Сергеев пожал плечами.
– Тогда напишете другой рассказ.
Заглянувший на кухню помощник что-то прошептал ему на ухо. Олег Михайлович встал из-за стола и вышел.
Пока он отсутствовал, Карпов успел допить остывший чай. К последнему бутерброду он не притронулся. Сказалась привычка не брать с тарелки последнее, когда в доме находится гость. Впрочем, кто в этом доме гость, а кто хозяин, сомневаться не приходилось.
– Мне пора, – сказал Сергеев, вернувшись. – О Лучинском забудьте. Ваши судьбы никак не связаны между собой.
В коридоре Геннадию Ивановичу пришлось посторониться. Из комнаты выносили телевизор.
– Куда вы его?
– Поменяем. Этот давно барахлит.
– Можете не возвращать. Я практически не смотрю телевидение.
– Когда у вас останется только одно занятие – ждать, новые привычки появятся быстро, – заверил Олег Михайлович. – Уж поверьте.
Закрыв за ним дверь, Карпов вернулся в комнату и сразу понял, почему ему разрешили пользоваться телефоном. На прикроватной тумбочке стоял допотопный проводной аппарат. На лицевой панели аппарата не было ничего. Ни кнопок, ни диска для набора номера. Карпов снял трубку.
Через один гудок с той стороны ответили:
– Слушаю. Говорите.
Геннадий Иванович вернул трубку на рычаг.
15.30
Выйдя на улицу, Сергеев тут же достал телефон и набрал номер.
– Кристина? Только не вздумай впадать в истерику. Лучинский умер… Нет, это не я… Да точно не я! Он умер в больнице… Какая тебе разница – в какой? Мои люди сейчас выясняют подробности. Может быть, это последствия алкогольной интоксикации. А может, он ночью под машину попал. Туда ему и дорога… – Лицо Олега Михайловича перекосила гримаса досады. – Кристина, я ведь уже говорил тебе. У меня нет привычки повторять дважды… «Туда и дорога» сказал, поскольку действительно так считаю! Но это не повод для убийства! – почувствовав, что теряет контроль над собой, Сергеев задержал дыхание, прежде чем продолжить беседу. – В общем, Лучинский мертв, и с его стороны нам больше ничего не грозит… Да, я смотрю на это именно так. Главное, не паникуй. На всякий случай, в ближайшее время не уезжай из города… Не знаю, на какой случай. Скорее всего, ни на какой. Но если кто-то вдруг – хотя я в это не верю – захочет проверить коттедж, то отсутствие хозяйки может привлечь к дому дополнительное внимание. Еще раз повторяю: этого не случится. А если даже случится, то ровным счетом ничем не грозит. Даже не сомневайся. – Олег Михайлович смягчил тон: – Ты ведь знаешь, как я к тебе отношусь… Не будем об этом, – спокойно, но настойчиво произнес он через паузу. – Я никогда не жалею о принятых решениях. Все. У меня больше нет времени говорить. Ничего не бойся, я всегда с тобой.
Сергеев разъединился. Он действительно никогда не жалел о принятых решениях, но одно из них было неправильным изначально. Не следует вовлекать близких людей в деловые отношения. Теперь придется принимать во внимание последствия допущенной ошибки.
16.40
– Вы догадываетесь, что теперь с нами будет?! – главврач выглядел не так импозантно, как во время первой встречи с Агеевым. Его галстук сбился на сторону, но он, похоже, этого не замечал. – Причем, я подчеркиваю, с нами! Ведь именно по вашему настоянию я перевел его из реанимации. Надеюсь, вы не станете этого отрицать?
– Не беспокойтесь, я не отрекаюсь от своих слов. – Генерал пригладил виски. Он делал это всегда, когда бывал сильно взволнован.
– А ведь я говорил, убеждал – это типичный алкогольный психоз! Знаете, как ведут себя люди в подобном состоянии?! Странно, что он еще лез по простыням. Мог просто выпрыгнуть в окно. Впрочем, результат один.
– Как он умер?
– Перелом основания черепа. И ведь только третий этаж! Нет бы просто ногу сломать! Но сильно можете не убиваться. С такой печенью он протянул бы лет пять, не больше.
Главврач подошел к шкафу и достал бутылку виски.
