– Вот мы и на месте.
Эмили отстегнула ремень безопасности. Я открыла заднюю дверцу, и девочка выбралась наружу. Я достала из багажника ее чемодан.
– Думаю, будет лучше, если ты переночуешь у меня. Согласна?
Она кивнула.
Лапа выбежала навстречу и принялась вылизывать нам лица и руки. Эмили отвернулась.
– Ну-ка, хватит! Лежать!
Лапа легла перед гостьей, стуча хвостом по полу.
– Это Лапа.
Собака так рьяно размахивала хвостом, что вся подергивалась от радости.
– Странное имя, – заметила Эмили.
– Не особо оригинальное, но, чтобы его придумать, нам все-таки понадобилась пара секунд.
Эмили протянула руку к собаке, как мне показалось, с некоторой опаской.
– Осторожно, она может зализать тебя до смерти!
Эмили боязливо прикоснулась к Лапе. Та резко вскинула морду, чтобы лизнуть ее руку. Девочка отскочила.
– Лапа, перестань, – строго велела я.
Собака опять улеглась у ног Эмили и заскулила.
Я перевела взгляд на девочку.
– Хочешь есть?
Она покачала головой.
– А пить? Молоко, сок?
– Мама не разрешает мне много пить на ночь, потому что я могу промочить кровать.
Навещая Эмили у Делфи, я уже обращала внимание, что она говорит о маме в настоящем времени.
– Тогда давай я уберу твою курточку и покажу тебе, где ты будешь спать.
Я помогла девочке снять куртку и, повесив ее в шкаф, обернулась.
– Уверена, что не хочешь есть?
Малышка снова отказалась.
– Хорошо, тогда пойдем наверх.
Мы поднялись в спальню для гостей. Лапа бежала впереди. Девочка встала на пороге комнаты. Я поставила ее чемодан на пол и села на кровать.
– Заходи, Эмили, не стесняйся.
Она вошла и остановилась напротив меня. Я помогла ей раздеться.
– Тебе нужно в туалет?
Эмили помотала головой.
– Если вдруг ночью понадобится, то он прямо тут. – Я указала в коридор. – Ну что, ты ложишься?
Девочка кивнула. Откинув одеяло, я помогла ей забраться в постель. Лапа сразу же последовала примеру гостьи.
– Ну-ка слезь! – нахмурилась я.
Не люблю, когда в кровать попадает шерсть.
Эмили погладила собаку.
– Можно она поспит здесь?
Заметив довольный взгляд Лапы, я поняла – придется уступить. Подоткнула Эмили одеяло, так, что ее мишка оказался накрыт с головой. Девочка высвободила мордочку медвежонка.
– Он так не может дышать.
Я улыбнулась и поправила на мишке одеяло.
– Как его зовут?
– Эрни.
– Хорошее имя, очень ему подходит. Давно он у тебя?
– Давно, с тех пор как я была маленькой.
– Ну, значит, он очень преданный друг. Прямо как Лапа.
Эмили кивнула.
– Хочешь, я не буду выключать свет в коридоре? Вдруг тебе нужно будет встать.
Она снова кивнула.
Я убрала прядку волос у нее со лба и сжала ее ладошку. Потом погасила свет и, чуть прикрыв за собой дверь, заглянула в спальню.
– Если что, я в соседней комнате.
Эмили приподняла голову с подушки.
– Откройте, пожалуйста, дверь пошире.
Я оставила дверь распахнутой и направилась к себе в комнату.
– А вы можете посидеть со мной?
Я вернулась.
– Пожалуйста, побудьте со мной, пока я не засну.
Я снова поправила ей одеяло и опустилась на стул рядом с кроватью. Эмили указала на край постели.
– Лучше сядьте здесь, хорошо?
Я пересела и взяла ее за руку. Девочка закрыла глаза и попыталась заснуть.
– А можно вы со мной ляжете? – попросила она, не открывая глаз.
Несколько секунд я медлила: не люблю лежать в одежде, она сильно мнется.
Эмили посмотрела на меня. Я мешкала чересчур долго для такой простой просьбы. Ничего не поделать: малышке страшно. Я сняла обувь и легла рядом, не отпуская ее руки.
– Если хочешь, я останусь тут на всю ночь, – предложила я.
