– Нашему отделу поручена важная задача, – делаю паузу, стараясь собрать внимание присутствующих, – Мы должны за пять дней найти имя Бога и создать Большой Свиток Силы. Вопросы?
Пальцы Мордье замирают, испуганно свернувшись в кулачки. Его пустые безжизненные глаза останавливаются, пронзая меня насквозь. Нервно оборачиваюсь, пытаясь увидеть, что он там ищет у меня за спиной. Не обнаружив ничего подозрительного, возвращаюсь к подчинённым. Доплец продолжает одаривать меня натянуто приветливой улыбкой, всеми силами не обращая внимания на натужные звуки из нагрудного кармана. Побледневшая Борта настороженно сжимается в комок, прижав "украшение" к груди. Керха, переменив руку, индифферентно продолжает раскопки в носу – возможно, избрав иную логику создания вредоносной программы. И только глаза Николая восторженно сверкают. И если бы не постоянная прополка его спины, я просто уверен, что сейчас все присутствующие слушали радостное хлопанье белоснежных крыльев.
– Оставим восторги на потом. Керха – за тобой программное обеспечение. Николай – поиски истинного Имени твой крест, не донесешь за пять дней – я тебя распну на дверце в женский туалет и это не аллегория. Борта, ты продана в рабство Николаю… Временно, конечно. Мордье, Доплец – вам подбор литературы, поиск упоминаний в первоисточниках. Все, преступили. Пока Свиток Силы не ляжет мне на стол, с работы никто не уходит!
И всё завертелось-закрутилось. Морьде, Доплец, уподобившись Сизифу, с деланным энтузиазмом натаскивают из хранилищ местной библиотеки несчётные тонны свитков, рукописей, книг. Борта с Николаем сидят, листают в поисках любых упоминаний имени Бога. Отобранный материал заводят в компьютер, где уже Керха колдует со своими новыми программами, пытаясь отгадать секреты древних мудрецов. Работы хватит и на день, и на ночь. На сон времени ни у кого нет… Я так считаю.
С умилением наблюдаю, как здорово организовал сплочённую работу вверенного коллектива. Время летит… Однако результата пока нет. Что, впрочем, неудивительно – истинное имя Бога надёжно затерянно в веках и похоронено в повседневной суете человеческого бытия.
После очередного рейса в закрома Института, способные достойно соперничать по содержимому с самой Великой Библиотекой Ватикана, Доплец, присев на стопку доставленных свитков с «Семинедрие» Ферекида, вопрошает:
– Картинки носить?
– Какие еще картинки? – не понимаю сути вопроса.
– Ну, изображения богов… Их там, – тычет пальцем под ноги, – полно. Тысячи…
Я задумываюсь. Чем нам может помочь изображение Бога?
– Николай, что думаешь? Тебе же искать имя.
– Если здраво размыслить, то не нужно. Это боле вульгарно человеческий взгляд на суть вопроса. Так сказать визуализация ожиданий массового бессознательного, – гений местного разлива как всегда многословен, но от этого ни на йоту не ближе к пониманию окружающими…
– Поясни, – и начальством.
– Неужели вы верите, что Высшее существо, состоящее из неведомых сгустков непостижимых энергий, выглядит в точности как обыкновенный Homo sapiens?
Приостановившие работу сотрудники отдела переглядываются, прикидывая чем не угодил Николаю внешний вид человека, тем более разумного. Вдоволь насмотревшись на привычные две руки, две ноги, посередине… Хм-м, это несколько ни оттуда.
– Растущие волосы и ногти, прочая внутренняя требуха, без которой ни один человек не может обходиться, – продолжает жечь напалмом своего ума Николай. – Это скорее рекламный продукт, призванный своей наглядностью завлекать в ряды новых неофитов.
– Это что же, – встревает Борта, – А иконы? Иконы же пишутся…
– Хочешь сказать, с оригиналов? – ехидно подсказывает закоренелый атеист и идейный белоленточник Керха.