– Помянуть не желаете?
– Сейчас только пьянства на работе нам не хватало.
– Бросьте! На фоне того, что на меня теперь повесят, запах изо рта – как насморк при чуме.
Генеральская порция оказалась очень щедрой, но Агеев отказываться не стал.
16.50
Медсестра на посту вытирала заплаканные глаза. Давешний санитар стоял рядом и протягивал валерьянку.
– Выпей.
– Не хочу.
– Выпей, легче будет. Чего ты разревелась вообще? Жмуриков не видела?
– Это совсем другое. Если кто от болезни умер – или так.
– Не бери в голову. Он тебе никто. – Санитар посмотрел на девушку. – Я приду через часок?
– С ума сошел?!
– А что такого? Мы ж договаривались.
– Не после такого.
– Подумаешь… Отвлечешься как раз. – Санитар обнял девушку за плечо. – Я умею отвлекать.
– Уйди. – Та сбросила руку.
– Ладно. Как хочешь. Было бы предложено.
Санитар демонстративно отвернулся.
«Сама позовет», – подумал он. И не ошибся.
17.45
Спиртное Агеева не «забрало», что было не удивительно. В острых ситуациях он никогда не пьянел. А ситуация на сей раз вышла та еще.
Высланная охрана опоздала на десять минут. Но, даже если бы они успели вовремя, ничего бы не изменилось. Лучинский одурачил всех.
До звонка, последовавшего из больницы, генерал успел кое-что проверить. Результат вышел обескураживающим.
«Скорую» в названный день и час в район Жуковки вызывали только на ДТП. Врача с таким именем-фамилией ни в одной из бригад не существовало.
А ведь рассказ Павла Борисовича выглядел таким связным!
«Ему бы романы писать, а не критические статьи, – с досадой подумал Агеев. – Даже фамилии всем придумал. Сергеев, Карпов…»
Генерал подумал, подошел к столу и включил компьютер.
На сайте журнала «Путеводная звезда» в составе редколлегии действительно значился некий Геннадий Иванович Карпов. Значит, эта фамилия была реальной.
Агеев постучал пальцами по столу, потом взял телефон и набрал номер. Против ожиданий – время было уже не рабочее – ему ответили.
– «Путеводная звезда»? Могу ли я поговорить с Геннадием Ивановичем Карповым?
– А кто его спрашивает?
Судя по голосу, трубку на том конце взяла довольно юная особа.
– Генерал-майор полиции Агеев.
Такое представление обычно помогало избежать лишних вопросов. Так получилось и сейчас.
– Геннадий Иванович в творческом отпуске до сентября.
Агеев насторожился.
– Правда, вчера сообщил, что работа идет быстро, и он, скорее всего, вернется раньше, – добавила девушка.
– Карпов звонил вам?
– Нет, прислал письмо по электронной почте.
– Откуда вы знаете, что это был именно он?
– А кто же?
– Девушка, – генерал по известным причинам был не в духе, поэтому не стал выбирать слова, – вы хорошо поняли, откуда вам звонят? Не надо отвечать вопросом на вопрос. Спрашиваю еще раз: вы уверены, что письмо прислал именно Карпов?
Собеседница замолчала.
– Ну, да, – ответила она уже без прежней беспечности, но тут же добавила: – Ой, точно да! Уверена!
– Почему?
– Он сказал, что я могу забрать шоколадку в его столе, а то она до его возвращения испортится. И там действительно оказалась шоколадка. А почему вы спрашиваете? – у секретарши с запозданием проснулось женское любопытство.
– Спасибо.
Агеев повесил трубку. И здесь пустышка. Видимо, покойный Лучинский был знаком с Карповым, вот тот и оказался вовлечен в его алкогольный бред.
«Ах, Павел Борисович, Павел Борисович, подкузьмил ты меня, – с горечью подумал генерал. – Ну да какой с мертвого спрос?»
