Глава 1. Шампанское с тортом
Странный сон приснился В. Ему снились живые стены, и тающие двери, и сумасшедшая старушка, и Парадный Татачи, и Дундук, и зайцы с брюквой, три или четыре Вики, и куча всякой всячины…
Или это не сон? И все действительно было? Не открывая глаз, не выныривая окончательно из забытья, В. прокручивал в голове все события вчерашнего дня. К нему явился странный старик в фиолетовом костюме… он отвел его в пятиэтажный дом… но в том доме не пять этажей, а гораздо больше… И там много комнат… их наверное тысячи… как и дверей… Тысячи дверей… и все нужно открыть… Там была симпатичная блондинка… Леяна… Она показала В. Базу… комнаты, в которых есть все для полного счастья… и она поцеловала В… Интересно, и это она тоже сделала по приказу Мастера А? Ох уж этот пренеприятнейший старикан!
«Кто такой этот Мастер А? – думал в полусне В., беспокойно ворочаясь на своем ложе. – Чего он хочет от меня? Он хочет, чтобы я служил ему, или нет, чтобы я играл. Игра, игра, это игра… Опасная игра…» И снова В. провалился в сон, думая о Мастере…
Он уничтожит меня! Я должен быть осторожен! Мне нужна защита, я слишком открыт. Он всё обо мне знает… всё! Откуда? Как? Зачем я ему? Зачем? Что происходит?
Ерунда… какая-то ерунда. Бессмыслица. Очень странный сон. И есть еще кто-то… Она… Рядом с ней тепло, мягко… Нежность. Она забыта. Нужно подняться до нее, протянуть руку. Ухватить за хвост.
Но как ее поймать? Она ведь птица с мягкими крыльями. А я тверд, как сталь. Тверд… Но не везде, только здесь. Я тверд в самом моем центре. Мой живот – отсюда холод и твердь. Они – волна. Они захлестнули меня с головой. Но я мог бы уплыть. Ускользнуть, достигнуть берега… и спастись.
Нужно только завязать узел покрепче. И грести, грести, грести! Но мои руки ослабли. Я устал… Тогда нужно грести ногами. Да, пальцами ног. Они могут сойти за жабры. А жабры мне нужны. Под водой трудно дышать.
Но я смогу. Ведь вода и воздух неразделимы. Хотя вода лучше… Вода гладит, ласкает, а воздух режет. Я отдам воздух и возьму воду. Вода принесет меня туда. Там меня ждут. И я поплыву, поплыву…
Я плыву. Я в лодке. На моей груди – щит. Мои руки сжимают меч. Мои глаза закрыты. Я умер. Или это умер не я, а кто-то другой? Значит, это другой плывет? Кто он? Я или не я? Не хочу смотреть на него! Но я должен.
Я вижу, как сверкает его кольчуга. Что это там? Что там бьется? Это сердце! Большое, огромное сердце! Оно растет, растет… И бьется, бьется!
О боже! Оно появится сейчас! Вот оно уже показалось! Оно отделилось и висит в воздухе. Огромный огненный шар! Он дрожит и мелко мечется. Опасно! А если он заметит меня? Ведь он ищет меня, именно меня. Для этого он рожден. Это смысл его дрожи! Убить меня, достать!
Но я не дам, я не дамся. Я уже дрожал раньше и знаю, как это больно… Больно. Смешно. Прочь. Улетай. Дрожи. Там, в других. Я. Без. Тебя. Спастись. Невозможно…
Спастись… А! Как это я забыл! Это просто. Надо проснуться. Как? Разве я сплю? Я не сплю. Я пою… Проснуться. Как обычно. Как всегда. Я там был. Это легко.
Открыть глаза… Медленно… Сейчас. Появится. Кирпичная. Стена. Газеты. Грязь. Мусор. Все. Здесь…
В. открыл глаза и поначалу спросонья не понял, где находится. Он огляделся в смятении. Что это? Всё вернулось на свои места: вот куча картонных коробок, ворох старых газет и кирпичные стены – до боли знакомые два угла, образующие жалкий закуток, в котором В. на протяжении последнего года находил себе приют. В. как будто никуда и не уходил. А как же Мастер А? Леяна? Дом Тысячи Дверей… Неужели это был всего лишь сон? И теперь В. проснулся?
Он поднялся на ноги. Тело ныло, как будто всю ночь кто-то колошматил его без остановки. В. оглядел себя. Руки, ноги – кажется, всё цело. И нам нем опять было надето грязное рванье.