– Ну-у-у, – начинает запинаться наша единственная представительница слабого пола, – нет, конечно, но…
Николай продолжает свой ликбез:
– Тут нужно принимать во внимание времена, когда зародилось большинство религий, и общий интеллектуальный уровень населения тех эпох. Вернее сказать его практически полное отсутствие. Хотя, к слову, и ныне он не особенно высок. А от численности последователей любой веры всегда зависело благосостояние её патриархов. Как материальное, так и, в редких случаях отрицания perfecti накопительства в любых его проявлениях, чисто духовное – от численности привлечённых на путь истинный безбожников в любой концессии полагалось божественное поощрение. Поэтому возможность донесть до каждого прекрасный облик божества является архиважной задачей. А кто человеку более прекрасен, учитывая его извечный антропоцентризм, как не он сам? Отсюда рождается эта вереница изображений человекоподобных богов. Ну, и вообще, доведение любой информации в виде образов намного доходчивее, чем на слух и уж тем более текстом…
– Ты чего предлагаешь, – прерываю затянувшуюся исповедь, – конкретно?
– Если на изображении нет никаких пояснительных текстов, силы и время на такие…
Заметив мои нахмуренные брови, захлопывает рот:
– Не берем.
Доплец и Мордье благодарно вздохнув, опять уходят в забой за очередной вагонеткой с папирусами.
Решаю отстраниться от гипнотизирующего ритма рутинной работы и побродить по запутанным лабиринтам Института. Подышать, так сказать, воздухом свободного творчества…
Тишина… Как оказалось, за непроницаемым монолитом древних стен дневной свет уже сдал свои отвоёванные поутру позиции, и жители города опять довольствуются лишь искусственными суррогатами – жалкими плодами ламп накаливания. Сотрудники в большинстве своём оставили рабочие места и в благостной тишине родных кухонь чинно поедают на скорую руку приготовленный ужин. Ещё пара часов, и они до утра исчезнут из данной реальности, блуждая по фантасмагорическим закоулкам своих снов.
А я бреду в одиночестве, наслаждаясь умиротворённостью и спокойствием. Впереди на крашеных стенах коридоров лишь неясные пятна отражений далёких уличных фонарей. Властитель сумрака допускает в свои владения лишь усечённое подобие всемогущего Бога Ра. Кажется, здесь ничто не в силах потревожить вновь торжествующего Апофиса. Гулкий звук моих шагов уносится вперед, распугивая зазевавшихся призраков. Освещение не включаю – так приятно скользить во мраке, периодически растворяясь в непроницаемых чернилах теней. На ум приходит давний разговор с Костяем. Тогда он сравнивал эти коридоры с артериями, пронизывающими всё тело нашего Института и по утрам доставляющими в кабинеты и лаборатории кровяные тельца – сотрудников, наполненных свежими идеями и замыслами. И без этого каждодневного притока, как он выразился, Институт бы зачах и умер. Я же тогда, в пылу полемического задора, нарисовал картину петляющих коридоров кишечника, безжалостно высасывающего из пришедших все силы и соки, а затем выталкивающего их опустошёнными на вечерние улицы. Долго спорили, чьё сравнение более близко к сути, но в итоге каждый остался при своём мнении. Теперь же я готов встать на точку зрения друга – петляя в лабиринте, хочется чувствовать себя бодрым эритроцитом, а не унылой…
Впереди бледное пятно на стене. Заинтересовавшись, подхожу ближе. А-а-а… Новый номер стенгазеты. Темнота размывает буквы до полной нечитаемости. Щёлкаю зажигалку. СМИ-шники постарались на славу – несколько вполне прилично нарисованных живыми красками картинок. Это кто у нас, интересно, заделался художником? Быстро пробегаю глазами по последним новостям Института. Выход с больничного нашего босса для меня уже не новость. Ура-патриотическую статью о начале в Институте новой революционной разработки можно не читать. Та-ка, дальше. Странности в лаборатории Олега продолжаются – таинственные тени в форме умерших людей на стенах. Что за… ? Таинственный источник вдохновения и поставщик новостей для местечковой прессы до сих пор не раскрыт, и остаётся только гадать, чем так притягательна лаборатория машинного разума для потусторонних сил. Не проходит и недели, чтобы не случилась там какая-то засада – начиная от полтергейста и кончая… Впрочем… Зажигалка гаснет, оставив меня в темноте неведения о самых горячих событиях. Да и чёрт с ними. Иду дальше.