Эмили кивнула. Я увидела, как по ее щеке сползла слезинка, но промолчала. Разве мои слова могут вернуть ей маму или помочь понять, почему так произошло? Смахнув слезу со щеки девочки, я помолилась, чтобы Господь послал ей любящую семью. Когда дыхание Эмили стало ровным, я уснула.
Натан Эндрюс показался из люка, ведущего на чердак гаража, и прочел надпись на коробке:
– Фонарики.
Его жена, Меган, принялась взбираться по лестнице, чтобы взять коробку.
– Не лезь сюда, – заволновался Натан.
– А иначе я до нее не доберусь, – возразила Меган.
– Я сам слезу.
Натан стал спускаться, держа коробку на плече. На середине лестницы он протянул ее Меган, предупредив:
– Осторожно, тяжелая.
Меган приняла ношу у него из рук и, закатив глаза, опустила на пол.
– Да всего-то фунтов пять![1] – Она положила руку на свой выпирающий живот.
– Все хорошо? Ты не устала? – забеспокоился Натан, возвращаясь на чердак.
– С чего вдруг? Просто стою тут, жду тебя, – пожала плечами Меган.
– С малышом все в порядке?
– Конечно. Крошка всего лишь заскучала: у нас совсем мало рождественских украшений, а ты так долго возишься.
– Не говори о моем мальчике, как о девчонке. Ты его обижаешь!
Меган улыбнулась.
– А что, если это вовсе не мальчик?
Натан выглянул из чердачного люка.
– Ты же сама сказала: когда мы смотрели футбол, он подпрыгивал!
– Да, но…
– Никаких «но»! Скоро ты родишь фаната футбольной команды «Питтсбург Стилерз»!
Меган покачала головой.
– А вот и рождественские венки! – прокричал Натан, скидывая коробку. Она приземлилась у ног Меган. – Ленточки и гирлянды. – Еще одна коробка упала рядом с первой. – Осторожно, хрупкий груз. – Натан высунулся с очередной коробкой, следя за реакцией жены. – Скульптуры с рождением младенца!
– Не швыряй! – испуганно охнула Меган.
Натан засмеялся и, закрыв крышку люка, спустился на пол. Наклонившись, взял несколько коробок и начал выносить их на лужайку перед домом.
– Не поднимай тяжелого! – предупредил он жену, оглядываясь через плечо.
Меган вновь закатила глаза и взяла коробку с надписью «фонарики». Они хотели украсить фасад дома пораньше, однако Натану все никак не удавалось выкроить для этого время. Третий год в детской кардиологии оказался более загруженным, чем он рассчитывал. Меган не возражала против такого графика. Она работала учителем, тренировала школьную команду по легкой атлетике, а еще готовила комнату для их будущего ребенка. Малыш должен был родиться в первую неделю января. Меган не терпелось стать мамой. Они с Натаном поженились три года назад, в канун Рождества. Собирались подождать еще лет пять, прежде чем заводить детей. Но когда Меган начало постоянно тошнить по утрам, стало ясно: обстоятельства изменились.
Супруги принципиально не пытались узнать до родов пол ребенка.
– Сейчас в жизни все так предсказуемо, – объяснял Натан друзьям и родственникам, удивленным таким решением. – Хочется устроить себе сюрприз. А, впрочем, я уверен, что будет мальчик.
Натан вешал фонарики на кустарник, растущий перед их небольшим домом, а Меган доставала из коробок разноцветных деревянных ангелочков, викторианские звезды ручной работы и рождественские венки. Когда она вытащила несколько гирлянд и начала распутывать их, на землю вдруг выпал маленький сверток. Меган покрутила его в руках, разглядывая.
– Что это? – спросила она у мужа, который в это время, забравшись под куст, выискивал, куда бы повесить очередной фонарик.
Натан раздвинул ветки и посмотрел на сверток.
– Не знаю. Может, ключи от «Харли-Дэвидсона», который ты мне купила на Рождество?
– Мечтать не вредно, – засмеялась Меган. Присмотрелась к свертку и ахнула: – Это же подарок, который мы нашли в прошлом году! Тот самый, без надписи.
Когда в то Рождество Меган обнаружила сверток, Натан взял его и задумчиво покачал головой.
– Ты что? – удивилась Меган.
– Просто понял, каким был дураком, – вздохнул Натан, откладывая подарок в сторону.
– Почему? Что там?
– Точно не знаю. Четыре-пять лет назад, когда я проходил практику в реанимации, какой-то пациент обронил этот сверток. Я наткнулся на него после смены и решил найти того, кто его потерял, чтобы вернуть владельцу. Но совсем позабыл.
В тот день Натан обещал Меган отнести сверток в больницу и отыскать собственника подарка, но так и не осуществил своих намерений. Он даже думал, что выбросил сверток. Как выяснилось, ошибся.
Меган присела рядом с мужем и указала на находку.
– Почему он до сих пор у нас? Разве ты не собирался его отдать еще в том году?
– Кому же я его отдам?
– А ты разверни и посмотри, чей он.
– Ага. А там, конечно же, лежит визитка с именем и адресом владельца, – пошутил Натан, развешивая фонарики на кустах.
Меган положила руку на живот.
– Надеюсь, малыш не услышал.
– Что не услышал?
– Твой сарказм накануне Рождества. – Она положила сверток ему в карман.
– Ты что делаешь?
– Не хочу, чтобы он у нас лежал.
– Почему?
– Я чувствую себя виноватой. А виноват на самом деле ты! И мы с малышом не должны из-за тебя страдать.
Натан засмеялся и тотчас забыл о свертке. Опять.
У раскрытого окна громко зачирикала птица, и я проснулась. Осторожно, чтобы не разбудить Эмили, сползла с кровати. Больше восьми утра – уже много лет я не вставала так поздно. Я тихо прошла в ванную. Лапа последовала за мной. Сняв мятую одежду, в которой вчера уснула, я бросила ее в корзину для грязного белья и встала под душ. Как быть с девочкой, я еще не решила, но понимала: раз сегодня не нужно ехать в офис, я успею связаться с несколькими приемными семьями. Нанеся на лицо увлажняющий крем, я помассировала кожу вокруг глаз, чтобы избавиться от морщин, из-за них я выглядела старше своих сорока трех. Впрочем, это не помогало. Одевшись и кое-как накрасившись, я на цыпочках спустилась на первый этаж, в кухню. Открыла дверь, чтобы выпустить Лапу погулять, и заглянула в шкафчики. Крупы нет. Я направилась к холодильнику, надеясь, что там найдутся яйца. Чем еще кормить Эмили на завтрак? К счастью, яйца были – целых две штуки. И немного апельсинового сока, как раз на один стакан. Отлично. Значит, с походом в магазин можно повременить. Послышалось царапанье: видимо, Лапа просилась обратно. Я открыла дверь и увидела на пороге елку. Из-за веток раздался голос:
– Может, пригласишь войти?
– Незнакомых деревьев не приглашаю! – в тон другу ответила я.
Голова Роя высунулась из-за елки.
– Поберегись!
Он втащил дерево и бросил на пол. Перескочив через елку, Лапа вбежала следом.
– Что ты делаешь? – удивилась я.
Рой снял шапку и вытер вспотевшие лоб и шею.
– Уф! Либо я не в форме, либо в форме не я – одно из двух.
Улыбнувшись, я продолжала смотреть на него, ожидая разъяснений.
– Сегодня с утра пришлось снова везти Джейми Крамера в Дом Уэсли.
Я кивнула, не отрывая от него взгляда, догадываясь, что он уже все знает.
– Зашел туда, а там спрашивают, что у тебя случилось и где же девочка, которую ты должна была вчера привезти. Я ответил, что по дороге ты получила звонок от приемной семьи, и они согласились взять ребенка. Мол, ты просто забыла об этом сообщить.
Я прислонилась к стене.
– Значит, ты соврал?
– Я решил, так лучше. – Рой поднял брови. – Или я ошибаюсь?
– Она первый раз в жизни проведет Рождество без мамы. Да, это против правил, но я просто не могла ее там оставить. Ведь уже почти Рождество.
– Согласен.
Рой понимал, что я рисковала, однако не стал ничего говорить. Задолго до того, как я устроилась на работу, один сотрудник на время взял к себе ребенка, а тот упал с лестницы в подвал и сломал ногу. С тех пор нам ни при каких обстоятельствах не разрешалось забирать детей к себе домой. Слишком большая ответственность. Правило мы это соблюдали, но время от времени могли тайком привести к себе ребенка, чтобы накормить, искупать или оставить на ночь. Бывают случаи, когда это необходимо.
Я перевела взгляд на елку.
– А это еще что?
Рой подхватил ее и потащил в гостиную.
– Елка. Ее, знаешь ли, наряжают на Рождество, а снизу кладут подарки.
Я улыбнулась: Рой хотел устроить для Эмили праздник. Он пытался казаться грубоватым, хотя все коллеги знали, что у него доброе сердце и нежная душа.
– У нас есть семейная традиция: ставить елку сразу после Дня благодарения[2]. В этом году внуки помогали мне ее наряжать. – Он помолчал, глядя на еловые ветки. – У всех детей должна быть елка в Рождество.
– Ты очень хороший человек, Рой Брейден. Знаешь об этом?
Он отмахнулся.
– Ладно, ладно, мне пора. Обещал сегодня посидеть с внуками. У тебя есть елочные игрушки?
Подумав, я скорчила гримасу: мол, нет.
Он с укоризной покачал головой и, распахнув дверь, взял с крыльца несколько коробок и сумок. Похоже, он принес с собой все, что нужно.
– Ого, сколько ты накупил!
– Накупил, но уже давно. Я ведь дважды был женат!
Я засмеялась и помогла ему внести в дом коробки.
– Может, она и не захочет, – предположила я.
– Захочет-захочет! – возразил Рой. – Дети любят Рождество, какими бы грустными ни были обстоятельства. – Он поставил елку в угол комнаты и убедился, что она не падает. – Ну почему, почему смерть не оставляет людей в покое даже в Рождество? – Он посмотрел на меня.
– У смерти не бывает каникул, – вздохнула я, открывая коробку с шариками.
Рой достал большого игрушечного оленя и поставил у камина.
– Конечно, он уже старенький, но дети все равно его любят. У него раньше светился нос, но несколько лет назад мои внуки сделали ему ринопластику. С тех пор мы называем его Сэр, потому что его нос стал серым.
Потом он вытащил из сумки маленькую шкатулку для украшений и протянул мне.
– У моей внучки есть такая же, и ей очень нравится. Упакуй покрасивее и отдай девочке. Пусть откроет подарок, когда захочет: можно уже сейчас, а можно подождать до Рождества. Там всякие бусики, колечки, а еще танцующая балеринка. Оберточная бумага у тебя найдется?
Я покачала головой. Рой со вздохом полез в еще одну сумку и вручил мне целый рулон.
– Здесь еще много, так что вы с Марком можете упаковать подарки друг для друга. Я слышал, многие мужья и жены так делают.
Я проводила Роя к выходу и на прощание поцеловала в щеку.
– Ты настоящий чернокожий Санта-Клаус!
Он притворно нахмурился.
– Почему Санта-Клаус? Намекаешь, что я такой же толстый?
Я засмеялась.
– И потом, ты когда-нибудь видела чернокожих Санта-Клаусов? Нет, они всегда бледненькие, с тощими бородками. Один такой шастает по торговому центру. А вид у него жалкий-прежалкий.
– Прости, ляпнула, не подумав. – Я открыла перед Роем дверь.
После его ухода я начала доставать елочные игрушки из сумок. Когда Шон был маленьким, он в один миг вываливал на пол все игрушки, быстро-быстро работая крохотными ручонками. Приближение Рождества вызывало у него восторг. В день праздника, проснувшись чуть свет, он летел к елке, на бегу подзывая нас с Марком. Мы с трудом уговаривали его не разворачивать сразу все подарки, чтобы бабушка и дедушка тоже могли полюбоваться на то, как он их открывает. Каждый год мы дарили ему пару кроссовок. Шон натягивал их и начинал носиться по дому. «Вот как я умею!» – кричал он, подпрыгивая и касаясь руками потолка. «Смотрите, как я могу!» – И он с радостными воплями мчался через всю гостиную в кухню.
В половине десятого Эмили все еще спала. К десяти часам, когда из ее комнаты донесся шорох, я успела разобрать елочные игрушки. Я поднялась на второй этаж. Лапа побежала за мной и толкнула носом дверь. Та открылась. Я увидела Эмили, которая что-то искала у себя в чемодане.
– Доброе утро, – поздоровалась я. – Хорошо спалось?
Кивнув, она села на кровать. Лапа запрыгнула туда же. Я догадывалась: проснувшись, Эмили взмолилась, чтобы последние пять месяцев ее жизни оказались кошмарным сном. Реальность часто бывает гораздо более жестокой, чем мы ожидаем.