«Дурень ты, дурень, тебе же все это только приснилось!» – ругал себя В. Ежу понятно, что никакого Мастера А и в помине не было! Как и всей этой катавасии с Бабой Адуней, Леяной и прочими.
Значит, он сходит с ума? Ну всё, пора завязывать с этим отшельничеством! Так недолго и совсем спятить. Всё, конец! Пора возвращаться. И что он забыл на этой грязной помойке? Назад, назад, пока еще не поздно! Назад, в уютное лоно общественной обусловленности!
В. присел на картонное ложе и постарался привести в порядок свои мысли. «Все нормально, – убеждал он себя, – поехала чуток крыша, с кем не бывает. Главное, что сейчас я себя полностью контролирую. Я в зрелом уме и в трезвой памяти! Ой, то есть в здравом уме и в твердой памяти! Да, да, в здравом и в твердой!
Необходимо немедленно составить план действий. Первым делом найду работу, это нетрудно, с моей-то квалификацией. Друзьям, знакомым все объясню. Придумаю какую-нибудь правдоподобную историю. Например, такую: меня сразила смертельная страсть. К игре. К женщине. К путешествиям. Да к чему угодно! Я промотал все до последней нитки. Прошел курс реабилитации в психиатрической клинике. Теперь совершенно здоров. Безмерно благодарен врачам».
В. представил себе возможную беседу с одним из своих бывших коллег: «Я только что вернулся из Ниццы, меня не было в городе больше года. Что вы говорите? Видели меня на помойке? Ха-ха! Чудесная шутка! И что я там делал? Ах, в мусоре ковырялся? Мило! Ха-ха-ха! Знаете, меня порой так и подмывает купить себе рваное тряпье от Бахвалли, слыхали о таком новомодном дизайнере? Хотя мне кажется, что те тряпки, которые он продает, он и в самом деле откопал в чьем-то мусорном ведре. Ха-ха-ха!»
А потом В. снова говорил сам с собой: «Нужно все хорошенько продумать. Версия должна быть убедительной».
И опять ему представлялась возможная беседа с одним из бывших коллег: «Я переутомился, поэтому вынужден был уйти с работы. Начались нелегкие поиски новых жизненных ориентиров, но знаете ли, в моем переосмыслении мне помог странный сон, очень реалистичный, один из тех, что трудно отличить от яви. Между прочим, в том сне была симпатичная блондиночка, как раз в моем вкусе. Я был даже несколько разочарован, когда проснулся».
«Тут следует непринужденно улыбнуться, – говорил себе В., – и игриво подмигнуть какой-нибудь привлекательной дамочке поблизости».
Разговаривая с самим собой и с вымышленными собеседниками, В. чувствовал себя все бодрее. Ему даже захотелось немного перекусить. Хорошо, что в его распоряжении имеется старый знакомец – мусорный бак. Найти бы там сейчас чего-нибудь эдакого! Например, кусок шоколадного торта. «Мой милый друг, давно мы не встречались! А помните, на площади под бой курантов как прощались», – В., напевая, направился к мусорному баку.
Привычным движением он разгреб объедки, огрызки и прочую дребедень. Ого! А здесь что-то есть! В. извлек на свет чудесным образом почти не запачкавшуюся белую картонную коробку, которая была перевязана крест-накрест бечевкой. Судя по весу, внутри угадывалось что-то довольно тяжелое.
В. повертел коробку так и сяк. Никакой наклейки нет. Там может оказаться увесистая куча чего-нибудь крайне неаппетитного, а может и почти свежий торт. Что ж, в такое прелестное утро В. вправе рассчитывать на чудо. Только не стоит пока открывать коробку. Погодим чуток. А вдруг никакого торта там нет? Жаль будет так быстро разочароваться. Поищем еще. Хорошо бы к торту раздобыть немного холодного вина, а лучше – шампанского. Чем черт не шутит! Может быть, В. повезет, и ему попадется недопитая бутылка. Предаваясь таким нехитрым мечтам, В. продолжал поиски.
Он перерыл весь мусорный бак, но, конечно, не нашел там ничего похожего на бутылку с вином, и вдруг заметил поблёскивание темного стекла… Вне себя от изумления, В. выудил из бака нераспечатанную бутылку шампанского. Он уставился на черную с золотом этикетку. Действительно, шампанское, и весьма недурственное! Вот так да!
