– А почему меня?
– Потому что мы читали вашу статью в одном из номеров журнала «Записки по гидрографии». У вас еще есть вопросы, на которые вы хотели бы получить ответы, или я могу вернуться к своему?
– Спрашивайте, – сказал Борис. Но все-таки не удержался и спросил сам: – А вы действительно читали мою статью?
– Действительно, – сухо произнесла его собеседница. – Поправьте меня, если я ошибусь. «Тысячи лет маяки верой и правдой служили людям. Они спасли великое множество судов и жизней. А затем человечество предало их и обрекло на забвение и вымирание…». Все верно?
– До единого слова, – ошеломленно выдохнул Борис. – Вот уж не думал…
– Это заметно, – с едва уловимой иронией сказала женщина. – Но пора уже начинать думать. Мы говорим с вами битый час, а толку никакого… Кстати, я правильно высказала свою мысль по-русски?
– Даже слишком. Так как, вы сказали, вас зовут?
Женщина вздохнула, но все же ответила:
– Катриона. По-русски Катерина. Послушайте, господин Смирнов…
– Борис, – сказал он. – Зовите меня Борис.
– Хорошо, Борис, – не стала спорить она. – У вас есть другие желания, которые я должна исполнить, прежде чем вы позволите мне приступить к теме нашего разговора?
– В таком случае, если это вас не затруднит, конечно, не могли бы мы пообщаться с вами по скайпу?
– Зачем?
– Катриона, я хочу взглянуть на женщину, которая без запинки цитирует мою статью. И это при том, что журнал, в котором эта статья будет опубликована, выйдет только через шесть месяцев, – ответил Борис. – Интуиция мне подсказывает, что эта женщина либо лгунья, либо… Она из будущего.
– Поверьте, мое предложение намного интереснее вашего, – после недолгой паузы ответила невидимая ему Катриона. – Вы не хотели бы некоторое время поработать главным смотрителем маяка Эйлин Мор? Разумеется, за щедрое вознаграждение.
– А почему не Александрийского маяка? – разочарованно хмыкнул Борис.
– Хотя бы потому, что более тысячи лет назад маяк на острове Фарос был разрушен землетрясением, – явно недоумевая, ответила Катриона. – И вам не мешало бы это знать.
– Я это знаю, – раздраженно буркнул Борис. – Как и то, что маяк на острове Эйлин Мор не нуждается в смотрителе. Он полностью автоматизирован. Тому уже с полвека.
– Вы ошибаетесь. Так было, пока остров Эйлин Мор, как часть территории Шотландии, находился под юрисдикцией Великобритании. Но сейчас он является собственностью Эльфландии.
– И давно?
– С того самого дня, когда английское правительство продало остров за такую баснословную цену, что ему стыдно даже заикаться об этом. А поэтому оно охотно согласилось на главное условие этой сделки – сохранить ее в тайне. В противном случае им придется заплатить неустойку, во много раз превышающую ту сумму, которая была получена за остров. И можете мне поверить, выплатить ее не сможет ни одна страна мира.
– Эльфландия? – повторил Борис, словно пытаясь вспомнить. – Никогда не слышал о такой стране.
–. Это маленькое государство. Если быть предельно точным, в настоящее время его территория ограничивается одним этим островом. Но не судите по размерам. От Эльфландии порой зависят судьбы всего мира!
Катриона произнесла это с такой нескрываемой гордостью, что Борис не стал больше ничего уточнять, опасаясь оскорбить ее дух патриотизма. Да и предложенная ему наживка была слишком заманчива, чтобы пугаться крючка, на который она была нанизана. «В сущности, что я теряю, если скажу да? – подумал он. – Обо мне и плакать-то некому, случись что…».
Маяки интересовали Бориса, сколько он себя помнил. Уже в старших классах школы, задумываясь о своем будущем, он начал искать учебное заведение, где готовили бы смотрителей маяков. Но не нашел. Зато он узнал, что к этой работе никогда и нигде в мире не подготавливали специально. Смотритель маяка – это было скорее призвание и образ жизни, чем профессия. Поэтому, получив школьный аттестат и вскоре призванный на военную службу, он отслужил двенадцать месяцев на одном из кораблей Тихоокеанского флота, что было совсем не трудно, учитывая, что он родился и вырос во Владивостоке, а этот город всегда славился своими морскими традициями. А затем поступил в гидрометеорологический колледж. Его приняли вне конкурса, как сироту. Через три года ему выдали диплом, в котором было записано: «Квалификация: техник-метеоролог». Профессия, которую он получил, называлась гидрометнаблюдатель. Но это ни на шаг не приблизило его к осуществлению своей мечты. Он работал на гидрометеорологической станции в одном из поселков на юге Приморского края, а бредил маяками. Он знал о них все, что только было возможно.
