— Только побыстрее возвращайтесь.
Ричард с удовольствием устраивается на месте пассажира, предоставляя отцу вести машину.
Бенедикт зол. Хотя внешне остается спокойным матерым волком, но Ричард хорошо знает отца. Разговор с Генри явно вывел его из себя. Они даже поехали не сразу, а уж чтобы Бенедикт опаздывал — это надо действительно постараться.
Видимо, хотел успокоиться перед встречей со Скайлер.
Что там решили с Генри, Ричард спрашивать не стал. Достаточно того, что тот пока остался с матерью и Джеком. В брата Ричард верит, тот сумеет навести мосты между всеми.
— Он вам говорил? — спрашивает внезапно отец, выводя машину на дорогу. — О том, что у него ребенок-оборотень.
Ричард хочет невинно спросить что-то в духе «о твоем внуке и нашем племяннике»? но знает, что это выведет отца еще больше из себя, поэтому пожимает плечами:
— Сегодня утром. Когда Джек насел.
— Он умеет быть настойчивым. Когда захочет.
Ричард бросает на отца удивленный взгляд: это наиболее близкое к одобрению, что вообще можно услышать от Бенедикта.
Сейчас он кажется на своем месте за рулем мощной машины. В отглаженном деловом костюме, который сидит так, будто стоит месячную зарплату Ричарда. Скорее всего, так и есть. На запястье золотятся часы, а между бровей морщинка.
И всё равно Бенедикт словно рыцарь, солидная глыба, которая сметет всех на своем пути и даже глазом не моргнет. Рядом с отцом Ричард всегда ощущает себя мальчишкой.
— Приглядывай за Джонатаном.
Ричард возится с ремнем безопасности, который как-то неудобно впивается, но от неожиданных слов отца застывает. С удивлением смотрит на него, но Бенедикт и бровью не ведет, будто сосредоточившись на дороге.
Ричард не знает, что его удивляет больше: то, что отец называет Джека настоящим именем, или что просит приглядывать?
Джек терпеть не может полное имя, которое записано в документах — хотя чуть меньше, чем кудряшки. Сначала он сам предпочитал сокращать до Джона, а потом пошел в школу, где кто-то рассказал, что Джон — это то же самое, что и Джек.
С тех пор Джек стал исключительно Джеком и не признает ничего другого.
— Хорошо, — осторожно говорит Ричард. — Мы и так приглядываем друг за другом.
«Ты немного опоздал», хочет сказать Ричард, но снова благоразумно сдерживается.
— Шаманы могут не только говорить с духами, — продолжает Бенедикт. — Они умеют уходить в другие миры, миры духов. Я видел однажды шамана, который не смог отыскать дорогу назад.
Ричард ежится. Конечно, Джек тоже так умеет, пару раз он погружался в транс, когда требовалось решить что-то особенно сложное. Ричард видел это. И догадывается, что, когда сам он едва выжил после колдовства, Джек тоже погружался в транс, чтобы отыскать в мире духов особо сильного, который сможет помочь.
Ричард не уверен, что понимает, как это всё работает.
Но если с Джеком говорить легко, просто принимать заботу и отдавать ее самому, то с отцом кажется неуместным и неуютным. Ричард скрещивает руки на груди:
— С чего такие темы?
— Потому что мы едем на встречу с Мортонами. Они объявили войну. В прошлый раз пострадал ты. Теперь они хотят и отомстить тебе. Джек уже оказался под ударом.
Вряд ли отец хочет намекнуть на что-то такое, но Ричарду кажется, он говорит о том, что это вина Ричарда. А может, он и сам так думает, поэтому начинает злиться.
— Как думаешь, что хочет обсудить Скайлер? — спрашивает Ричард. Он правда хочет знать и это более привычная тема.
Отец молчит недолго, потом начинает говорить.
Его фирма занимается строительством, и они уже давно вышли за пределы своей территории. Скорее всего, Мортоны захотят часть акций — так будет выглядеть в мире людей. В мире волков они будут выгрызать эти акции.
Когда-то борьба между стаями шла за территорию, на которой можно охотиться. Теперь она переместилась в большие города, она проходит в бизнесе… и всё еще выгрызается с плотью и кровью при Луне.
Ричард вспоминает, как когда-то ссорился с отцом на эту тему. Утверждал, что можно отходить от традиций, оборотням в современном мире не нужен бизнес, который зависит от территории. Им нужна свобода, движение вперед.
Бенедикт не соглашался. И заковывал стаю в рамки и условности, которые брали начало в прошлом. Ричард считал, что он не прав, открыто говорил об этом, а потом хлопнул дверью.
Дорога петляет через лес, мимо проносятся редкие машины. Бенедикт хочет объехать город, чтобы не стоять на светофорах, и въехать в него прямо около офиса.