В. поставил бутылку рядом с тортом и задумался. Торт и шампанское в одном мусорном баке? Это невероятно! В. еще раз осторожно тронул бутылку. Холодна как лед. К такой бутылке полагается фужер, желательно хрустальный.
Не на шутку разволновавшись, В. заглянул в бак. К его большому изумлению сверху, на куче мусора, валялся фужер. В. пробрала холодная дрожь. Он достал фужер, машинально вытер его рукавом и поставил рядом с шампанским и коробкой.
Ему уже не хотелось ничего желать. Фужер появился из ниоткуда, ведь В. не мог не заметить его раньше. В. разорвал бечевку и открыл коробку. Шоколадный торт с глазурью предстал перед ним во всей красе. Не вполне соображая, что делает, В. распечатал бутылку, налил полный фужер шампанского, отломил кусок торта и в гробовом молчании, с чудовищным сосредоточением, съел торт и выпил вино. И то и другое оказалось чудесным. Трепеща от ужаса, В. заглянул в бак.
А в баке уже что-то белелось. Двумя пальцами, с превеликой осторожностью, В. вытащил белое байковое одеяло, о котором он мечтал еще прошлой осенью, в самом начале своих мытарств, когда ему впервые пришлось ночевать на улице. Неужели это действительно одеяло? И притом белоснежное! Вещь не может остаться такой чистой среди отбросов!
Теперь В. уже не мог думать ни о чем, кроме мусорного бака, внезапно превратившегося в скатерть-самобранку. В. кинул на землю одеяло, снова заглянул в бак и выудил оттуда пару удобных кроссовок, которые тоже давно являлись предметом его мечтаний.
В. понял правила этой фантастической игры: загадываешь вещь – находишь ее в мусорном баке. Всё происходящее было до того нелепым и странным, что В. даже перестал бояться. Пребывая в полной прострации, он вытаскивал из бака новые вещи, одну за другой: книгу, подушку, кожаные ботинки, пальто…
Целая куча барахла выросла за спиной В., а он всё доставал из бака разнообразные предметы, пока наконец не обнаружил в баке нечто совсем невероятное. Будучи уверенным, что тянет из бака волейбольный мяч, В. вцепился руками во что-то продолговатое, белое, мягкое. Разглядев, что именно он держит в руках, В. с криком отпрянул. Из бака на него таращилось страннейшее человеческое лицо, перекошенное такой чудовищной гримасой, что В., разглядев его, не смог сдержать еще один крик ужаса.
– Ну ты даешь, конопАтая кочерЫжка! – произнесло лицо, и, прежде чем В. успел опомниться, оно поднялось из глубин бака, потянув за собой фигуру долговязого нескладного парня с длинными руками, вихрастой головой и оттопыренными ушами. В. в ужасе попятился назад. Парень приближался к нему.
– Спокойно, без паники! Все будет киселЁм! – произнес парень и, дотянувшись до В. своими ручищами, прежде чем В. успел оказать сопротивление, прикрыл ему глазницы своими огромными ладонями. Свет померк.
«Убивают!» – подумал В. и потерял сознание.
Глава 2. Калорифер законопатился
Вернее, на него накатил вязкий туман, который быстро развеялся, и В. очнулся, увидев перед собой то, что ему менее всего хотелось бы сейчас видеть – лицо своего убийцы. В. отпрянул в первый момент, но потом заметил протянутую ему руку. Так как В. валялся на полу в довольно неудобной позе, он ухватился за эту руку, и парень в два счета поставил В. на ноги.
– Ну ты даешь, китаИст! – заговорил парень. – Я закавЫчился тебя вытаскивать из этого казуАрового калебАса! Не думал, что до тебя доходит как до кОжистого колтунА. Я уже битый час крою, а тебе хоть бы что. КанАльская канталУпа! – он изобразил на своем изуродованном лице нечто, что вполне могло сойти за улыбку.
– Короче, я Джадж! – представился парень и протянул В. костлявую лапу.
– Ага, – выдавил из себя В. и пожал Джаджу руку.
– Да ты садись, чё стоишь, как неродной, не у себя дома, камчадАльный ты мой кандибОбер! – и Джадж усадил В. на диван.
У В. выдалась минутка, чтобы оглядеться, и он с ужасом осознал, что находится уже не в своем грязном углу на улице, а в довольно комфортабельной квартире с ультрасовременной обстановкой. Кругом все сверкало стеклом и металлом, за исключением пары бордовых пуфиков, ютившихся в углу. И сам В. был одет в тот костюм, который ему вчера выбрали ТриВики.
