады, строчат доносы парламентским, а потом те отказывают в заказе на строительство боевого крейсера, что, дескать, энергоресурсов нет, а экзоскафандры нового поколения – не востребованы и пылятся на складах.
Засранец ловко перевел все внимание на Никиту. И теперь сидевшие вокруг стола белые вороны пристально и недружелюбно рассматривали черного собрата. Одного из тех, кто виновен в отсутствии нового крейсера.
Даже Марра выглядел так, словно они с Ларским никогда не выходили в океан и не приманивали раков на куски кровавого мяса. Вообще не были знакомы. К горлу подступила острая необходимость прокашляться.
– Да, действительно, – очень заинтересованно проговорил маршал. – Почему бы нам не послушать генерал-майора Ларского. Он, должно быть, лучше всех понимает, что происходит.
Повисла тишина, и Никита все-таки решительно прокашлялся.
Вся чертова дюжина членов Совбеза получила вечером его доклад, но глубина живого интереса в глазах говорила о том, что на файлы никто так и не взглянул. Сволочи.
– У прокуратуры на данный момент нет подозреваемых ни по второму убийству, ни по первому, – проговорил он весомо. – Мы получили свидетельство, что изоморф не мог сам убить инсектоида. Согласно Межгалактическому кодексу Федерации прокуратура должна в ближайшее время освободить Ирта Флаа.
– Какое такое свидетельство? – сморщил нос Алекс.
Генерал-интендант наверняка знал больше всех. Не мог не знать. Ведь Тим числился в его ведомстве. В нем же два года назад получил право полетов и почему-то надеялся вновь улететь, будучи обдолбанным до самого мозжечка.
Чего хочет Алекс?
– Свидетельство капитана второго ранга Тимоти Граува, – Никита обвел всех глазами и деловито добавил. – Я сейчас выведу информацию.
На активированном экране он выбрал значок прокуратуры, отбросил к краям поля разные ведомственные отчеты и потянул вверх свой, укрупняя, разворачивая над пространством стола данные и вложенные изображения.
Дурак ты, Граув. Ты захотел это сделать так, именно так все это и узнают.
Звук он все же убрал и выделил фрагмент записи сразу после того, как капитан прошел за силовое ограждение камеры. У себя в кабинете Никита просматривал этот кусок много раз, не веря в то, как внезапно и до неузнаваемости изменился в тот момент Граув. Как опустились плечи, шея жалко и тонко потянулась вбок и вперед, а губы искривились и мелко задрожали.
Но самое главное – глаза. Они стали огромными и еще более темными. Казалось, капитан Тимоти не видел ими ничего вокруг. Но откуда-то из их влажной слепой глубины проступала отчаянная мольба и вина, горькая и совершенно безысходная. Откуда это в Грауве? Как он мог носить все это в себе на Дальних пределах?
В момент первого взгляда этих двоих друг на друга становилось страшно. Неужели каждого человека можно так вывернуть нутряной болью наружу? Чтобы не осталось ни единого тайного уголка, где можно забиться, отсидеться и спастись. Орфорт был адской выгребной ямой и, чтобы просто представить это место, требовалась увесистая бутылка чего-нибудь многоградусного.
Теперь изоморф и человек стояли на черном полированном столе, и под их ногами плелись трава и корни.
Можно ли это назвать поцелуем?
Тело Граува, вдруг показавшееся тонким и хрупким, изгибалось и льнуло к требовательно склонившемуся изоморфу. Колено упиралось в подставленную ногу. Бедра ложились на бедра. На запрокинутое вверх, совершенно белое лицо падали длинные пряди Ирта, скрывая подставленный рот. «Поцелуя» не было видно, да и не нужно. Впечатление складывалось очень определенное от одного вида сбоку: у края ничего не видящего глаза копилась влага и текла струйкой вниз, к обнажившейся ушной раковине.
