Оказывается, фильм начался, а я и не заметила.
– Да, Ника, успокойся, веди себя прилично, видишь ты всем фильм мешаешь смотреть.
Я только сильнее сжала челюсть. Хотела уже задушить эту надменную тварь.
– Ник, успокойся, не мешай нам. Будешь колу? – Сережа протягивает мне бумажный стакан.
– А, да, я же еще свою выигранную колу не допила. – улыбаюсь.
– Ладно, киска, не распускай коготки, не стоят они того. Иди лучше сюда. – притягивает меня в объятья, прижимая меня щекой к своей груди.
Сегодня, можно сказать мое первое свиданье, в его объятьях Сережи, мне так хорошо и не важно, что впереди сидит очень бесящий, надменный тип.
Мой дзен прервал чмоканье спереди. Фу, блин.
Одна девушка целует Ника, а вторая сползла между его ног. По движением ее головы туда – сюда, не трудно догадаться, что они там делают.
– Серж, пошли от сюда. – шепчу ему на ухо.
Я до ужаса смущена и сердце, почему то, ноет.
– Я хотела боевик посмотреть, а не порно.
– Да пошли карамелька.
– Карамелька? – улыбаюсь.
– Да, после попкорна от тебя пахнет карамелью, хочется попробовать тебя на вкус. – он нервно сглатывает, проводит по моей губе. Быстро встает и тянет меня на выход.
Идем по парку, все дороги усыпаны желтым и красным ковром, солнышко пригревает. В сентябре всегда тепло, лето не удалось, хоть, на последок, погреюсь.
Подставляю лицо к солнцу, улыбаюсь и жмурюсь.
– Иди сюда, карамелька. – Сережа хватает меня за талию. От неожиданности я спотыкаюсь о его ноги, и мы падаем в ворох листьев. Хохочем.
Последние полгода, прошли во всепоглощающей депрессии. Болезнь мамы, потом скорая смерть, но Сережа стал для меня, как глоток свежего воздуха. Я думала, что никогда не испытаю это щемящее чувство радости.
Улыбка на его лице меркнет, он пристально смотрит на меня, нежно проводит по щеке и заправляет прядку волос за ухо.
– У тебя глаза цвета шоколада и волосы такие же. Ника, ты потрясающая. Интересно, какая ты на вкус. – наклоняется и нежно целует в губы.
– Ммм, на вкус, как карамелька.
Мои губы дрожат, это мой первый поцелуй.
– Пойдем. – встает поднимает меня. – Скоро восемь, мы должны успеть вернуться.
На улице уже начались сумерки, по всей улице загорелись фонари и неоновые вывески. Сережа держит меня за талию. Мне хорошо с ним, не смотря на юный возраст, у него крепкое телосложение и ростом он выше меня. От его улыбки мне тепло на душе.
У ворот останавливаемся. Он проницательно смотрит на меня, засовывает руки в карман.
– Ника, давай встречаться.
Ошарашенно смотрю ему в глаза.
– Сережа, но мы только познакомились, я тебя не знаю, а ты меня. Это, как – то быстро.
– Давай попробуем. Мы ведь хорошо провели день. Ты мне нравишься, и это не к чему тебя не обязывает.
У всех моих подружек уже был парень, почему бы и нет. Разбежаться всегда сумеем.
– Хорошо.
Он притягивает меня за талию и целует, но это уже по – взрослому. Я не знаю, как и что делать поэтому повторяю за ним.
– Пошли, а то мы столько зрителей собрали.
Оглядываюсь, из окон на нас смотрят мои соседки. Прекрасно, теперь слухи пойдут, а я надеялась не афишировать.
На крыльце стоит Ник, расстреливая меня взглядом. На его лице гуляют желваки, руки сжимаются в кулаки.
– Что это с ним? – он пугает меня своим воинственным видом.
– Да он всех девчонок перебрал. А тут я оказался первым. – самодовольно улыбается.
Меня кольнула эта его улыбочка, как – будто я ему нужна, как трофей.
– Теперь, ты только моя девочка. – обнимает за плечи и ведет к входу.
– А я думал ты другая, а ты такая же, как все. Что, прыгнула в койку к первому встречному парню. – Ник, выплюнул слова, как помоями меня облил.
У меня от негодования дар речи пропал. Стою и как рыба хлопаю ртом. Да, как он посмел! Кретин!
– Завидуй молча Ник. Мы с Вероникой встречаемся, так, что это МОЯ девочка.
Никита разворачивается и уходит.
