Со стороны кочевья Шагира за обе осени не последовало ни одного нападения, не беспокоили соплеменники и королевского тестя. Так что очередное приглашение прибыть на весенний курултай, преподнесенное вождю с соблюдением всех обязательных традиций, Шагир принял относительно спокойно, не забыв, впрочем, известить Когорда. И вот по истечении всех мыслимых и немыслимых сроков проведения курултая кочевье Шагира без каких-либо объяснений (да даже короткой весточки от тестя!) снялось с обжитого места и удалилось в степь. Собственно, с этой новостью я и отправился лично к королю, временно пребывающему в Лецеке…
Шум города, различимый еще на дальних подступах, становится оглушающим, а неприятный запах, различаемый уже за версту, и вовсе нестерпим. И как они умудряются выживать в этой вони? Неужели к ней можно привыкнуть? Хорошо хоть резиденцию королевской семьи возвели за городом…
Ближе к зиме, когда мы с отцом покинули Лецек, Энтара уже благополучно разродилась крепеньким малышом, непривычно серьезно смотрящим на окружающий мир. Покидать ставшую особенно ласковой жену, чья любовь и нежность ко мне после родов только возросла, как и расставаться со сладко пахнущим карапузом было до жути тоскливо – но меня звал долг принца-консорта и приказ короля. От совсем уж смертной тоски меня спасало лишь присутствие отца, который, впрочем, так же глубоко переживал расставание с внуком. Но иного не дано – Когорд более не мог заниматься одним лишь освоением степного приграничья, его ждало целое королевство и сонм порой просто неразрешимых проблем, а Торог, назначенный главнокомандующим регулярной армией, спешно проводил военную реформу.
И надо сказать, что Когорд, всю свою жизнь посвятивший великим целям – завоеванию Рогорой независимости, освоению плодородной степи и провозглашению королевства во главе с ним самим, – по достижении их столкнулся с новыми сложностями и к некоторым из них был просто не готов.
Вдвое разросшийся город неумолимо приближается, отвратительная вонь отходов мастерских и шум работающих цехов становятся просто нестерпимыми. Но делать нечего, дорога к загородному дворцу короля ведет именно через Лецек.
Навстречу с широкой улицы выезжает куцый обоз в три телеги. На передке первой повозки восседает немолодой уже купец, неприлично худощавый для своего сословия (а скорее общепринятого мнения о зажиточности и дородности купечества). Н-да, торговать у нас особо нечем – и скорее всего, повозки набиты исключительно недорогими ремесленными поделками, спрос на которые неизменно возрастает к предгорьям.
Когорд верил и верит, что только развитие ремесел и освоение новых технологий дают шанс Рогоре сохранить независимость и стать в будущем великой державой. Однако фундаментом для развития ремесел является предприимчивое и умное купечество, а оно в Рогоре не слишком многочисленно и, увы, никогда не имело должного потенциала. Не было в захудалой республиканской провинции и развитого ремесленничества, а тем паче мануфактур и заводов на ванзейский манер. Да, Когорд выбил весьма неплохие торговые условия при подписании мирного договора с Республикой, но честности лехов хватило ненадолго. Всего три или четыре торговых каравана без особых сложностей добрались до ругов, после чего наши купцы стали просто пропадать. Лехи лишь разводили руками и указывали на разгулявшихся бандитов. Еще и набрались наглости просить заем на наемников, способных очистить их земли от разбойных гнезд! Что же касается ругов и фрязей, им целенаправленно ввели значительные налоги на транзит, обусловив недавно прошедшей войной и необходимостью уничтожения тех же разбойников. И сопредельные державы благоразумно предпочли торговать в приграничье Республики, благо что лехи предложили им весьма достойные условия. Так что в итоге никакого развития и подъема купечества не состоялось – о чем, собственно, и свидетельствует встреченный мною куцый обоз и внешний вид умаявшегося пыльными дорогами торговца…
Соответственно приостановилось и развитие ремесел. В Рогоре было не так и много умелых рукодельцев, более половины которых перебрались в Корг еще до начала войны – все они трудились в степной страже. Когда же Когорд осознал, что буйного развития ремесленничества на местах не последует, он решил создать хотя бы единый его центр. Ведь только в таком случае наши умельцы имеют возможность изучать и внедрять в производство передовые технологии, а кроме того, имеют шанс изобрести что-то свое. Его выбор пал на Лецек – располагая, с одной стороны, неплохой дорожной развязкой, город и так уже принял многих мастеров, сформировавших собственную гильдию, а с другой – обладал значительным потенциалом для промышленного развития.
