Детка… От этого слова я всегда начинала часто дышать, а сердце было готово выпрыгнуть из груди. Ведь мой суровый, всегда жёсткий мужчина так редко баловал меня чем-то нежным и мимишным.
Детка… Однажды я мгновенно простила его за оплеуху, которую он дал мне в кафе, при всех. Это было так унизительно, так больно, так жестоко. И, самое главное – ни за что. Просто мужчине показалось, что я слишком кокетливо разговариваю с официантом. Хотя, это была лишь простая вежливость. И, когда моя щека запылала от удара ладонью, я выскочила из-за столика, и понеслась в сторону женского туалета.
– Детка, прости!
Игорь колотил кулаком в створку кабинки, и я, ожидаемо, растаяла. Нельзя было это прощать – ещё тогда нужно было бежать от этого тирана. Но, меня словно приворожили. А за обращение «детка» я была готова простить и забыть абсолютно всё.
А что теперь?
Спустя полгода после расставания передо мной стоит всё тот же мужчина. И эта же небрежно брошенная фразочка «детка», и те же пронзительные серые глаза.
Но, теперь это слово не вызывает ни дрожи в коленях, ни умиления, ни всепоглощающей нежности. Ничего. Пожалуй, только раздражение. Раздражение на саму себя. Что я была такой дурой, такой непроходимой тупицей! Что позволяла вытирать о себя ноги и прощала абсолютно всё!
Возможно, если бы я была чуть жёстче, смотрела бы на Игоря не через розовые очки, я бы смогла построить с ним нормальные, здоровые отношения.
Но, в моих мыслях он был идеал – чудесный принц из сказки, а я – гадкий утёнок, на которого, по недоразумению, бросил взгляд самый чудесный мужчина на свете.
Вот и поплатилась.
– Так что, детка, где твой старикан?
Я морщусь от этого слова, которое, почему-то, до сих пор больно бьёт по моей психике, и огрызаюсь.
– Он не старик, я же тебе сказала.
– Тогда почему так официально? Спишь с начальником? Стала личной секретуткой какого-то босса?
У меня перехватывает дыхание, и я краснею. Моё воображение тут же нарисовало очень пикантную картину – как я сижу на письменном столе в одном нижнем белье, а Полонский расположился в мягком кожаном кресле напротив меня.
Ах, видимо, у меня слишком давно не было интимной жизни, и мой организм начинает подавать сигналы. Но, бывший не должен об этом догадаться! Ведь у меня, якобы, есть любимый мужчина.
– Прекрати свои пошлые, грязные домыслы!
Я хватаю сынишку на руки, вытираю ему личико, и несу на диван – переодеть подгузник и подготовить к дневному сну. Мне нет дела до Беляева – он мне надоел. Почему я вообще должна перед ним отчитываться? По документам ни мне, ни сыну – он никто. Потому что Никитку он так и не признал, а на мне так и не женился.
А Игорь, тем временем подлетает к шкафу, стоящему в комнате, и распахивает его настежь, окидывая полки и штангу с вешалками своим хищным взглядом.
Закрываю глаза и закусываю губу. Ну, конечно, я не ожидала такого.
– Но тут нет никаких мужских вещей!
Мужчина с победным видом поворачивается ко мне, тут же открывая ящик комода, стоящий рядом со шкафом. Ранее эта пока в комоде была отдана под его вещи – трусы и носки, но, с тех пор, как Беляев покинул эту квартиру, полка пустует.
– Ты мне соврала!
Он начинает лихорадочно выдвигать ящики комода. Выудив со второй полки мой новый, кружевной красный бюстгальтер, он искривляет губы в победной улыбке.
– Никаких мужских вещей в квартире нет! Только твои и Никитоса! Значит, нет у тебя никакого романа с боссом! Нет никакого Максима Дмитриевича!
Беляев начинает приближаться ко мне, покачивая на указательном пальце мой новенький бюстгальтер.
– Что скажешь, детка?
Меня всю передёргивает.
– Не смей называть меня детка!
– А что так? Раньше тебе нравилось, когда я тебя так называл, и даже очень. Прям текла вся!
Игорь подходит ко мне почти вплотную, и я прижимаю к себе Никитку – как бы защищаясь им, ставя между собой и мужчиной.
Его грязная фразочка больно резанула слух, а сердце учащённо забилось. Он прав, чёрт возьми. Ещё полгода назад я бы уже срывала с него одежду, и мечтала о страстном, необузданном сексе. Но сейчас, в моей душе – словно выжженная пустыня. Всё как-то голо и незащищенно.
