– Я не обозначил на совещании истинную цель операции «Листопад». Это, господа, не просто карательные мероприятия, проводимые в населенных пунктах. Сейчас я уже могу сказать вам, что речь идет о провокации, в результате которой партизаны должны выйти из леса и атаковать районный центр. Наша главная цель – выманить и уничтожить бандитов. Посему сразу же по окончании операции в населенных пунктах общее командование всеми имеющимися у нас силами я возлагаю на вас, Вилли. – Комендант взглянул на командира роты СС. – Именно вам предстоит организовать оборону поселка Горош с последующим уничтожением партизанского отряда, который, по данным разведки штаба армии, сейчас размещается в Осиповском лесу. Это в десяти километрах на юг от деревни Карчеха. Он насчитывает до ста человек, но только треть из них вооружена винтовками и карабинами. Некоторые партизаны имеют охотничьи ружья. У них есть один пулемет Дегтярева и пистолеты «ТТ», вывезенные из отдела милиции. Отрядом этим руководит бывший второй секретарь райкома Осетров.
Слегка захмелевший гауптштурмфюрер Бонке проговорил, перебив коменданта:
– Да плевать, кто руководит этим отрядом бандитов. Я не понимаю, для чего проводить какие-то мероприятия в населенных пунктах и выманивать из леса бандитов, если имеются разведданные по ним. Мы могли бы навести на них авиацию или зачистить лес своими силами. Это проще, чем устраивать целое представление.
– Вы же военный человек, гауптштурмфюрер. Почему перебиваете старшего по званию?
– Извините, господин Фишер, но я действительно не понимаю, для чего это представление. С евреями ясно, но я бы мог взять их тихо.
– Сколько вам лет, Вилли? – вдруг спросил комендант.
– Двадцать восемь, а что?
– А сколько командиру зондеркоманды оберштурмбанфюреру Винтеру?
– Где-то около тридцати.
– Ему тоже двадцать восемь. Но вы на должности капитана, если брать по армейским званиям, а Кевин Винтер – на полковничьей. Я уверен, что скоро он станет штандартенфюрером, а вы повышения не получите. Знаете почему?
– Почему?
– Потому что оберштурмбанфюрер СС Винтер знает ответ на вопрос о том, для чего нужны мероприятия в населенных пунктах и выманивание партизан, а вы нет. Но ничего, у вас все впереди. Да, и еще. Контролируя действия команды Мирона Калача, вы должны обеспечить съемку мероприятий на кинокамеру и фотоаппарат. Оператор в подразделении?
– А где ж ему быть?
– Вот его надо подготовить особенно тщательно, чтобы заснял все важные моменты. Они потом уйдут в газеты, в том числе и в германские.
– Вот как? – удивился Бонке. – Похоже, я действительно не могу понять всего масштаба планируемых акций. Оператор будет готов.
– Он сделал фотографии общения ваших солдат с мирным населением района?
– Да. Вышло очень забавно. Солдат СС гладит по головке мальчика в немецкой армейской пилотке. Взводный Курц сидит посреди семьи, довольной новой властью, принесшей свободу. С десяток снимков наших парней с русскими девушками, в основном, конечно, из борделя «Мюнхена», но выглядят они весьма мило.
– Эти фото завтра должны быть у меня. Вместе со снимками из деревни Лоза.
– Никак вы подставить меня хотите, господа хорошие, с этими фотографиями, – пробурчал Калач.
– Ну что ты, Мирон, – воскликнул Фишер. – После твоих подвигов с евреями, советскими активистами и членами их семей подставить тебя просто невозможно. Сейчас ты известен только здесь, в этом районе. Публикация снимков прославит тебя в Германии. Это благотворно повлияет на твое продвижение по карьерной лестнице.
– Вы правы, хуже мне уже не будет. Пусть ваш оператор подскажет, когда снимать начнет. Я ему устрою сцены!..
– Правильно, Мирон, – сказал Фишер. – Но, господа, пора на отдых. Завтра у нас непростой день. Хайль Гитлер! – Он выбросил вперед руку.
– Хайль! – ответили эсэсовец и полицай.