Никита не мог назвать это поцелуем. И не только потому, что не привык видеть целующихся мужчин. Дело было в другом. Граув притащился к следователю затянутый в белый армейский мундир, как и у всех здесь за столом. Прорези лампасов и прошивка на обшлагах были красными, почти багровыми, как это принято в интендантских частях. На голограмме Тимоти трясло от боли, и багровый цвет проступал бесформенными пятнами на сияющей белизной одежде. Словно это не кровь, а какая-то зараза от прикосновения к изоморфу, к его губам и рукам. К багровой, как пятна и лампасы, шелковистой рубахе. Но Граув все равно цеплялся за мучителя дрожащими пальцами. Его пожирали, а он цеплялся. Скользил белым обшлагом вверх по предплечью инопланетной твари.
Нет, это не поцелуй.
Никита свернул изображение. И почувствовал взгляд. На него смотрел Алекс Треллин. Пристально и с невысказанным вопросом в глазах.
– Что за дрянь вы нам показали? – рыкнул Краузе и опять выдвинул вперед челюсть.
– Очень наглядная дрянь, – вкрадчиво протянул Марра. – Изоморф не убивал.
Маршал устало потер лоб, но кто-то из не знакомых Никите армейских, с раскосой китайской физиономией, растерянно спросил:
– Почему не убивал?
Никита вздохнул и пояснил:
– Изоморф завел симбиота, вступил в брачную связь. Задолго до этой сцены и убийства. Он не сможет никого разорвать в клочья, пока не размножится, ну… или не уничтожит своего партнера. Так они устроены.
– Похоже, он не оставляет надежды, ну… – Марра иронично улыбнулся, – размножиться.
Никита пожал плечами.
– Допрашивать орфортца мы не можем, задерживать тоже. В общем, вернулись в точку начала.
– Ох! Окружной путь – самый длинный и утомительный, – с наигранным сочувствием протянул Алекс. – Зато надежный.
Стервец.
– Вы же знаете об этом, генерал! – Никита поддался вперед, не в силах сдержать гнев. – Это ваш офицер. Как вообще под его командованием оказался корабль?
– Бывает, – тонко улыбнулся Алекс, и в черных глазах зажглись насмешливые искры. – Какая-то бюрократическая путаница. Знаете, Никита Сергеевич, сейчас так много бумаг и отчетов. А у нас, хозяйственников, – больше всех. Это, конечно, серьезная недоработка. Будем разбираться.
Разберутся, как же.
Ходили слухи, что каждые полгода в интендантской службе проходили учения с интригующим названием «Холодный след». Никита иногда сожалел, что ничего подобного не водилось в прокуратуре.
– Бумаг много, а толку нет. Если бы не дурацкое правило защиты информации о психологической травме, мы бы знали изначально, что Ирт Флаа не мог убить.
– Прокуратуре неймется забраться в каждый шкафчик с грязными подштанниками.
Ларский с усилием выдохнул и настроился на решительный игнор наглого интенданта.
– Нужно, чтобы изоморф рассказал все, что произошло с инсектоидом. На него можно надавить? – спросил генерал Рёмер.
Немец был старше всех из присутствующих флотских. Дотянул уже до размена второй сотни лет и последние двадцать собирался на пенсию.
Никита откинулся на спинку стула и качнулся на задних ножках. Поверхность стола скользила под горячими ладонями.
– Можно. Обещать ему Граува за показания. Обещать не депортировать.
– В смысле? – нахмурился маршал. – Скормить изоморфу землянина?
– Не обязательно. Поставим условия и будем следить. Только дернется – депортируем. Или обманем. Граув, конечно, немного понервничает. Но ему не впервой.
Вокруг зашумели.
– Это опасная игра, генерал-майор.
– Мы же ничего толком не знаем об изоморфах! Кто предскажет его поведение?
– Он может быть угрозой для людей!
– Судейские вас сожрут за нарушение прав человека.
– Это не вариант. Совершенно незаконно.
Никита развел руками. Проклятый Совбез! И еще считают себя армейскими! Хорошо хоть Марра молчал, задумчиво разглядывая Никиту. Впрочем, и Треллин тоже молчал.