Что же, по всему видать, чутье и здравый смысл Когорда не подвели: всего за один год Лецек разросся вдвое (а возможно, уже и втрое), превратившись в солидный даже по республиканским меркам центр литейных и оружейных заводов, ткацких и кожевенных мануфактур, гильдий искусных каменщиков, кузнецов, столяров, плотников и даже художников. Только вонь здесь стоит страшная, и жуткий грохот не смолкает ни днем ни ночью, так что моей семье пришлось перебраться в летнюю резиденцию. Долгое время она представляла собой лишь несколько охотничьих домиков старого барона, затерявшихся в окрестных лесах…
Создав единый производственный центр, Когорд решил проблему развития и освоения новых технологий, а также закрыл по большей части вопрос материального обеспечения армии. Проблему отсутствия купечества, а значит, и оборота готовой продукции, новоиспеченный король решил незамысловато и даже изящно, предоставив «мастерам Лецека» государственные заказы. А для равномерного обеспечения наших рукодельцев всем необходимым был установлен обязательный уровень достатка отдельно взятого работника, в соответствии с которым на общее число мастеров в Лецек начало поступать мясо, зерно, рыба, фрукты, молоко, приобретенные королем у своих же пашцев и скотоводов. При этом для стимуляции работы внутри гильдий была придумана особая ранговая система, по состоянию в которой мастер обеспечивается всем необходимым на том или ином уровне. Надо отметить, что гильдейское руководство получает значительно больше, чем простому человеку требуется для проживания и пропитания.
Однако при закупках того же зерна и мяса и вообще в процессе всех товарно-денежных отношениях внутри королевства вдруг выяснилось, что в Рогоре нет ни собственной валюты, ни единого стандарта, что мог бы ее заменить! По всей стране в ход шли и лехские кроны, и ругские руби, и заурские дахремы, и ценились они исключительно по весу драгоценного металла (золота или серебра), из коего изготовлялись. Самым же жутким стал тот факт, что на территории Рогоры нигде нет действующих рудников по добыче серебра или золота. А ведь провозглашение королевства и короля само собой подразумевают, что появятся и монеты собственной чеканки с профилем государя. И вот тут-то Когорд сел в лужу…
Первым делом он попытался изъять из оборота республиканские кроны, чеканящиеся из серебра. Сразу вопрос – а как? Недолго думая король приказал чеканить монеты с собственным профилем из железа и в честь бывшего баронства назвал их корами – по его задумке стоимость новой монеты должна была стать адекватна стоимости республиканской кроны. Но не тут-то было! Народ просто отказался использовать «корговы железяки» во всех торговых операциях, мелкие монетки собирались разве что на переплавку – да и то металл на них шел самый некачественный.
Тогда Когорд рискнул было волевым решением изъять все иностранное золото и серебро, пустив его в переплавку, – и первые же «собиратели» из королевской гвардии пропали. Просто пропали – да в светлые, погожие деньки, посреди улиц мало-мальски значимых городков и даже деревень… Ситуацию спас верный советник короля, Ларг, предложив закрепить за корами стоимость определенного веса зерна. Идея тут же себя оправдала, как только продажа и покупка королевского зерна пошла только на коры (королевский указ!), а последние перестали чеканить массово, втридорога меняя уже имеющиеся запасы на золото и серебро. Понемногу железный кор стал ходовой монетой с уже граничными значениями мены на кроны, руби и дехремы, и запасники Когорда вновь стали пополняться монетами из драгоценных металлов. Последние, впрочем, тут же переплавляли на золотые и серебряные коры, за которыми закреплялись новые значения веса все того же зерна. Правда, в оборот их пока не пускают…
– На караул!