– Зачем ты так говоришь? Я вроде твоя девушка, а не собственность. Я для вас с Ником какой – то приз?
– Эй, Бэмби, ты чего? Я просто поставил на место. Нечего смотреть на тебя таким похотливым взглядом.
– Он и не смотрел. И ты не на место его поставил, а пометил территорию.
– Глупышка, – целует в лоб, – ты такая чистая, наивная.
– Я не наивная. Да тут даже двенадцатилетние больше знают о парнях. Ты ведь не с кем не встречалась?
– Нет, – опускаю глаза, ковыряю дорожку белыми кроссовками. – У меня и поцелуй первый был. – шепчу я.
– Серьезно? Как так вышло, что такую красивую девушку, никто не захомутал.
– Ой, перестань, мне ведь не тридцать. Что за предрассудки. Это Джульетте было четырнадцать, и она считалась старушкой, что ей уже давно нужно было быть замужем и детей рожать. А сейчас двадцать первый век! И по законодательству интим запрещен. Куда торопиться, мне семья не к чему. А то, таким образом малолетки и обзаводятся потомством, мозгов нет просто еще. Мне нужно сначала закончить школу, институт.
– Странно, а у нас практически все девчонки хотят поскорее выскочить замуж, родить детей. Ни у кого из нас не было семьи, нормальных родителей. У большинства пьяницы, то спились, и из – за этого опека детей забрала, то от пьянки умерли. У твоей соседки, вообще мама торговала ее телом. Но самое страшное знаешь что?
– Что?
– Мы все до одури их любим и все прощаем. Я умом то понимаю, что не за что прощать, но так хочется почувствовать, что ты кому – то дорог. Мы, как бракованные игрушки, нас взяли и выбросили на помойку. Все, храбрятся, строят из себя крутых и независимых, а в душе хотят, чтобы пришли родители, и на коленях вымаливали прощение за наши разрушенные судьбы.
– А, что с тобой случилось?
– У меня банальная история. Мама пила, без остановки рожала. Нужно было, что – то есть. Ходил по улицам, просил милостыню, по кладбищам собирал то, что приносили умершим родственникам.
– Ты не один ребенок в семье?
– Нет, нас шестеро. У меня шесть братьев. И все они раскиданы по разным детдомам. Но, знаешь, все равно, как трудно не было бы, самые счастливые дни были с мамой. И самый вкусный хлеб, пускай и подгнивший, был дома. Ты заметила, что никто из детдомовских не ест то, что готовят в столовой?
– Да.
– Это потому, что нам дома так никто не готовил. Хорошо если был хлеб, Доширак это вообще была роскошь. Посмотри, после довольно вкусного обеда, приготовленного по ГОСТу, никто не ест, а только прячут хлеб, как дети блокадного Ленинграда. А потом, в своих комнатах жуют, или едят сухие бич пакеты, даже не заваривая. Потому, что это вкус из детства. Мы так привыкли, так мы ближе к дому. Ты сразу видно, домашняя девочка. И мама тебя любила, заботилась.
Я расслышала в последней его фразе гневные нотки.
– Да, любила, заботилась. И я не понимаю, как вы можете любить таких родителей, которые предали, выкинули, променяли вас на водку.
– Может ты свою маму не любила? Может наша любовь к родителям белее совершенная, чем твоя. Нам не нужно было никаких доказательств, мы любим, просто так. Не за дорогой айфон, не за путевку в теплые края и даже не за новые шмотки. Это все нам дает детдом. А любим мы вовсе не заботливых нянечек и воспитателей, а пьяниц и моральных уродов, по сути, которые по недоразумению зовутся родителями.
– Я любила свою маму. Ты не можешь так говорить. Мне очень жаль, что тебе пришлось все это пережить, но не нужно выплескивать всю свою злобу на весь мир на меня.
Я совсем не знаю этого парня. Он мне показался чистым, искренним, но на самом деле в нем легион демонов. Сейчас я их увидела.
– Прости, Бэмби. – он пришел в себя, расплылся в улыбке. На его щеках заиграли ямочки. – Я обидел тебя, я не хотел. Просто, когда, кто – то плохо говорит о моих родителях, я взрываюсь.
Я немного остываю, но все равно, мне кажется, что зря согласилась быть его девушкой. После одного дня знакомства! Верх идиотизма. Это при том, что я никогда не с кем не встречалась, хотя желающих было много. Раньше мне никто не нравился.