Из так называемых семи чудес света Александрийский, он же Фаросский, маяк был для него самым главным. А Сострата, сын Дексифана из Книда, который построил и посвятил Фаросский маяк «Богам-спасителям ради мореходов», он считал величайшим из людей древности.
Все деньги, которые Борис зарабатывал, он тратил не на развлечения, девушек и одежду, как большинство его сверстников, а на то, чтобы увидеть своими глазами маяки, о которых он читал в книгах, ощутить на ощупь влажную шероховатость их каменных стен. Первую свою туристическую поездку за рубеж Борис совершил в испанский город Ла-Корунья, где находился древнейший из ныне действующих маяков, построенный ещё во времена римского императора Траяна во II веке нашей эры. Затем он посетил самый высокий в мире 106-метровый маяк, установленный в японском городе Иокогама. И побывал в единственной в мире Вознесенской церкви-маяке, сооруженной в 1862 году на Секирной горе Большого Соловецкого острова. И это было пока все. Но он мечтал подняться на американскую статую Свободы, которая с 1886 по 1902 год использовалась как маяк, и знал, что однажды это свершится.
Он бережно хранил нидерландскую банкноту в 250 гульденов с изображением маяка Вестерлихтторен. А еще сам составил карту мира, на которой крошечными красными флажками отмечал места, где были установлены работающие маяки.
Но с каждым годом флажков на его карте становилось все меньше. Развивались и подменяли маяки спутниковые навигационные системы GPS и ГЛОНАСС. Строения, подтачиваемые водой и ветрами, ветшали, их закрывали, чтобы не тратиться на ремонт. Маяки безвозвратно уходили в прошлое. Туда, где уже навсегда скрылись Колосс Родосский, висячие сады Семирамиды, храм Артемиды Эфесской, мавзолей в Галикарнасе, некогда служивший усыпальницей царя Карии Мавсола, статуя Зевса Олимпийского из священной рощи Альтиса…
Вымирала и профессия смотрителя маяка. В истории человечества это случилось не впервые. В Древнем Риме были в почете органисты водяного органа, который работал на том же принципе, что и обычный духовой орган, только вместо воздуха в нем использовалась вода. Даже император Нерон играл на таком, услаждая свой слух. В средневековой Европе было известно ремесло шпагоглотателя, выступавшего на рынках и ярмарках. В России давно исчезли ямщики, правившие лошадьми с каретами, предназначенными для перевозки пассажиров. В двадцатом веке от Рождества Христова пришел черед смотрителей маяков.
Изобретение шведского ученого Густава Далена, за которое он получил одну из первых Нобелевских премий по физике, – солнечный клапан, позволивший маякам автоматически включаться ночью и выключаться при солнечной погоде, – постепенно свело работу смотрителей только к экстренному ремонту. Последний из них покинул маяк еще в девяностые годы давно минувшего двадцатого века, когда Борис только появился на свет. Оставшиеся, наиболее важные для морского судоходства, маяки были полностью автоматизированы.
И вдруг, почти четверть века спустя, ему, Борису Смирнову, предложили работу смотрителя маяка. И не какого-то заурядного, а маяка на острове Эйлин Мор, который вот уже более ста лет возбуждал любопытство всего человечества, во всяком случае, той его части, что увлекалась паранормальными явлениями, необъяснимыми тайнами и неразрешимыми загадками. И это было тем более удачно, что всего месяц тому назад он уволился с прежнего места работы, решив перебраться во Владивосток, где тоже была гидрометеорологическая станция. Решимость подогревалась мыслью, что если он не найдет работу по специальности, указанной в дипломе, то в большом портовом городе всегда есть другие способы заработать себе на жизнь. Он арендовал на месяц самую дешевую из тех, что предлагали агентства, однокомнатную квартиру, которая, тем не менее, лишила его почти всех накоплений «на черный день». И теперь Борис, за это время так и не устроившийся никуда, не знал, где добыть денег, чтобы продлить срок аренды, которая заканчивалась через три дня.
А потому, соглашаясь на предложение Катрионы, он ничего не терял, а только приобретал. Так он думал в эту минуту.