– Положи ребёнка, не будь дурой!
Дура. О, это излюбленно обращение Игоря ко мне. Я всегда была для него дурой – когда меня обсчитывали в магазине, когда я покупала дорогое платье, и даже когда забеременела.
Хотел ли Беляев ребёнка? Я не уверена. Он хотел просто кончать в меня, когда ему заблагорассудится, а о средствах контрацепции я должна была позаботиться сама.
Хотела ли я ребёнка? Определённо – да. Потому что это был любимый мужчина. Самый любимый, не смотря ни на что.
Вот поэтому и дура. Согласна. Но больше он не посмеет так меня называть!
– Заткнись и проваливай!
Я смотрю прямо в глаза Игорю и холодею – в них просыпается что-то грозное, животное, страшное. Я не могу подвергнуть сынишку опасности. Отступаю на шаг назад, и сажаю мальчика в манеж. Тут он в безопасности.
– Что ты сказала?
Мужчина наступает на меня, шумно дыша.
– Уходи! Я не желаю тебя видеть! Ни мне, ни Никите ты абсолютно не нужен! Проваливай!
Я это сказала? Господи, и откуда, только взяла силы?
Игорь останавливается, и задумчиво пожёвывает губу, испепеляя меня взглядом своих серых глаз.
– А ты изменилась. Стала другой. Более уверенной в себе, самодостаточной, дерзкой. Это меня заводит.
У меня замирает сердце. Что он хочет этим сказать?
А Беляев растягивает губы в ухмылке и прищуривается:
– Это мне нравится. Давай поиграем, детка!
Опять это ненавистное слово!
– Я для тебя больше не детка. Я – Маргарита Денисовна, и точка. Никитка тебе не сын, пока ты не зарегистрировал его на себя и не стал платить алименты. А, знаешь что? Не нужно мне от тебя ни отцовство, ни алименты. Просто исчезни из нашей жизни!
– Ты определённо стала решительной. Уже не та наивная дурочка, и уж точно не детка. Ты права, тебе нужно имя посолиднее.
Что, я не ослышалась? Что он этим хочет сказать?
А Игорь продолжает наступление на меня, и хватает меня за руки. Больно.
– Отпусти!
– Ну, уж нет. Я уже хочу тебя, Марго. Теперь буду называть тебя только так. Как мне нравится, когда ты такая дерзкая, неприступная, резкая! Как я хочу тебя!
У меня внутри всё переворачивается от омерзения, которое я испытываю к отцу своего ребёнка. Я пытаюсь вырваться из его цепких рук, но у меня ничего не выходит – Игорь крепко сжимает меня за запястья, и припадает влажными губами к моей шее.
Как будто электрический разряд проносится мо моему телу, и я яростно начинаю сопротивляться. Не хватало ещё, чтобы этот мерзавец изнасиловал меня на глазах у сына!
– Ты же говорил, что у меня ни рожи, ни кожи, ни сексуальности! А теперь вдруг заявляешь, что хочешь меня? Ну, уж нет, убери свои грязные лапы!
Я стискиваю зубы, и высвобождаю одну руку из цепких лап Беляева. На моём тонком запястье остался красный отпечаток пальцев – значит, завтра, сто процентов, будет синяк.
– Иди сюда!
Мужчина пытается перехватить мою руку, но у меня словно проснулось второе дыхание. Меня захлёстывает ярость, я размахиваюсь и сильно шлёпаю бывшего любовника по щеке.
Ого, я смогла! Я дала оплеуху!
Глаза Игоря расширяются, и я вижу, как он напряжён – на шее начинает пульсировать венка.
– Я не понял, ты чего такая смелая стала? На курсы самообороны записалась, что ли?
Он опускает руки, и, не мигая, смотрит на меня изучающее, очень настороженно. Ага, он меня опасается!
– Были бы у меня ногти, я бы сейчас тебе всю рожу расцарапала!
Беляев криво ухмыляется:
– Значит, сегодня мне ничего не грозит? Чудесно!
– Убирайся!
Протискиваясь между мужчиной и манежем с сыном, я спешу в прихожую. Очень надеюсь, что всё закончилось, и Игорь больше не станет пытаться взять меня силой.
Толкаю дверь наружу:
– Уходи! Я не желаю тебя больше видеть!
Мужчина подходит ко мне вплотную и выставляет вперёд руку. Затем наклоняется в бок, и прикрывает входную дверь:
– Не думай, что тебе так легко удалось от меня отделаться! Я ещё вернусь, и ты обязательно будешь моей, не сомневайся!