По курсу движения замечаю свет, жёлтой лужицей вытекающий через дверные щели одного из кабинетов. Костин отдел. Забыли выключить освещение? Тихонько приоткрываю дверь и осторожно – мало ли какие сущности ночью могут воплощаться здесь – заглядываю вовнутрь. Никого? Неожиданно чувствую, как вытягивается от страха лицо – в дальнем углу кто-то злобно ворочается… Тьфу, чёрт! Это Карон. Главный специалист по психологии граничных состояний, погоняло – Погранец. Известен своими постоянными приставаниями к сотрудникам с просьбой пополнить его нумизматическую коллекцию древней монеткой.
– Кароныч! – С удовлетворением наблюдаю, как он подпрыгивает от испуга, а его вытянувшееся лицо легко развеивает мой собственный страх.
– Ох! Ну в-вы меня и напу-пу-пугали! – Заикаясь, неуверенно смеётся.
А что – его состояние сейчас как нельзя лучше соответствует его профессиональной ориентации.
– Ты что тут делаешь? – Подхожу поближе, пытаясь разглядеть, с чем он там копается в углу.
Ага, знакомая конструкция, всегда вызывавшая интерес в мои нечастые появления в этом секторе Института: перевернутая пирамида высотою с полметра, с трудом балансирует на узенькой площадке вершины. Редкие тоненькие подпорки не сильно и помогают удерживать неустойчивое равновесие. В общем, чем-то напоминает иллюстрацию к сюрреалистическим картинам безумного Дали.
– Что это? – Не смог удержать давно вертевшийся на языке вопрос.
– Ну-у, готовлю пре-презентацию, так сказать, визуали-лизирую свою теорию ли-личности, – Карон слегка смущается, поэтому говорит шёпотом.
– Хм-м. Интересно. А можно поподробнее?
– Конечно. Смотрите. – Как заправский лектор, он тыкает остриём карандаша в пирамиду.
Наклоняюсь, чтобы поближе всё рассмотреть. Как оказалось, конструкция собрана из многочисленных блоков, чем-то напоминающих крупные костяшки домино. На некоторых видны надписи, правда, сделанные довольно корявым почерком, отчего плохо читаются.
– Это, – Погранец, немного успокоившись после приступа страха, демонстрирует одну из «костяшек», – Личностные архетипы, так с-сказать, с-сформированные в подсознании стереотипы восприятия определенных жизненных ценностей.
На одном из элементов конструкции с трудом удается разобрать надпись – Семья.
– Вот, – Карон кивает головой на сваленные в углу блоки, – основа человеческого мироустройства, субъективного, конечно. Семья, работа, сын/дочь, так сказать – дети, квартира, достаток, богатство, в общем личностные базовые ценности. Из них и выстраивается вся психологическая карта индивидуума, так сказать, его жизненная па-парадигма. Чем ближе к вершине пирамиды, тем значимее для субъекта данный элемент. В верхний ряд вершины закладываются фундаментальные жизненные ценности, являющиеся, так сказать, личностной квинтэссенцией смысла жизни индивидуума. А дальше на них уже достраиваются в порядке субъективной ценности прочие элементы, имеющие значение для данного конкретного индивида, которые в массе своей и формируют всю индивидуальность личности.
Пояснение показалось через чур многословным, но сама идея стоила внимательного изучения. Я даже тихонько присвистнул – не знал, что у Кости в отделе разрабатываются такие интересные тематики.
– И разрабатываемая мною тема – устойчивость психики к воздействию внешних факторов – целиком и полностью зависит от того, какие из базовых архетипов заложены в вершину пирамиды-личности. У кого-то там один-единственный блок, и в случае его разрушения при контакте с реалиями внешнего мира, априори разрушается вся конструкция надстройки. Человек полностью теряет возможность на полноценное взаимодействие. Мир, так сказать, рассыпается в глазах субъекта, теряются его опорные точки, стабилизирующие личность. Что выливается в пьянство, суицид и прочие прелести деградации связного взаимодействия с окружением.
– Хм-м, интересно. Напоминает теорию иерархий Маслоу. Только поставлено с ног на голову.
– Ну, не совсем по Маслоу. Все-таки у него слоистая структура иерархий потребностей, а у меня структура личности, как она есть. Как бы вам по-проще объяснить…
Хм-м, это он что: намекает, что по-сложному я не пойму? Вот наглец Погранец!