– Вот и хорошо, – вдруг услышал он. – Мы знали, что вы не откажетесь.
– Но я еще ничего не ответил, – запротестовал было Борис.
– А то, что подумали, не в счет? – возмутилась Катриона. – Или вы думаете одно, а говорите другое? Тоже мне, Галилео Галилей нашелся!
И Борис мог бы поклясться, что она закончила свою гневную тираду насмешливой улыбкой. Но это поразило его не настолько, чтобы сменить тему разговора и начать задавать глупые вопросы о чтении мыслей на расстоянии и прочей антинаучной чепухе. То, что ему предлагалось обсудить, действительно было намного важнее всего остального в мире.
– Так да или нет? – спросила Катриона. Она явно начинала терять терпение. Поэтому он торопливо воскликнул, на этот раз почему-то по-французски:
– Oui, madam!
– Между прочим, mademoiselle, – поправила его Катриона. – Но к нашему разговору это не имеет никакого отношения. Итак, если вы согласны, то слушайте меня внимательно…
– А это надолго? – перебил ее Борис. – Ваши инструкции?
– А вы куда-то торопитесь? – удивилась Катриона. – В четыре часа утра?
– Зябко, – поежился Борис. – Рубашку накинуть можно?
В июле солнце и влажность совместными усилиями превращают Владивосток в раскаленную печку, и он спал голым. Однако на исходе даже июльской ночи можно озябнуть, если долго стоишь напротив приоткрытого окна обнаженным. Пытаясь согреться, Борис переминался с ноги на ногу, словно долговязый журавль на болоте, выслеживающий лягушек. Но это мало согревало.
– Рубашку можно, – милостиво разрешила Катриона. – И даже штаны, если хотите.
Борис мысленно ахнул. Ему пришла в голову нелепая мысль, что женщина, умеющая предугадывать будущее и читать мысли, была способна видеть своего собеседника, даже если тот находится за тысячи километров. И все это время она созерцала его, Бориса, во всей его первозданной тощей наготе, не скрытой никакими ухищрениями цивилизации! Подумав об этом, Борис невольно бросил взгляд вниз, куда-то между пупком и коленями, но не увидел ничего утешительного для себя. В свою защиту он мог бы сказать, что очень замерз, но сам понимал, что это оправдание не вызовет у его собеседницы ничего, кроме презрительной усмешки.
– Не преувеличивайте моих возможностей, – внезапно услышал он. – Я не настолько всевидяща!
Он не стал натягивать трусы и рубашку, а попросту быстренько завернулся в одеяло.
– Слушаю, – выдохнул он в трубку, которая все это время, брошенная на кровать, ехидно подмигивала ему зеленоватым мерцающим экраном. – И прошу меня извинить, что заставил ждать.
– Ничего, я не скучала, – ответила Катриона невинным голосом. Казалось, она искренне наслаждается смущением Бориса.
Но Борис не дал ей времени на это.
– И когда я смогу приступить к работе, которую вы мне предложили? – спросил он самым официальным тоном, на который был способен.
– Чем раньше, тем лучше, – последовал ответ. – Вообще-то, следующий после ночи на Ивана Купалу день считается лучшим днем в году для этого. Собственно говоря, именно поэтому я и позвонила вам этой ночью. Если вы отправитесь в путь немедленно, то успеете на утренний рейс на Москву. Оттуда – самолет на Лондон. Из Лондона – в Эдинбург. Там перейдете на местные авиалинии и доберетесь до Барра, одного из островов архипелага Внешних Гебрид. Оттуда на морском пароме до острова Льюис рукой подать. А на острове Льюис вас будет ждать катер. Небольшая прогулка по морю – и вы на острове Эйлин Мор. Учитывая разницу во времени, к ночи вы уже сможете приступить к исполнению обязанностей главного смотрителя маяка.
– Я вижу, вы все предусмотрели. И даже такие мелочи, как визы и билеты?
– Разумеется, – радостно сказала Катриона. – Все это уже ждет вас на reception в аэропорту вашего города. Кстати, у вас еще останется немного времени, чтобы на острове Льюис осмотреть святилище Калланиш. Прекрасный памятник эпохи неолита! Еще Плиний Старший и Птолемей упоминали о нем. Вы только представьте – тринадцать вертикально установленных каменных монументов, образующих круги диаметром до тринадцати метров. Правда, чудесно?