По моему телу проносится волна дрожи от этого шипящего, угрожающего голоса. Коленки начинают трястись, а внутри всё переворачивается – неужели, он, наконец-то, уйдёт?
Тут входная дверь распахивается, и на пороге возникает подтянутая широкоплечая фигура хоккеиста. У Игоря вытягивается лицо, и он, нахмурив брови, спрашивает:
– Мужик, ты кто?
У меня как будто камень с души свалился!
Я кидаюсь к ничего не понимающему спортсмену, и обвиваю его шею своими руками. Полонский удивлённо переводит взгляд с Беляева на меня, но, слава Богу, молчит. Мне нельзя дать ему сказать хоть что-то, иначе он выдаст меня с потрохами!
– Дорогой, ты пришёл!
Я целую Максима Дмитриевича в губы и сразу отстраняюсь. Блин, я сама от себя не ожидала такого поступка. Никогда ранее мне не приходилось целовать мужчину первой вот так, с наскока.
Мммм, а губы хоккеиста очень нежные, мягкие, и с каким-то сладким привкусом – возможно, он ел какую-то конфетку только что.
– Что тут происходит?
Полонский явно обескуражен моим пылким поцелуем. Но ещё больше он недоумевает по поводу присутствия рядом со мной незнакомого мужчины, который настроен весьма враждебно.
– Познакомьтесь. Игорь Беляев – мой бывший молодой человек. А это – Максим Полонский, мой любимый мужчина.
Я хватаю спортсмена за руку, и изо всей силы сжимаю её. Господи, только бы он промолчал и всё понял!
– А вы случайно не хоккеист? Мне кажется, я видел игры с вашим участием.
Беляев выжидательно смотрит на соперника оценивающим взглядом, чуть отступив от меня на шаг.
– Да, вы правы. Я – нападающий сборной.
Понимаю, что знакомство состоялось, и хоккеист не выдал меня. Это просто отлично!
– Так значит, вы теперь вместе с Риткой?
Игорь кидает презрительный взгляд в мою сторону.
– Нет, вы не правы. Не с Риткой, а с Маргаритой. Я очень люблю и уважаю свою девушку, и прошу от всех остальных такого же уважения к её персоне!
Голос Полонского звучит громко в моей маленькой прихожей, и у меня от счастья перехватывает дыхание. Вот он какой! Не только всё понял, но и заступился! Вряд ли Игорь полезет в драку с профессиональным спортсменом – побоится за своё здоровье.
– Да-да, вы правы.
Беляев опускает глаза в пол, а потом, прищурившись, спрашивает:
– А вам известно, что вы живёте на моей жилплощади? Я уезжал ненадолго, но эта квартира Маргарите не принадлежит – мы покупали её совместно. Я думал, что наши хоккеисты – состоятельные люди и не будут ютиться в двадцатиметровой студии на окраине Москвы.
У меня забилось сердце. Чёрт возьми! Чего хочет добиться Игорь? Компенсации за полквартиры? Но мне не выкупить сейчас его долю, я и так погрязла в долгах и кредитах!
– Не знал. Что ж, в таком случае, Рита пока переедет в мою квартиру в центре. А вы занимайтесь разменом этой студии!
– На что я разменяю полквартиры? На комнату в коммуналке?
Полонский пожимает плечами, а я подскакиваю к бывшему любовнику, и трясу кулачком у него возле лица:
– Ты – мерзкий и наглый! Как бросить меня с двухмесячным ребёнком на руках – пожалуйста! Не платить алименты – тоже! А квартиру тебе подавай! Я не откажусь от нашей с Никитой доли, она принадлежит нам по праву, туда вложены мои сбережения!
– Да ты вон к Максиму Дмитриевичу переедешь. Неужели, тебе денег не хватит? Оставь мне квартиру, а?
– И не подумаю! Убирайся! Я подумаю, как можно разделить жилплощадь. Но дарить тебе ничего не собираюсь.
Игорь морщится и оттопыривает губу. Он вмиг становится похожим на обиженного мальчишку, которому не купили понравившуюся машинку. И что мне раньше нравилось в этом мужчине? Почему я думала, что у него сильный характер? Теперь видно, что он обижает только тех, кто слабее, а перед трудностями – пасует.
Обычный домашний тиран. Жалкий и гадкий. Вряд ли он вообще что-то может, кроме угроз.