У дверей моей комнаты он целует меня, но в этот раз я чувствую, что далека от него, и его поцелуи меня не привлекают так, как раньше. Как говориться, ложки нашлись, а осадок остался.
Глава вторая
– Ты с Сережей мутишь? – Оля сидит на кровати, ноги и руки скрещены, взгляд обещает скорую расправу.
– Я не знаю. Мы просто в кино сходили.
– Ты только появилась, и свела с ума самых крутых парней. Ты совсем не ангелочек, хоть многие так думают. Под этой шкуркой невинной овечки живет шакал.
– Мне все равно, что ты обо мне думаешь. Я никогда не претендовала на роль ангела. Не знаю, почему ты так подумала.
– Не я, наши парни. Они так считают. Я сразу увидел твою сущность. Когда они наиграются, ты будешь самой последней швалью, на которую уже никто не посмотрит.
– Я не собираюсь выслушивать весь твой бред. Обратись к мозгоправу. Кстати, он здесь есть.
Она резко вскакивает, подходит слишком близко ко мне. От ее сладковатого парфюма начинает подташнивать.
– Дрянь, ты нарываешься! Я обещаю тебе жизнь здесь покажется адом. – сжигает меня глазами полными призрения.
Выдерживаю полный ненависти и только улыбаюсь.
– Тебе правда стоит обратиться к вручу, нервишки шалят.
– Ты думаешь, что Серж хороший? Да у него демонов больше, чем у нас всех вместе взятых. И он ненавидит таких, как ты. Ты ему нужна, чтоб Нику насолить.
Я задумалась над словами Оли. Когда мы столкнулись на крыльце с Ником, у меня тоже появились такие мысли.
– Ты ведь это заметила.
– Оля, я не хочу ни с кем сориться. Мне тут еще год жить.
– Ты уже настроила всех против себя.
***
В душевой я одна. Под горячими струями пытаюсь расслабиться. Первый день выдался слишком насыщенным.
Выйдя из душа, обнаружила сюрприз: вещей не было. Черт! Гребанная Оля, вышла на тропу войны. Совсем одурела от ревности. Ладно хоть полотенце оставила. Да, что за фигня! Полотенце еще короткое ели прикрывает попу.
Осторожно высовываю голову из душевой вроде нет никого.
Моя комната находится в конце коридора. Придерживая полотенце, выхожу. Фух, вздыхаю пытаясь унять бешено колотившееся сердце. Только бы никто не попался на дороге, мне как новенькой такого позора не нужно.
По закону подлости выходит Ник. Нет, сегодня явно не мой день.
На нем черная футболка, обтягивающая мускулы, джоггеры, кроссовки adidas.
У нас в лицее не было таких крутых парней, а Ник, не смотря на юный возраст, уже был хищником. Ни у одной девушки не было шанса противостоять его магнетизму, обаянию.
– О, шоколадка, вижу ты меня ждала. – он прижал меня к стене. Я так нервничала, что меня бил озноб. Я почти голая, маленькое полотенце не в счет. Черт! Я убью эту дрянь, Олю!
Опускаю глаза, нервно сжимаю края полотенце, чтобы оно не упало.
– Одежду украли, пока я мылась. – зачем – то оправдываюсь.
– Классика. Узнаю стиль наших девчонок. Пошли. – тянет назад в ванную комнату.
– Зачем? – пропищала не своим голосом, когда Ник захлопнул за мной дверь. Воздух в душевой наэлектризовался. Здесь жарко, а меня бросало в холод.
– Ты думала на этом все кончится? Нет, тебя по любому ждут с камерами. – начинает снимать футболку.
Жадно смотрю на перекатывающие мышцы. Он по пояс голый, а я, краснея, стою любуюсь, не в силах оторвать взгляд.
– Что ты делаешь? Сразу говорю, чтобы ты ничего себе ненапридумывал, я с тобой спать не буду! – скрещиваю руки на груди.
– А жаль! – держи, протягивает мне футболку. – Может передумаешь? – проводит по шее рукой. – У тебя такая красивая длинная шея, ты такая худенькая, тебе бы балетом заниматься.
– Я и занимаюсь.
– Ты же вроде художница? Тебе уже рассказали? – кивает.
– У нас быстро расходятся слухи.
– Да, и в художку хожу. – еще и крестиком вышивать могу, и на машинке тоже.
Напяливаю на себя футболку Ника, она доходит мне до середины бедра.
– Так лучше, спасибо тебе. – искренне улыбаюсь. Не так страшен Ник, как его тут малюют. Поспешила с выводами…
– Спасибо много, а вот поцелуй в самый раз.