– Почему бы и нет, – не стал спорить Борис. – Если уж сам Птолемей…
– Поверьте мне, Борис, вы не пожалеете, – рассмеялась Катриона, словно звонкие колокольчики сыграли веселую мелодию. – И до скорой встречи!
– И когда же…, – начал было он фразу.
Но экран его мобильного телефона уже погас, словно разом омертвел.
Глава 5
Борис посмотрел на часы. Стрелки показывали начало пятого. Летние ночи коротки, и за окном уже посветлело, но улицы были пустынны, словно город вымер. Однако надо было торопиться, чтобы успеть на первый рейс до Москвы. До аэропорта он мог добраться часа за три-четыре, не раньше.
Борис был опытный путешественник. Уже через полчаса он собрался. Умылся, побрился, позавтракал, положил в дорожный рюкзак бритву, зубную щетку, смену белья, энциклопедию маяков мира и документы – диплом и два паспорта, российский и заграничный. Он здраво рассудил, что ни к чему нагружать себя вещами, если собираешься жить и работать на почти необитаемом острове, расположенном на краю света. Униформа обычно прилагается к контракту. А все остальное он сможет купить на острове Льюис, когда, как заверила его Катриона, у него будет время на созерцание местных достопримечательностей. Но осматривать каменные глыбы он не собирался. Намного интереснее было пообщаться с местными жителями, расспросить их о маяке Эйлин Мор и обо всем, что с ним связано. И удобнее всего это сделать в каком-либо магазинчике, расплачиваясь за покупки. Таким образом, он мог приобрести сразу две вещи по цене одной – галантерейный товар и информацию. Причем вторую, которая была бесценна, практически даром.
Борис надел основательно потертые джинсы, клетчатую рубашку, закинул рюкзак за спину и вышел из квартиры, даже не потрудившись написать записку ее хозяину. Он был слишком возбужден мечтами о будущем, чтобы задумываться о прошлом. Ключ он оставил под ковриком у порога.
День, в который начиналась его новая жизнь, обещал быть на диво хорошим. Утренний, но уже теплый ветерок ласкал кроны деревьев, те нежно шелестели листвой, вздрагивая в сладкой истоме под его робкими прикосновениями. И даже шустрые, встрепанные и чумазые городские воробьи чирикали не вразнобой, как обычно, а в лад, словно хором выводили какую-то мелодию. Они казались чуть сонными и уставшими, будто не спали в эту ночь, а предавались до утра веселью и любви.
– Эй, птахи, – окликнул их Борис. – Или вам тоже в ночь на Ивана Купала дозволено все?
Он вдруг все вспомнил. Мальчишкой, когда еще были живы его отец и мать, он проводил летние каникулы в деревне, у бабушки. И та рассказывала, что в ночь с 6 на 7 июля нельзя спать, потому что во сне, беспомощный, ты можешь стать жертвой нечистой силы. В эту самую короткую ночь в году нечисть получает законное право творить все, что ей вздумается, не страшась возмездия. Ведьмам дозволено танцевать на Лысой горе и приносить своему хозяину сатане человеческие жертвы, лешим – заводить путников в лес и там губить их, водяным – топить людей, колдунам – портить хлеба и молоко у коров.
Но и людям в эту ночь доступно многое из того, что было запретным ранее. Девушка может узнать свое будущее, пустив сплетенный из цветов венок по воде. А юноша без боязни быть утопленным может предаться плотской любви с русалкой, принявшей человеческий облик. И любой человек способен в одночасье стать богатым, отыскав в лесу цветущий папоротник, под которым скрывается несметный клад.
В древние времена, говорила ему бабушка Алевтина, старенькая, седенькая и беззубая, сама чем-то похожая на ведьму из сказки, но только очень добрую, день рождения Ивана Купалы отмечали многие народы. Только по-разному называли этот мистический, загадочный, разгульный и веселый праздник: в Литве – Ладо, в Латвии – Лиго, в Польше – Соботки, в Беларуси и на Украине – Купало или Купайло. Кто-то утверждал, что начало ему положил языческий Даждьбог, другие называли Иоанна Крестителя, а самые отпетые указывали на Ярилу, который издревле служил символом плодородия и мужской сексуальной мощи. Но на этом бабушкины рассуждения обычно прерывались, и Борис так никогда и не узнал, что она сама думала об этом, и кому из этих богов и святых в дни своей молодости платила щедрую дань в бессонную и бесстыжую ночь, случавшуюся раз в году…