В душе поднимается какая-то волна гнева, и я понимаю, что у меня появилось стойкое отвращение к некогда бывшему любимому человеку.
– Вот ты, какая стала. Что ж, ещё встретимся.
Он отталкивает Полонского и выбегает из квартиры. Хоккеист смотрит ему вслед и выгибает одну бровь дугой:
– Хочешь, я его догоню?
Я машу рукой, и захлопываю дверь. Вот ещё! Марать руки об этого гнилого человека? И где были мои глаза, когда я любила его?
– Проходи, пожалуйста. Спасибо, что подыграл.
Я щёлкаю замком и иду в комнату – проверить, что делает Никитка. Нужно и впрямь будет подумать о том, как разъехаться с Беляевым, чтобы он оставил меня, наконец, с сыном в покое.
4
– Уснул?
Максим Дмитриевич аккуратно заглядывает в манеж, где лежит, свернувшийся клубочком, мой любимый мальчик.
Киваю.
– Ну, что ж поделаешь. Не будить же. А долго он спать будет?
Я с тревогой смотрю на настенные часы, прикидывая, который час.
– Часа полтора. У него сейчас зубки режутся, он очень капризный.
Мужчина опирается на манеж руками и, не мигая, смотрит на спящего мальчика. В его глазах читается растерянность и какая-то грусть. Я понимаю, что хоккеист, скорее всего, вспомнил про своего сына, которого неизвестно куда увезла его любовница.
– Скучаешь?
Мужчина шумно вздыхает, и я понимаю, что это так. Сейчас он абсолютно другой. Таким нежным и спокойным я его ещё не видела. А где постоянные подколы, ирония, самолюбование? Ничего этого нет. Сейчас спортсмен стал другим – серьёзным, спокойным, грустным.
В душе зашевелилось что-то, похожее на жалость. Захотелось подойти к этому мужчине и обнять его, согреть своим телом, прошептать что-то утешающее.
– Пойдём, чаю попьём. Заодно и расскажешь мне о Лизавете. Я ведь должна стать ей, или, могу оставаться самой собой?
Мужчина понуро плетётся за мной на кухню, и я понимаю, что встреча с моим сыном выбила его из седла – таки печальным я не видела его прежде.
– Да нет, зачем тебе перевоплощаться в Лизу полностью? Достаточно помнить как мы познакомились да пару базовых историй. Я думаю, этого будет достаточно.
– Но ведь, если я буду сама собой, то стопроцентно очарую твоих родственниц, и они будут разочарованы, когда мы якобы расстанемся.
На моём лице появляется задорная улыбка, а Полонский поднимает на меня свои зелёные глаза.
Он удивлён. Очень.
– Ты так уверена в себе? Это даже странно после того, как ты сама назвала себя мисс Несчастье.
Пожимаю плечами и продолжаю лучезарно улыбаться.
– Это не я себя так назвала, в коллективе надёжно прилепилось такое прозвище. Да, не беда. Я уже давно не обращаю внимания на неприятности. Ведь понимаю, что некоторым ещё хуже, чем мне. Вот тебе, например.
Я замолкаю и закусываю губу.
Ну, какого чёрта я снова наступила на больную мозоль Максима Дмитриевича? Ещё бы заявила ему про похищенного сына! Мужчина вправе сейчас огрызнуться и поставить меня на место.
Но, хоккеист лишь опускает глаза стол. Я поспешно начинаю насыпать быстрорастворимый кофе в чашки. У меня нет кофемашины и я, к сожалению, не могу предложить Полонскому вкусный кофе. Но, чем богаты, теми рады.
– Лизавета – начинающая модель. Мы познакомились на съёмках рекламы шампуня. Это была её первая серьёзная роль. И последняя. Ведь потом она забеременела, забросила карьеру ради меня.
Я замираю с чашкой в руках, и понимаю, где я раньше видела этого мужчину, и почему мне его лицо показалось таким знакомым. Ну, конечно же, реклама!
Моя память услужливо подсовывает мне картинку из рекламного ролика, где красавец – хоккеист катает по льду не шайбу, а флакон шампуня. А потом ловко забрасывает его в ворота, на которых стоит эффектная брюнетка. Да-да, я хорошо помню эту рекламу, так как Игорь всегда залипал в экран, когда показывали крупным планом эту модель. В плиссированной короткой синей юбочке, на подобие той, которую носят девочки в школе, и в обтягивающем топе, из которого вываливалась сочная грудь третьего размера, она, наверняка, приковывала взгляды всех представителей мужского пола.