Преградившие мне путь молодые бойчины только-только поступили на службу, и это сразу бросается в глаза – по тому, как неуверенно они держатся в седле и как неловко выхватывают сабли из ножен, и по глуповато-испуганному выражению на лицах после прозвучавшей команды ветерана-полусотника. Отряд новобранцев спешно перестраивается в две шеренги вдоль улицы, воздев над головой обнаженные сабли. М-да, как-то я не привык к столь пристальному вниманию к моей скромной персоне.
Впрочем, скромной ли? Ведь я теперь не только муж принцессы, но и цельный полковник (нововведение Когорда по подобию ванзейского войска), достаточно известный как в степной страже, так и в южных воеводствах.
А ведь сколько крови Когорду и Торогу попила армейская реформа…
Начать надо с того, что за время освободительной кампании мужское население Рогоры понесло значительные потери. Погибшими и тяжелоранеными, не способными не только вернуться в строй, но и утратившими всякую возможность прокормить семьи самостоятельно, выбыло порядка девяти тысяч здоровых, полноценных мужчин. Королевская армия сократилась до одиннадцати тысяч, что, скажем так, делало ее наступательные возможности совсем мизерными, а оборонительные снизило на порядок. Пока Рогора воевала с Республикой, объединившись с ордой, этих сил еще могло хватить, однако все понимали, что в следующий раз степняки не преминут ударить в спину. А в том, что последует новая война с Республикой {18} и что она явно не за горами, Когорд даже не сомневался.
Фактически она началась с гибелью первого же нашего каравана на земле лехов. И хотя последние клянутся, что это дело рук разбойников, веры им нет никакой… Герцог Бергарский (теперь уже герцог!), славный герой обороны Тарга и Бороцкой битвы {19}, был вновь приближен королем. Он получил не только высший сановный титул, но и южное гетманство в личные владения, а кроме того, практически неограниченную власть, будучи избран сеймом верховным председателем. И нападения на наши караваны стали своего рода фундаментом для очередного витка его политической карьеры…
Объявив о необходимости борьбы с разгулявшимися разбойниками, Бергарский сумел убедить сейм в создании летучих отрядов профессиональных кавалеристов, наподобие регулярной армии. С той лишь разницей, что они не признавались как регулярная армия и не подпадали под изданные тем же сеймом эдикты, в свое время ограничившие численность коронного войска.
К слову, нападения случались не только на наших купцов, но именно наши караваны были вырезаны подчистую. Удары, последовавшие по отдельным деревням и поместьям шляхтичей, были, как правило, направлены против самых буйных и непокорных королевской власти. Когорд справедливо предположил, что большинство нападений были совершены людьми Бергарского с целью вызвать истерию внутри страны и получить добро на создание дополнительных вооруженных сил, мобильных и профессиональных.
И вскоре это дало свой результат. В прошлом году последовал демарш союза городов Лангазы. Поднакопив силы, они вновь решили забрать у лехов северные порты, благо, что время было выбрано, как казалось, благоприятное. Ведь Республика только-только получила звонкую оплеуху – и от кого?! От собственных подданных из южного захолустья!
Думаю, фрязи имели серьезный шанс – если бы не медлили и не бросили вперед лишь десятитысячный корпус, вроде как на разведку боем. Впрочем, возможно, они и не медлили, а пожадничали с платой большим соединениям наемников, решив, что и десяти тысяч профессиональных бойцов хватит для захвата единственной лехской крепости на побережье, с гарнизоном всего в две тысячи воинов. И ведь им это практически удалось! В стране началась паника, гетман севера замер в нерешительности, собрав лишь половину хоругвей лена и застряв в паре дневных переходов от стольного града Вальны. А сейм затянул с одобрением «посполитого рушения», коронная же армия не успевала к трагичной развязке…
А Бергарский словно ждал этого нападения: прилюдно сложив с себя полномочия председателя сейма (предварительно обозвав присутствовавших на заседании трусливыми бабами), рванул с горсткой воинов на север, по ходу включая в дружину «бойцов с разбойниками». На момент прибытия к осажденному Даницгу он имел под рукой уже пять тысяч опытных рубак.