17.50
До самого вечера Карпов гадал: что такое произошло с Сергеевым? Всегдашний демонстративный нейтралитет, подчеркнуто официальный – либо прохладный, либо напрочь лишенный всяких эмоций тон – и вдруг: неожиданное совместное чаепитие, подаренный сюжет… Конечно, это могло быть лишь игрой, но с какой целью? Чего он хочет? Заручиться милостью одной жертвы на тот случай, если другая вышла из подчинения и грозит неприятностями? Впрочем, гадать в отсутствие Фактов можно до бесконечности…
Геннадий Иванович разобрал привезенные из коттеджа вещи. Собирал он их наспех, хватая все, что попадало под руку. Нашлись даже листы с первоначальными вариантами «Ритуала». Карпов понес их на кухню – он не имел привычки хранить рукописи. Мусорное ведро обнаружилось под мойкой. В последний момент объемистая пачка выскользнула, листы рассыпались по полу. Геннадий Иванович принялся собирать их и случайно заметил на одной странице имя Джек. В его рассказе не было никакого Джека.
Карпов присел на табурет. Без сомнений, этот лист не имел к «Ритуалу» никакого отношения. Он содержал наброски какого-то сюжета.
«Американец, – прочел Геннадий Иванович. – Имя, допустим, Джек. Как и большинство американцев, считает, что земной шар – глобус Америки. Любопытства ради едет в Европу. Оказывается в Голландии. Там ему не нравится, потому что все не как в Америке. Ссорится с гидом. Утверждает, что Голландия – скучная страна. Вечером отправляется гулять. Случайно встречает гида. Как ему кажется. Гид дает совет – куда пойти. Ресторан? Беседует с официантом. Что-то спрашивает. Что-то, что ему нужно. Вопрос – что? Что-то такое, что можно найти только здесь, и достаточно редкое, раз он до сих пор этого не нашел. Нужен экстравагантный вариант. Официант называет адрес».
Здесь текст обрывался. Его автором, без сомнения, был Лучинский. Вероятно, он оставил листок в холле коттеджа, где тот и смешался с остальными бумагами во время сборов.
Правда, насколько помнил Геннадий Иванович, вечером в холле никаких бумаг не оставалось. Значит, пить критик начал не сразу. А может, ему это вовсе не мешало. Писал ведь Мусоргский великую музыку, находясь подшофе. Похоже, потерпев неудачу с врачом, Павел Борисович решил доказать, что справится без этого трюка, и в творческом раже начал набрасывать сюжет. Потом остановился, задумался… распечатал то, что получилось… спустился вниз… Там он ходил из угла в угол, прихлебывая из стакана… Постепенно придуманное перестало нравиться ему, а новая идея в голову не приходила. Классная идея, которая побуждает немедленно вернуться к столу. И стала закрадываться мысль – она не придет. Никогда.
Складно, но сомнительно. Критик всегда излучал уверенность. Или это была лишь бравада, скрывавшая лютый страх? В действительности он надеялся лишь на то, что окажется хитрее. И когда его переиграли… Когда остался только один выход – писать… Тут-то он и сорвался. Выпил больше обычного, не смог себя контролировать. Дальнейшее известно.
Гипотеза походила на правду. Мысли о судьбе Лучинского вновь стали неотвязными. Карпов решил воспользоваться проверенным способом и вытеснить их работой. Он сел за стол, включил компьютер и вставил в него переданную Сергеевым флеш-карту. Что там говорит Британская энциклопедия насчет рулетки?
Глава тринадцатая
2 июля
17.10
Сергеев долго не откладывал последнюю страницу. Геннадий Иванович предположил, что первого читателя завершенного им вчера рассказа впечатлил неожиданный сюжетный поворот в конце, и теперь он мысленно раскручивал историю назад, пытаясь понять, в какой момент мог догадаться, в чем дело. Но Карпов ошибся. Сергеев размышлял не о нюансах сюжета. Олег Михайлович был озадачен, если не сказать растерян. И потому пытался выиграть время, чтобы разобраться с мыслями. Ему давненько не приходилось попадать в такие ситуации. Даже во время недавнего кризиса с Лучинским ничего подобного не случилось. Правда, тогда пришлось лишь заменить один план действий на другой. Теперь же… Сергеев не очень понимал, как ему поступить дальше.