– Структура личности, в моей теории, складывается из различных паттернов, сформировавшихся в процессе взаимодействия социального окружения и личностного опыта, и сложным образом взаимодействующих между собой, что и определяет индивидуальность каждого субъекта. Пирамида, конечно, слабо отражает всю сложность данной структуры, но хорошо демонстрирует уязвимость цельности перед разрушением базовых паттернов, располагающихся в вершине пирамиды. У многих индивидов там присутствует всего одна, максимум – две – фундаментальные ценности, на которых и наслаиваются остальные, формирующие основное тело пирамиды. Так сказать, устойчивость всеразрастающихся верхних слоев перевернутой пирамиды полностью зависит от нескольких нижних, и поэтому разрушение ключевых блоков вершины ведет к полному демонтажу конструкции. А уничтожение происходит при взаимодействии с объективной реальностью, когда внутренние эталонные образцы не совпадают с реально существующими либо их субъективное сравнение приводит к внутреннему противоречию.
– Очень интересно.
– Разрушение стереотипов в одном из промежуточных слоев, где в каждом присутствует несколько равноценных паттернов, некритично для индивида. Из этого видно, что наиболее угрожающий фактор – наличие в основании единственного базового жизненного принципа, так сказать, индивидуального смысла всей жизни.
– Более-менее суть твоей теории я понял, но какое практическое применение, всей этой, – я киваю головой на пирамидальную структуру личности, – постройки?
– Можете посмотреть там, – Карон приглашающе указывает рукой на дверь в соседнее помещение.
– А что там?
– Уже собранные «личности».
Я пользуюсь приглашением и прохожу в дверь. Ого! Огромное пространство сплошь заставлено перевёрнутыми пирамидами. Где покосившимися, и с трудом удерживаемыми от падения подпорками, а где уверенно балансирующими на своих малюсеньких площадочках снизу. Кое-где и вовсе видна только стандартная пирамида из рассыпавшейся ранее конструкции.
– Это по заданию Др.Shark собираем коллекцию работников Института.
Мурашки на спине неожиданно просыпаются и устраивают весёлый хоровод вокруг позвоночного столба. Ладно, хотя бы пока без задорных песен.
– И моя есть? – дрогнувшим голосом спрашиваю я.
Погранец лишь неопределенно мотает головой, оставив вопрос в подвешенном состоянии с затянутой на шее петлей.
– Что за подпорки? – Неосторожно тыкаю пальцем в ближайшую, отчего та отваливается, вызывая опасные колебания всей конструкции.
– Эй, осторожней! – кричит ваятель, – Это же Золь!
На табличке рядом действительно вижу ФИО нашего, вставшего на путь исправления, начальника отдела полимеров. Успокаивающе поднимаю руки.
– Это используемые людьми сознательные скрепы, – продолжает лекцию Карон, когда убеждается в устойчивости задетой мною конструкции, – Ну-у-у, например, когда разрушаются какие-то близкие к вершине блоки, и пирамида теряет остойчивость. У человека субъективно почва уходит из-под ног, мир вокруг рушится: жена ушла, квартиру банк забрал за долги по ипотеке. В стремлении удержать какое-то подобие стабильности окружающего – обращаются к приятным воспоминаниям, ищут поддержку в старых товарищах, держатся за детские воспоминания, занимаются любимым коллекционным хобби, в общем скрепляют, как могут, разваливающуюся личностную вселенную. Часто безрезультатно – ведь перво-наперво надо пересматривать основные личностные установки, расширять вершину пирамиды, делая ее более устойчивой. В данном случае вы скорректировали недавно установленную мною опорку – кодировка от алкоголизма.
Карон пытается снова пристроить выбитую подпорку, но только вызывает опасные колебания неустойчивой конструкции. Пожимает плечами и откладывает ставший бесполезным элемент в сторону. Пока он упражняется с пирамидальным Золем, я встаю на колени и разглядываю соседнюю конструкцию. Неправильная пирамида в отличие от многих, балансирующих рядом, имеет совсем небольшое основание, отчего кажется более похожей на острый клин. Вершина пирамиды, состоящая из одного блока, перекошена – единственная «костяшка» почти разрушилась под нависающей массой, удерживая её лишь остающимся пока целым краешком – совсем немного, и всё должно обрушиться.