В шесть утра рота СС и карательная команда полиции выехали из райцентра. Первый взвод с двумя экипажами мотоциклов разведотделения оберштурмфюрера Гофрида Курца двинулся к селу Ясино, до которого было пять километров. Гауптштурмфюрер Бонке на бронетранспортере и полицаи Калача в грузовике следовали за ним. В направлении деревень Карчеха и Павлинка пошли взводы унтерштурмфюреров Людвига Ромберга и Мартина Эбеля, рядом с которым находился заместитель командира роты. Им надо было пройти около тридцати километров восточной дорогой, тянущейся рядом с лесным массивом. В каждом взводе было по два бронетранспортера и мотоцикла с экипажами.
Погода выдалась хорошая, теплая, безветренная. Дороги были сухие, поэтому каратели продвигались быстро.
В то же время вся охранная рота несла службу у административных и прочих важных объектов поселка. Один взвод ушел к железнодорожному вокзалу.
Первым на место, естественно, прибыл взвод оберштурмфюрера Курца. Эсэсовцы высадились из бронетранспортеров «Ханомаг‐251» и зашли в Ясино. Боевые машины встали с юга и севера, контролировали околицы. В центр к разрушенной церкви проехали мотоциклы.
Староста Тарас Гуско подошел к Курцу.
– Хайль Гитлер, господин оберштурмфюрер!
– Хайль, староста! – ответил тот по-русски.
Язык будущего противника он изучал еще до начала войны.
– Приказываю обойти все дома и передать людям распоряжение выйти сюда, к церкви. Всем, господин Гуско! Я не ошибся в фамилии?
– Никак нет, господин оберштурмфюрер. – Староста повернулся к полицаям. – Ну и чего стоим? Слышали приказ офицера? Бегом оповещать народ. И чтобы пришли все.
– Даже матери с младенцами?
– Все, господин полицай, – ответил оберштурмфюрер. – В домах могут остаться только те люди, которые не в состоянии ходить. Быстро!
Полицаи побежали по селу. Им не понадобилось обходить каждый дом, которых в Ясине было около сотни. Люди услышали рев двигателей бронетранспортеров, треск мотоциклов и немецкую речь, вышли во дворы, из-за плетней и заборов смотрели на улицу. Кто-то от греха подальше прятал девушек и детей в погреба. Но таких предусмотрительных селян было мало.
Народ повалил к церкви, встал толпой.
Курц подозвал к себе старосту и спросил:
– Это все жители села, господин Гуско?
– Да вроде все. В толпе как определишь? И не построишь. Мужиков мало, которые понимают, что это такое. В основном тут бабы.
– А мужики в партизанах?
– Нет, господин оберштурмфюрер. В армии, это да, но их призвали. Многие не хотели идти в военкомат, их сотрудники НКВД вылавливали. Кто-то уже погиб, кто-то ранен. Похоронки в село приходили.
– Меня это не интересует, – сказал Курц. – Отдели от толпы тридцать человек и прикажи им встать у церкви, прямо под проемами окон.
– Для чего, герр оберштурмфюрер.
– Для проведения воспитательной работы.
– Но вы ведь?..
Командир взвода СС оборвал старосту:
– Делайте то, что вам приказано, господин Гуско!
– Но кого выбирать?
– Это не имеет значения.
Староста с полицаями пошли к толпе, которую окружило отделение эсэсовцев.
К взводному подкатили мотоциклы. Командиры экипажей, сидевшие в колясках за пулеметами, посмотрели на него.
– Действовать по команде, только по людям у церкви! Остальных не трогать! – распорядился он.
– Яволь, герр оберштурмфюрер!
Гуско с полицаями бесполезно пытались вывести людей к церкви. Никто не хотел идти туда.
Видя это, Курц усмехнулся и подал знак командиру отделения, которое стояло вокруг толпы. Эсэсовцы отошли от людей.
– Внимание, по толпе, огонь! – приказал оберштурмфюрер.
Эсэсовцы вскинули автоматы и начали поливать толпу свинцом. Ударили пулеметы мотоциклов. Огонь открыли и каратели второго отделения.
Люди в панике ринулись по сторонам, но это их не спасло. Несколько человек бросились к лесу. Их расстрелял пулемет, установленный на бронетранспортере. Через минуту наступила тишина. На площади, где недавно стояла толпа, лежали тела женщин, мужчин, подростков стариков и детей.
– Считать трупы. Раненых добить! – приказал Курц командиру первого отделения.