Джадж бодро затараторил:
– Короче Лейка вчера приходит и говорит: «Туда-сюда, тырым-пырым, кефИр-кендЫрь, новенький у нас. Загляни, типа, к нему с утречка, подсоби смодифитить нормально, а то парень вообче ни кизЯк-килА не рубит, куда его занесет, канЮк кантаридИн его знает». Я такой заваливаюсь сюда с утра пораньше, только кочедЫк клЮнул, и чё нахожу? – при этих словах Джадж многозначительно снял со своего уха истрепанный конфетный фантик и, держа его в руке прямо перед носом В., проговорил:
– Это чё, а? Ты где такую труху откопал, клУня? Нет бы отъехать на берег моря или в гостиницу пять звезд, ну, на худой конец в какую-нить хибару, а? Хоть крышу над головой можно изобрАзить, или те слабо? Надо ж было закорчевАться в такое крем-брюлЕ, кантилЕнный канифАс, чтоб тя кафИзма закатОдила!
Поскольку Джадж устроился на стуле неподалеку, то В. представился случай рассмотреть его до жути странное лицо. Пристально изучая физиономию Джаджа, В. понял, что две половинки этого лица жили независимо друг от друга. Хоть они и были одинаковы, как у любого другого человека, но при этом левая часть пребывала в глубокой скорби, в то время как правая сияла от счастья. Пока Джадж болтал, он вертел головой так и сяк, словно давая В. возможность оценить по достоинству невероятное впечатление, производимое его лицом.
Джадж то являл В. глубоко страдающего человека: уголок рта скорбно опущен, бровь надломлена, глубокая морщина пролегла от крыла носа, левый глаз полон неземной скорби, того и гляди из него польются слезы; а то перед В. представал всем довольный весельчак: рот изогнут в улыбке, правый глаз искрится под высоко взлетевшей бровью. Казалось, кто-то слепил лицо Джаджа из глины, а потом оживил; причем этому мастеру почему-то доставило удовольствие всё, что находилось слева, оттянуть вниз, тогда как всё, что находилось справа, он удосужился вздернуть кверху.
Приглядевшись внимательнее, В. заметил, что странная раздвоенность распространялась даже на волосы Джаджа. Если на правой части его лопоухой головы вихры топорщились вверх, то на левой они, печально поникнув, жались к черепу. К тому же справа волосы были заметно светлее. Костюм Джаджа поддерживал ту же тенденцию: справа он выглядел новеньким и только что отутюженным, а слева – помятым и заметно поношенным (тут было даже несколько неумело залатанных прорех).
Может быть, Джадж и заметил удивление В., но не подал виду. Невозмутимо он продолжал:
– Не, я видал всяко, конечно, катарофИль ее кантАту! Один купОн любил зависать среди морских звезд и спрутов. Прикинь, заходишь такой, а кругом одни щупальца. А этот кукельвАн еще норовит на тя весь этот коронаросклерОз натравить. Пока отмахаешься от этих присосок, руки отклЮквятся, а потом у тя такое ощущение, словно кто-то тебе по всему телу банок накнЯзил. Или вот Дрихфрих – обожает всех заглянувших на огонек кендЫрить в глубокую яму. КервЕлишь такой се спокойна по зеленой травке пока невзначай не проваливаешься в пропасть. И летишь полчаса в никуда, пока этот корреАльный кореОпсис не удосужится подойти и выудить тя оттуда.
А к девчонкам лучше ваще не соваться: меня, например, тошнит от всего этого розово-малинового копчЕного консонАнса. Уж лучше я буду рыбой вонять, чем взбитыми сливками. Хотя попадаются разные комнаты, это само собой. У Лейки-то все крахмАлом. И у меня, можешь не сомневаться, все культурно. Хотя и бывает по настроению всякое… – здесь Джадж возвел глаза к небу, как бы признавая, что и он тоже всего лишь простой смертный со своими недостатками.
– Но вот я об чем говорю: такой куафЮр иногда накрутят, что аж глаза на лоб лезут, но нигде, кУцый кюхмер, никогда я не видал такого убожества, – Джадж поднес фантик к самому носу В. – Это чё? Последний писк? Как говорится, кЮммель кЮрасо? А?
В. не знал, что отвечать на подобного рода упрек, и потому только пожал плечами, а Джадж засыпал В. вопросами:
– Что за загаженный угол, я тя спрашиваю, клубневОй кожеЕд? Это чё? Воспоминания детства? Может, ты там в войнушку играл? Или целовался в первый раз, а?