Рассказ Карпова оказался хорош. Очень хорош. Олег Михайлович не ожидал этого и, надо честно признать, не хотел. Такой рассказ, конечно, опубликуют. Значит, все? Скоро в этой истории будет поставлена точка? Но разве подобный вариант развития событий исключался с самого начала, хотя и представлялся маловероятным? И почему он привел его в смятение? Во-первых, публикация вовсе не гарантирована. Рассказ, как показывает практика, может просто кануть в Лету на заваленном бумагами редакторском столе. А если он даже пройдет рецензента… Карпов уже сполна наказан. Хотя сполна ли? Отсутствие ответа на этот вопрос являлось одной из причин пристального внимания Сергеева к последней странице. Но была и другая.
На свете мало людей, способных признаться в том, что ими управляет банальная зависть к чужим успехам. Олег Михайлович, хоть и был сильной личностью, не относился к их числу. Потому говорил себе: причина в ином, просто должна восторжествовать справедливость. А он должен обеспечить ее торжество. В этом не было лжи, хотя и присутствовало небольшое лукавство. Сергеев не мог не чувствовать его привкус, и потому наполнялся раздражением. Он еще не знал, как ему следует поступить, но уже догадывался, как поступит.
– Что скажете? – не вытерпел Карпов.
«Последняя ставка» далась ему нелегко. Почти неделя ушла на создание сюжета. Пересказывать оригинальную историю действительно не имело ни смысла, ни возможности. Для этого ее следовало знать до последних нюансов. Положим, Геннадий Иванович мог выяснить их у Сергеева. Но зачем? Автор, если он не летописец, не должен быть рабом фактов. Он должен творить. Рожденные им герои тут же начинают жить своей жизнью. Отличной от настоящей, если даже она у них и была. В итоге Карпов придумал свою историю. Историю о любви, страсти и выборе, как и пожелал даритель идеи. Ее герой не был Кириллом Елисеевым, хотя в чем-то наверняка походил на него. Как – отдельными деталями биографии – и на Карпова. Геннадий Иванович сделал это сознательно. Всегда проще сопереживать самому себе. Звали героя Анри, и жил он в Швейцарии. Причем не только по причине верности Карпова псевдониму Кевин Стинг и однажды избранной стилистике. Согласно Британской энциклопедии, именно в Швейцарии находились лучшие казино, не имеющие ограничений по величине ставки. Геннадию Ивановичу требовалось именно такое – это подразумевал сюжет. Карпов настолько погрузился в тему, что теперь без труда сел бы за игровой стол хоть в Швейцарии, хоть где угодно. Были бы деньги. Хотя… Если бы у Геннадия Ивановича появились деньги – вряд ли он стал бы тратить их на рулетку. Тут они с Анри никак не сходились.
Приступив к работе, Карпов почти не отходил от компьютера. Он писал, переписывал, исправлял, выбрасывал написанное и начинал сначала, пока после очередной переделки не понял, что отныне каждый последующий вариант будет только хуже. Геннадий Иванович вернулся к предыдущей версии, распечатал ее, в последний раз вычитал текст, поправил мелочи и, выведя рассказ на бумагу, запретил себе к нему прикасаться. Чтобы окончательно унять редакторский зуд, он снял трубку телефона и, дождавшись ответа, произнес всего два слова: «Рассказ готов».
Олег Михайлович появился через пару часов, словно только и ждал звонка. Когда он вошел в комнату, Карпов без лишних слов кивнул в сторону стола, на котором лежала рукопись. Сергеев прочел ее в один присест, не прерываясь, безо всяких комментариев. Лицо его при этом было абсолютно непроницаемым.
«С таким лицом хорошо играть в покер», – подумал Геннадий Иванович. Разбираясь с основами рулетки, он любопытства ради познакомился и с этой игрой…
Услышав вопрос, Сергеев положил рукопись на колени, откинулся на спинку стула и посмотрел на автора.
– Я наверняка напорол что-нибудь с правилами, так? – предположил Карпов.
– Насколько мне известно – нет. Но это неважно.
– Неважно? Почему?
Олег Михайлович мог соврать. Но он сказал правду. Почему нет? Ведь это ни к чему его не обязывало.
– Потому что вы написали отличный рассказ. Это намного важнее.
Фраза была произнесена привычно бесстрастным тоном, поэтому смысл ее не сразу дошел до Карпова. А откровенная похвала и вовсе застала врасплох.
– Вы не произнесли привычное «Хотя мое мнение вас вряд ли заинтересует», – сказал он, стараясь скрыть смущение.