– Да, господин оберштурмфюрер!
Курц отошел к церкви. Он слышал, как захлопали пистолеты и прогремели две короткие автоматные очереди. Его солдаты добивали раненых. Офицер достал портсигар со свастикой, подарок командира батальона.
Рядом с ним оказался полицейский, молодой парень с бледным, как у мертвеца, лицом.
– Как зовут?
– Прохор. – Полицай икнул. – Игнатьев. – Он указал на тела. – Там и староста, и старший полицейский Иван Иванович.
– Они не выполнили приказ и за это поплатились. Идет война, Игнатьев. Кстати, а как ты выбрался?
– Да рванул к церкви, ваши не заметили.
– Тебе повезло.
– Ага, повезло. Да после этого меня сельчане на куски разорвут и партизан ждать не станут. Возьмите меня с собой, а?
– А кто здесь службу нести будет?
– Да какая теперь тут служба, господин оберштурмфюрер? Для наведения порядка потребуется не менее двух десятков полицейских с автоматами и не местных, чтоб на селе семей их не было. Придется усиленные патрули выставлять. Одному тут хана. Возьмите, герр оберштурмфюрер. Очень прошу. Ведь я служил вам.
– Ты служил не мне, а великой Германии, Третьему рейху. Давал клятву до конца жизни своей бороться с ее врагами, так?
– Так точно!
– Ну тогда исполни долг до конца. У тебя семья есть?
– Тут нет, вывез, как и старший полицейский, в дальний район к родственникам.
– Значит, твоей семье ничего не грозит?
Полицейский пожал плечами.
– Вроде нет.
– Помолчи.
К взводному подошел командир отделения.
– Разрешите доложить, герр оберштурмфюрер?
– Докладывай.
– На площади тела двенадцати мужчин, двадцати одной женщины, шести детей и подростков. Среди мужчин староста и один полицейский. Всего тридцать девять трупов.
Командир взвода повернулся к младшему полицейскому, выхватил пистолет и выстрелил. Тот и понять толком ничего не успел, рухнул под ноги офицера СС.
– Сорок, шарфюрер. Для ровного счета. Все равно этому полицейскому долго не прожить даже в райцентре. Хорошая работа. Сворачиваемся, уходим в Горош.
Эсэсовцы бросились к бронетранспортерам, и вскоре колонна ушла из расстрелянного села. А к убитым родственникам с воем бросились жители села, оставшиеся в живых.
Командир роты СС услышал выстрелы на полпути к Лозе.
«Как бы не разбежались люди в деревне. Хотя не должны. Восемь километров впереди. Выстрелы там вряд ли слышны», – подумал он и оказался прав.
Народ из Лозы не разбежался. Староста Косарев с полицаями успокоили его.
В 9.10 на площадке у сельмага и бывшего сельсовета встали бронетранспортер и грузовой тентованный «Опель». Из грузовика выскочили полицейские, из бронетранспортера – четверо эсэсовцев с автоматами.
Командир роты тоже спустился на землю и кивнул Калачу.
Тот подозвал своего заместителя Лыкина и распорядился:
– Степа, давай ребят по домам! Пусть сгоняют всех сюда.
К ним подошли староста, полицаи Буганов и Шмаров.
Калач взглянул на Буганова и спросил:
– Евреи на месте?
– Так точно, Мирон Фадеевич. Сам ночью от соседа смотрел за подворьем.
– Молодец, это тебе зачтется. – Он повернулся к гауптштурмфюреру, подошедшему к ним, и доложил: – Клиенты на месте, можем брать.
Тот указал на полицейских и спросил:
– Это они работают с тобой?
– Так точно.
– Возьмите еще пару человек, блокируйте дом, где скрываются евреи. Я отдам команду старосте, подойду, только дом обозначьте.
– Да чего обозначать-то? Тут одна улица, отсюда влево, предпоследнее подворье справа.
– Выполняйте!
Полицаи направились к дому бывшего управляющего отделением колхоза «Заветы Ильича». Староста преданно смотрел в глаза офицеру СС.
– У вас в деревне есть большой сарай? – спросил Бонке.
– Недавно построили вместо старого овина.
– Туда все жители поместятся?
В глазах старосты вспыхнул испуг.
– А что вы хотите делать?
– Косарев? Так?
– Так точно!