Но атаковал герцог не лагерь осаждающих, основательно укрепленный редутами и гиштанскими рогатками {20}, а небольшую крепостцу на побережье, используемую фрязями как промежуточную базу снабжения. Последние, не имея представления о реальной численности противника, разделили силы и бросили пять тысяч воинов на помощь осажденным.
Бергарский атаковал их из заранее подготовленной засады, одним мощным ударом рассеяв ряды пикинеров и аркебузуров, а после истребив смешавшуюся массу пехоты в беспощадной сабельной рубке…
Признаться, обреченные фрязи дрались отважно, уполовинив силы Бергарского, что, впрочем, нисколько не обескуражило герцога. Облаченные в кирасы поверженных врагов лучшие его рубаки вырезали ночью часть фряжских постов, после чего в лагерь проникли основные силы лехов и устроили форменную бойню. Когда наемники осознали, что в лагерь ворвался враг, было поздно – более трети ландскнехтов было истреблено, а оставшиеся не сумели организоваться в ночной суматохе. Удар осажденных из даницгской цитадели довершил разгром противника.
Истребив захватчиков, Бергарский, однако, не остановился. Пленных наемников он банально перекупил, большую часть гарнизона Даницга включил в свой контингент и с новыми силами вторгся на территорию Лангазы. Первый же торговый город, Швериг, пал после стремительного штурма – наемники отказались оборонять его, запросив за свои услуги непомерную плату, а неопытное городское ополчение бойцы Бергарского легко рассеяли.
Чувствительный удар герцога заставил лангазских толстосумов пересмотреть планы на будущее и отказаться даже от мысли о завоевании северного побережья Республики. Более того, потеряв большую часть своих кавалеристов, Бергарский заключил выгодные контракты с самыми могучими кондотьерами {21} сроком на пять лет, в скором времени переведя их в южное гетманство. Одновременно с этим, снисходительно принимая регалии председателя сейма, он тут же продавил новый закон о военной обязанности шляхты, обеспечив короля правом объявлять «посполитое рушение» без одобрения сейма.
Естественно, усиление королевской власти и войска Республики, а также влияния самого Бергарского, самого опытного, талантливого и храброго полководца лехов, не могли не обеспокоить Когорда. Впрочем, он всегда знал, что лехи не смирятся с потерей пусть и захудалой, но провинции и предпримут все меры, чтобы ее вернуть. А значит, военный вопрос стоял во главе угла с самого начала…
Всем известным вариантам организации армии, коих сегодня насчитывается три – устаревшее и уходящее в прошлое дворянское ополчение, содержание отрядов профессиональных наемников, а также последнее слово военной мысли, рекрутский набор, – Когорд предпочел уже неплохо зарекомендовавшее себя и испытанное в степной страже «новшество». Король решил, что создаст армию, в которой все без исключения боеспособные мужчины пройдут службу, будучи мобилизованы на трехгодичный срок. Однако интересное и по-своему уникальное решение оказалось не так-то просто воплотить в жизнь – не прогонишь же всех мужиков через степную стражу!
Что же, король подсмотрел у лехов – учредил воеводства, разбив страну на десять примерно равных (по численности боеспособных мужчин) воеводств, поставив во главе каждого наиболее опытных полковников. Причем если южные, то есть примыкающие к степи, воеводства должны были поставлять в первую очередь легкую конницу, способную, однако, сражаться рейтарским строем, то северные (близкие, соответственно, к горам) должны были обучить многочисленных пикинеров. Стрельцы, как бойцы элитные и немногочисленные, служат в гарнизонах – как степной стражи, так и обеих северных крепостей, а кирасир Когорд зачислил в регулярную гвардию, обеспечив каждому бойцу пожизненное содержание.