Я от удивления раскрыла рот, обдумывая, что – то язвительное.
Он проводит тыльной стороной руки по щеке, как – то сразу кислорода стало мало. Касается губами моих губ. Или это меня двести двадцать ударило, иначе почему меня так трясет?
Блин, этот поцелуй лучше, чем с Сережей!
Вам, когда – нибудь казалось, что от одного поцелуя вы меняетесь и он тоже, мир делиться на до и после? Со мной это случилось.
Но это все глупости. Мне туту все твердят, что он за свободные отношения. Я ему нужна для галочки, из – за спортивного интереса.
Отталкиваю его. Я нашла в себе силы это сделать. Влепляю ему пощечину.
– Да ты горячая крошка. Скажи, тебе понравилось?
– Нет!
– Врушка. Что тогда отвечала?
– Мне не нравиться мысль скольких девушек ты перебрал. И твоя идеология про фрилав, тоже не нравиться.
– А, что тебя не устраивает. Это просто свобода. Представь, никаких завтра, есть только здесь и сейчас. Зачем думать о завтрашнем дне. Главное то, что происходит в данный момент, а сейчас я тебя целовал, и тебе понравилось.
У меня нет цели завоевывать, подчинять, ограничивать в свободе другого человека, этого хочу и от своих партнерш.
– А ничего, что у тебя их одновременно много. Я помню в кино было две.
– Много, не значит однообразно.
– И у тебя не может быть постоянной одной девушки?
– Может, но пока мне это быстро наскучивало. Ну, что, детка, готова согласиться на это? Поверь, я могу делится с тобой с Сержем.
– Фу, это гадко. Кто на это согласиться?
– Все, еще не одна не отказывала.
– Значит, я буду первой. Прости, но это все не для меня. Спасибо за футболку. Потом верну.
– Можешь оставить себе. – кричит мне в спину, пока я убегаю от него, или от себя.
Захожу в комнату.
– О, наш ангелочек! Оля довольно расплывается в улыбке. – А, что в чужой футболке? Ангел стал павшим?
Я закипаю от гнева, это все – таки она. Из – за нее, я, разгуливая в чем мать родила и попадаю в загребущие руки всяких фрилавщиков.
– Это все – таки ты сперла мои вещи?
– Я, признаю. Только я думала ты придешь в полотенце, хотела видюшку снять. Эх, не быть тебе звездой ютуба.
Блин, так хотелось стереть ухмылочку с ее лица, рыжая стерва.
– Пусть все видят какая ты на самом деле. Я просто открываю глаза Сержу.
– Да пошла ты!
– Ты у меня сейчас пойдешь! – подбегает, хватает за волосы.
– Не трогай меня. – убираю ее руки вместе с клочком моих волос.
Бьет меня по лицу. Меня никогда никто не трогал. Бью в ответ. Сильно приложила, она упала на колени. А в меня, как – будто вселился другой человек.
Сажусь ей на колени, держу руки, и бью по щекам.
– Я тебя научу, что на каждую силу найдется другая.
– Сука! – пищит. – Тебе конец!
– Эй. Девочки вы чего?
Ксюша оттаскивает меня от нее. Ника, успокойся.
Натали в это время держит Олю.
– Стерва! Я тебя прикончу, обещаю! – пытается вырваться из рук Натали. – Иди сюда еще получишь, дрянь.
– Так, что здесь происходит? – в комнате появляется Марина Николаевна.
– Ничего. – успокаиваюсь я. – Ксюша, отпусти. Повздорили немного.
– Понятно, завтра, после школы карцер. – тычет указательным пальцем в нас по очереди.
– Марина Николаевна, мне за что? Эта чокнутая сама на меня напала.
– Еще слово будет два дня карцера.
– Мы же поубиваем друг друга. – не унимается соседка.
– Будешь руки распускать не видать тебе вещей на осень. Будешь в старых ходить. И с завтрашнего дня вы дежурные по столовой.
– Что? – побагровела Оля. – Черт! Черт! Марина Николаевна, дежурят только лохи. Я не могу!
– Нечего было размахивать руками.
– Я ничего не сделала! Это все эта новенькая.
– Ой, Оль, прекрати. Я должна поставить вас на место.
– На какое место? Загнать меня под плинтус? Да все наши крутые парни уржутся. Я, никогда, не дежурила. Мариночка Николаевна, – решила сменить тактику, – мы вас так любим, пожалуйста, только не дежурство.