– С каких это пор, Косарев, ты решил, что можешь задавать вопросы офицеру СС?
– Извините, но…
– Итак, я спросил, в новый сарай все жители деревни поместятся?
– Да, тесновато будет, но поместятся.
– Крепкие стены у сарая?
– Так точно, березовые.
– Крыша?
– Соломенная.
– Ворота?
– Дубовые.
– Где этот сарай?
– А вот на околице, где ферма.
– Гут. Помогай собирать людей, и чтобы все были здесь. А то, о чем ты подумал, выбрось из головы. В наказание за сокрытие евреев люди посидят сутки без воды и еды. Потом выпустишь их. Ключи же у тебя?
– Так точно! – Староста облегченно выдохнул.
Он поверил гауптштурмфюреру СС.
Бонке прошел к дому Тимофеева. Двор оказался довольно большим, ухоженным. Не сказать, что здесь проживает одинокий пожилой человек.
Через сени гауптштурмфюрер зашел в большую комнату, половину которой занимала русская печь. Хозяин дома лежал на полу, лицо в крови.
Евреи сбились в угол, сидели на корточках, обняв друг друга. В их глазах застыл животный ужас.
Гауптштурмфюрер указал на Тимофеева и спросил:
– Что с ним?
Калач потер кулак.
– За кочергу схватился, когда зашли. Пришлось бить.
– Подними его.
Калач без особых усилий поставил на ноги бывшего управляющего отделением колхоза.
– Кузьма Тимофеев? – спросил Бонке.
– Он самый. Чего явились? Хотя и так ясно. За ними. – Тимофеев кивнул на евреев.
– Изволь, Кузьма, отвечать на мои вопросы. Где твои сыновья?
Тимофеев попытался усмехнуться, но боль скривила его лицо.
– Где, спрашиваешь? Один в Красной армии служит, политрук стрелковой роты, бьет фашистскую нечисть у города Ленина, другой в партизанах. Тоже воюет с вами.
– Ты этим гордишься?
– Да, я горжусь своими сыновьями, правильно их воспитал. – Он кивнул на Калача и полицаев. – Не так, как этих уродов. Их матерям аборты надо было делать, а не рожать извергов.
Калач дернулся, хотел было ударить пожилого мужчину, но гауптштурмфюрер остановил его:
– Не трогать, Калач!
– Калач? – спросил Тимофеев. – Так вот ты какой, кровопийца. Жаль, не могу удавить тебя собственными руками.
Начальник полиции вновь дернулся и опять был остановлен офицером СС.
– Я сказал не трогать. Стоять, где стоишь, Калач!
– Слушаюсь, герр гауптштурмфюрер!
Командир роты повернулся к полицаям и приказал:
– Уведите его на площадку в центр деревни. Дождетесь коллег из райцентра – передадите.
– Да, герр гауптштурмфюрер.
Тимофеева увели.
Бонке подошел к семье евреев.
– Годман Иосиф Абрамович?
– Да, господин офицер.
Бонке перевел взгляд на женщину:
– А это, если не ошибаюсь, ваша супруга?
– Да, Сара Абрамовна.
Гауптштурмфюрер скривился. Он терпеть не мог евреев. Впрочем, в СС служили именно такие персонажи, переполненные ненавистью ко всему неарийскому, особенно к евреям и цыганам.
– Рядом дети, так?
– Так, господин офицер, сын Илья, дочери Соня и Лея.
Калач указал на девушку постарше.
– И сколько лет твоей Соне?
– Десять, сыну четырнадцать, Лее шесть.
– А смотрится так, как будто ей все шестнадцать, оформилась уже. Симпатичная. – Калач вытер слюни.
– У меня к вам один вопрос, Годман, – заявил Бонке.
– Да, господин офицер. Я скажу все, лишь бы вы не тронули нас, несчастных евреев.
– Зачем мне вас убивать? Вас отвезут в райцентр, предоставят жилье.
Калач рассмеялся и заявил:
– Даже с прислугой.
Бонке повернулся к начальнику полиции.
– Мне удалить вас отсюда, Калач?
– Молчу, герр гауптштурмфюрер.
– Итак, у меня к вам, Годман, всего один вопрос, верный ответ на который спасет жизнь вам и вашей семье.
– Я готов.
– Где ценности, что вы вывезли из Гороша?