— Я не знаю, что за шаман у Мортонов, — говорит отец. — Но знаю, кто колдун. И хочу, чтобы ты тоже знал заранее.
— Ммм?
— Кевин Стаффорд.
Ричард смотрит вперед, на дорогу, и не может поверить в то, что услышал. Кевин Стаффорд. Его наставник, который когда-то учил колдовству.
Отец всегда надеялся, из сыновей вырастут воины. И к увлечению Ричарда колдовством относился снисходительно, считая простой блажью. Это мать нашла Кевина, одного из нейтральных волков в городе, мощного колдуна. Он хорошо обучал, и Ричард до сих пор считает его одним из мощнейших.
— Почему он с ними? Перестал быть нейтральным?
— Сможешь сам спросить, — сухо отвечает Бенедикт. — Скорее всего, его просто купили.
— Не всех и не всё можно купить.
— Ты удивишься, Ричард. И раз уж так… я хотел поговорить о твоей подруге. Кейт.
Ричарду кажется, ему не по себе из-за новостей о Кевине. Но в следующий миг он понимает, что дело в другом. По телу, словно щекоткой, прокатывается ощущение от колдовства. Оно подрагивает на кончиках пальцев, пахнет сладковатым дымом.
Ричард понимает, это та защита, обряд которой они с Джеком проводили накануне. Кто-то пытается воздействовать, и она срабатывает.
— Ричард?
— Что-то не так, — Ричард трет плечи, пытаясь понять, что происходит. — Останови машину.
Ему нужна спокойная точка в пространстве, чтобы направить собственную силу и понять, что творится.
Но вместо плавного торможения, машину резко заносит, и Ричард в последний момент понимает, что воздействовали вовсе не на него, а на весь автомобиль. Просто его и Джека обряд защищает его самого.
Ричард не помнит ни удар, ни тьмы потом. Только боль в ребрах да какие-то мутные видения.
Первое его осознанное воспоминание — он сидит в машине скорой помощи, ноги касаются асфальта, вокруг распахнутые створки, а позади пахнущее лекарствами нутро. Вокруг суета, чьи-то громкие голоса. Отблески цветных сирен, которые сейчас молчат.
Рядом с ним врач, она обращается к нему, мягко прося залезть в машину и поехать в больницу.
— Со мной всё в порядке, — упрямо говорит Ричард. Рёбра болят, и он трет их рукой.
— Возможен перелом, сотрясение… вас надо осмотреть.
— Мой отец…
— Его уже увезли, мне очень жаль. Вам повезло. Пожалуйста…
— Где мой брат? А мать знает?
— Мы позвонили вашим родственникам.
— Я хочу дождаться брата.
Ричард упрямится, хотя сам не уверен, что кто-то приедет сюда, а не в больницу. Голова кружится, и Ричарду кажется, он совсем перестает понимать, что происходит, теряет точку опоры. А шрамы на спине саднят.
— Дик!..
Джек врывается в эту реальность маленьким взбудораженным ураганом. Первым делом, едва ли не раньше голоса, ощущается его запах: терпкие травы, земля и лес, неизменный мшистый лес.
Джек хватает Ричарда за плечи, снова зовет по имени. Наконец-то Ричард поднимает голову и фокусирует взгляд на брате. Лицо Джека кажется бледным и перепуганным.
— Отец… — говорит Ричард.
— Но ты в порядке, Дик. В порядке.
Джеку нравятся прикосновения родных, и Ричард давно это запомнил. Но сейчас ему самому нужно немного чужого тепла. Поэтому Ричард прикрывает глаза и утыкается в футболку брата, когда тот обнимает, притягивая к себе. Снова шепчет «ты в порядке».
Ричард слышит, как Джек решительно заявляет врачу:
— Я поеду с ним.
========== 7. ==========
Джек не хочет возвращаться в дом.
Он сидит на ступеньках крыльца, сжимая в руках чашку с чаем. Специально сыпанул побольше мяты, чтобы её аромат перебил, но всё равно ощущение, что руки пахнут больничными лекарствами.
Больницы Джек ненавидит.
Еще более поганая мысль, что Ричард еще остался там. Как и отец.
Когда раздался звонок, они занимались с матерью цветами, освобождали от земли тонкие корешки, чтобы пересадить в новые горшки. Руки матери и Джека были в земле, так что они не могли взять трубку, и ответил Генри.
Джек знал, что-то случилось. Духи волновались, беспокоились, но Джек до последнего надеялся, что это совпадение. Но когда лицо Генри изменилось, стало понятно, что надежды не сбудутся.
— Они попали в аварию.
Джек настоял на том, чтобы поехать к месту, а не сразу в больницу. Совсем недалеко от дома. