Смешно, кстати: лежишь с закрытыми глазами, но размышляешь только о зрении. Хотя слух твой уж точно изменился с годами. Как раздражало пиликанье скрипки в школе, помнишь? Словно тебя дёргают за внутренности. А недавно все концерты Граппелли скачал себе на мобилу.
Ну а если уж перебирать – есть ещё куча ощущений, не попавших в классические «пять чувств». Кинестезия, метеопатия или что-нибудь совсем без названия. Вроде того чувства, которое позволяет тебе безошибочно выбрать из толпы девушек именно ту, что жила без отца.
Хотя здесь скорее всего нос работает. Абонент не обоняет, но феромон действует. Как тогда в аэропорту Гонолулу, где Ольга осталась спать в зале ожидания, а ты пошёл купить воды – и на обратном пути прошёл мимо неё. Хотя какая-то часть мозга сказала, что это именно то место, вот и рюкзак твой стоит. Но спящая на скамейке женщина выглядела совершенно чужой и некрасивой, пришлось дойти до конца зала и медленно вернуться, проверяя реальность; да, вот она шевельнулась, смахнула с лица светлую прядь и стала прежней Ольгой. Ты списал этот глюк на гавайскую жару, но запомнил.
Как запомнил и встречу в душном коридоре перед судом, когда она сказала… Да ничего особенного не сказала, но ощущение было – как удар под дых. У пчёл и антилоп есть торибоны, запахи тревоги. Но тут было другое, настоящая агрессия. Как насчёт феромона, который парализует? Бывает, но не у людей? Ну-ну. Вот и у Клары то, чего не бывает.
Стоп. Снова Ольга и Клара. Не хватало ещё тёщу помянуть, и мысли опять скатятся в циклический аттрактор. Подумай лучше, что Клара могла унаследовать с твоей стороны. Например, как твой отец чихает, выходя на свет. Раньше думали, он прикалывается, но недавно выяснилось: такая странность есть у многих. И даже количество чихов наследуется. Правда, у Клары всё-таки другое.
На улице заныла автомобильная сигнализация. Ясно, заснуть уже не получится. Надо вставать, сказал себе Егор. Организм отреагировал на эту идею парадоксальным приступом сонливости. Ну да, сам же учил Клару, когда она не хотела ложиться спать: «Просто представь, как неохота вставать завтра утром».
А уж тебе-то как не хотелось в её возрасте… Особенно в такое осеннее утро – холодное, сумрачное, торопливое. Марш в ванную, и собирать портфель, и склизкая каша. А потом бредёшь с этим тяжеленным портфелем мимо соседнего подъезда, и старушки на скамейке щебечут, что твой папа здесь, телевизор ремонтирует в шестой квартире. И тут же за твоей спиной перемывают ему кости: «Представляете, Зоя Абрамовна, с меня взял сто двадцать рублей! Я ему говорю: вы же только один раз отвёрткой тыкнули! А он мне смеётся: за то, что тыкнул, я только двадцать рублей взял, а остальные сто – за то, что знал, куда тыкать!».
Но ты не слушаешь старух, ты заходишь в подъезд. Шестая на втором этаже, дверь приоткрыта. И точно, отец сидит с отвёрткой у стола. На столе – телевизор, по экрану вьются серые и белые мухи. «Егорий, бежи сюда, покажу кое-что», шёпотом говорит отец. Он протягивает руку к телевизору, и когда от пальцев до экрана остаётся ещё сантиметров двадцать, мухи на экране начинают роиться иначе – они бегут рябью слева направо, выстраиваются в тёмные и светлые полосы, и вдруг среди них чётко-чётко проступает лицо, очень знакомое лицо…
Егор резко открыл глаза. Конечно, за фокусом отца стояла простая электрофизика. На сходных принципах работают индуктивные датчики и ёмкостные бесконтактные выключатели. Но это ты теперь такой умный. А тогда, в детстве, ты знал лишь одно: отец показал тебе чудо.
И именно этого ждёт от отца любой ребёнок. А вовсе не расчётливого занудства, как советует адвокат.
# # #
Движение к чуду он начал со стены. Сама по себе стена была ни при чём, она просто стала ближайшим символом того продуманного и терпеливого подхода, который не работает. Он подошёл к стене и стал отрывать прикнопленные к ней бумажки. На пол падали медицинские анализы и снимки МРТ, график видений Клары по времени суток и дням недели, цветовая раскладка спектра в радио- и микроволновом диапазоне – и ещё множество записей, картинок и распечаток, связанных друг с другом либо общими кнопками, либо нитками, идущими от одной кнопки к другой.
Вскоре вся эта паутина рационального, но так и не оконченного исследования валялась на полу. Самой последней Егор оторвал от стены страницу из журнала Nature, с изображением ската и началом статьи об электрорецепции.
Ему понравилось двигаться. Теперь главное – не терять импульса. Он открыл ноутбук. На клавиатуре лежала верёвка.
Это будет посложней. Верёвка уже не раз останавливала его в таких порывах. Он делал какую-нибудь фигуру, успокаивался и понимал, что ноутбук трогать не надо. Но сегодня как будто больше решительности. Или тоже пройдёт?
Что это вообще такое, решительность? В юности ты считаешь себя трусоватым и пытаешься это исправить, специально совершая идиотские поступки, вроде драк с гопотой или прогулок по бордюру крыши. Потом на биофаке тебе говорят, что у людей есть врождённые модели поведения, разный гормональный ответ на стресс. У одного выплеск адреналина, и человек активно отвечает на вызов, бежит или дерётся – а у другого в такой же ситуации включается кортизол, и он замирает. Значит, нет смысла бороться со своей физиологией, нужно принять свою модель “B” и использовать её плюсы…
Кажется, логично? Но потом ты встречаешь такое, чего не было в универе. Людей с биполяркой или c Туреттом, у которых вся схема гормонального ответа меняется несколько раз в день. И ты опять понимаешь, что ни черта не понимаешь в решительности – кроме того, что надо слушать собственные ощущения. Как тем летом на Крите, когда выходили из моря и всех накрыла большая волна, незаметно подкатившая сзади. Вынырнул, встал на ноги, увидел, что Клары нет – и замер. Просто стоял, смотрел в пространство и слушал. Через несколько секунд краем глаза, краем слуха уловил, где бултыхнулось. Вот тогда уже нырнул в нужную сторону и вытащил её. А если бы сразу куда-то побежал, то возможно, и пропустил бы этот легкий всплеск.
Егор посмотрел на руки. Пока он размышлял, пальцы сами свили фигуру из трёх верёвочных звёзд. «Навигатор Хуму и сыновья».
Забавно. Семь лет назад, в шизовой питерской поездке, случился яркий сон, и у него там было двое сыновей. А на следующий день, когда он вернулся в Москву, Ольга сказала, что беременна. Из-за такого совпадения он был уверен, что родится мальчик. Но реальность разошлась со сном.
Однако сейчас верёвка опять показывает тот призрачный мир, который как-то связан с настоящим. Пожалуй, знаков уже достаточно. Только начинать нужно иначе, если гавайская фигура не врёт. Он положил верёвку обратно на клавиатуру, сходил на кухню и вернулся в комнату с метлой и совком.
Через час квартира стала похожа на безликий номер в отеле. В входной двери стояли два пакета с мусором. Рядом с ними – чёрный рюкзак и синяя спортивная сумка со всеми вещами Егора. Неубранными остались только ноутбук и большая оранжевая кружка.
Он сел к столу, отхлебнул какао и стукнул по пробелу. Ноутбук проснулся и спросил пароль. В окне «Сафари» открылся сайт клиники.
2. Братья и сёстры
– Не шевелись, я тебя рисую, – шепчет Клара.
От её слов Желток на миг прячется в будильник, но тут же вылезает обратно. И продолжает колыхаться над столом, словно пламя костра.
– Ну и пожалуйста. Тогда нарисую Зелёнку!
Клара поворачивается спиной к Желтку и смотрит в дальний верхний угол палаты, где висит камера. Зелёнка вокруг камеры мерцает очень мерзко.
Нет уж, лучше Желток. На него хотя бы можно смотреть. Поэтому ей и разрешили взять будильник с собой. Она сказала доктору, что Желток – единственный призрак, который её не раздражает. Доктор посоветовал нарисовать его. А папа сказал, что ей надо попробовать с каким-нибудь призраком договориться.
Правда, тот доктор давно уже не приходит. А папа, когда приходил последний раз, велел вообще не рассказывать докторам о призраках. Поэтому, когда к Кларе пришла новая докторица и стала обо всём выспрашивать, Клара сказала ей, что ничего такого уже не видит, наверно хорошие таблетки помогли. И спросила, когда её выпишут.
Докторица посмеялась, но потом сделала противное лицо и сказала, что им надо дальше Клару исследовать. Клара знала, что они подсматривают через камеру, и старалась не показывать, как её достают призраки.
Таблетки она не ела, конечно же. Папа показал, как это делать. Когда они сидели в холле для встреч, он повернулся так, чтоб камера не видела, и тихо сказал: «Смотри фокус». У него в руке лежала маленькая жёлтая витаминка. Он забросил витаминку в рот, а потом высунул язык – там ничего нет. Клара подумала, что это совсем детский фокус: взял да съел! Но потом, когда они немного поболтали, папа вдруг открыл рот и показал ей кончиком языка, как он достаёт витаминку из-под верхней губы. Потом он выплюнул её себе в ладонь и спрятал в карман.
С первого раза у Клары не получилось. «Давай-давай, запивай-показывай!», крикнула толстая медсестра Нина на утренней раздаче таблеток. Клара испугалась и проглотила таблетку. Но вечером, когда выдавали второй раз, она успела – кончиком языка загнала таблетку под верхнюю губу, где ямка над зубами, быстро проглотила воду и показала Нине язык. С тех пор Клара отправляла все таблетки в унитаз. И продолжала видеть призраков, вот как сейчас – Желтка.
Она ещё немного порисовала пламя над будильником, но тут из кондиционера вылезла Сирень. Стараясь не бежать, Клара прошла в дальний конец палаты и села у батареи, как будто погреться. Сирень достаёт больше всех. Хотя Корица тоже неприятная, но она недолгая: выскочит из розетки или из выключателя, схватит Клару щупальцем за голову, сожмёт, но тут же рассыпается на мелкие иголки и обратно прячется. Может быть, всего один раз в день или два. А Сирень долго мучает, волнами накатывает по полчаса.
Поэтому Клара очень обрадовалась, когда дверь открылась и вошла уборщица Гуля. Раньше Клара её побаивалась и не разговаривала с ней. Но однажды Гуля убирала в палате после того, как Клара ужасно намусорила – и Клара заметила, что уборщица не выбросила кусок верёвки. Бумагу рваную выбросила, и ломаные карандаши, и пластилин испорченный. А верёвочку привязала бантиком к трубе батареи.
Тогда Клара решила провести Иксперимент. Она незаметно вытащила у дежурной медсестры шнурки из уличных ботинок, которые та прятала под своим дежурным столом. Связанные вместе, два шнурка образовали как раз такое кольцо, как надо для «кошачьей колыбели».
Когда Гуля снова пришла убирать, Клара молча сделала первую фигуру и показала ей. Гуля тут же сделала вторую, и они стали играть. Клара спросила, откуда она приехала. Из Узбекистана, сказала Гуля. А какое там море? Гуля сказала, что вообще никогда моря не видела. Клара очень удивилась – ведь папа говорил, что верёвочные фигуры делают на берегах и островах. Наверное, он тоже удивится, когда она ему расскажет, что в Узбекистане тоже играют в «колыбель».
От мыслей о папе становится грустно. Потому что ни он, ни мама не приходят уже целую неделю. Только бабушка приходит, но она всегда говорит гадости про папу, и обещает, что его больше не пустят в больницу, потому что это он Клару «довёл своими лагерями». Хотя откуда ей знать! Она сама никогда в лес не ездила, и у ней дома даже ни одного цветка нет. Глупая бабка, лучше бы не приходила! А тут ещё эта Сирень кружит кольцами на всю палату…
– Гуля, можешь выключить кондиционер? Я замёрзла.
Уборщица качает головой:
– Автоматический. Мне нельзя выключить.
Она поднимает с пола пару рисунков Клары и громко причитает:
– Ай-яй, какой беспорядок! Такая хорошая девочка, и такой беспорядок!
Что случилось? Раньше Гуля никогда не ругала её за разбросанные вещи. А теперь уборщица стоит прямо перед ней и требовательно протягивает собранные листы. Но сверху на рисунках Клары лежит что-то чужое. Детская раскраска с Русалочкой.
– Сестра твоя приходила, – тихо говорит Гуля, повернувшись спиной к камере. – Не пустили её. Вот передала тебе порисовать. Но лучше спрячь. Передачи тоже нельзя.
– У меня нет… – начинает Клара, но тут же останавливается. У раскраски загнут левый нижний уголок. И не просто загнут, а два раза. Клара подцепляет уголок ногтем и видит там две точки, поставленные карандашом. Как на квесте в лагере.
– У меня нет точилки! – громко говорит она. – Половина карандашей уже сломались.
– Точилку нельзя. Давай возьму плохие карандаши, завтра принесу хорошие.
Когда Гуля уходит, Клара снимает одеяло с постели и возвращается в дальний угол палаты. Садится к батарее, положив одеяло под спину, и рисует Желтка.
Зовут на ужин. Клара быстро съедает пересоленую котлету и безвкусное пюре, в четыре больших глотка выпивает клубничный компот. Возвращается в палату и ложится в постель, укрывшись одеялом с головой. Под одеялом достаточно света, чтобы рассмотреть листок с Русалочкой.
Всё то время перед ужином, пока она рисовала, листок был прижат одеялом к горячей батарее. И если раньше оборот листа был белым, как потолок палаты, то теперь там появилась схема здания. В разных местах схемы – кружочки с номерами и маленькими флажками. Под каждым флажком написано время. И что нужно сделать.
Клара высовывает голову из-под одеяла. Желток пляшет над будильником.
# # #
Стоять под кондиционером неприятно. Сирень почему-то начала раскидывать свои кольца ровно в то время, что написано на листке – когда Кларе нужно подойти к двери. Клара крепко сжала в руке будильник, запахнула покрепче кофту и осталась стоять. И даже с вызовом посмотрела прямо на Сирень.
Сквозь пульсирующие в воздухе красно-синие кольца виднеется надпись на кондиционере: Honeywell. Клара задумалась, как же это произносить. В английском всё звучит не так, как написано. Хотя… она уже видела это слово! И слышала, как оно звучит!
Летом, когда мама с папой ещё не поссорились, они все вместе были на море. Было очень жарко, когда они прилетели, и в такси тоже жарко. Поэтому они очень обрадовались, когда вошли в прохладный холл отеля. Но в номере опять было жарко, и мама ругалась, что кондиционер включен на охлаждение, однако совсем не охлаждает. А папа залез в душ и кричал оттуда, что сейчас что-нибудь придумаем. А мама опять ругалась, что у кондиционера даже нет никаких кнопок. А папа в ванной смеялся и кричал: наверное, через вайфай управляется, скажи мне модель, я спрошу у наших сектантов. Мама крикнула «Ха-Ни-Вел!» и какой-то номер.
Клара тогда очень удивилась: у кого это папа хочет спросить в ванной? Может, сектанты – это такие маленькие человечки, как фиксики или добывайки? Тогда они, конечно, умеют ремонтировать всякие вещи. Она подошла к двери и стала смотреть, не вылезет ли из-под неё маленький сектант. Но никого не увидела. Только папа вышел в жёлтом махровом халате, одной рукой он вытирал голову полотенцем, а другой набирал что-то на телефоне. Клара сразу поняла, что сектанты не сидят в ванной, а живут в своей далёкой сказочной стране, а папа просто послал им сообщение с вопросами.
А теперь она стоит одна под таким же кондиционером. Если бы тут был папа с телефоном, она попросила бы его узнать у сектантов, как вырубить этот дурацкий Ха-Ни-Вел насовсем. Но папы нет. А кондиционер вдруг начинает дуть горячим, Сирень вспыхивает ещё ярче и дотягивается кольцом до Клары. Болит голова.
Надо петь, говорит внутри Клары другая Клара.
– Ночь прошла, будто прошла боль.
Спит Земля – пусть отдохнёт, пусть.
У Земли, как и у нас с тобой,
там впереди долгий как жизнь путь.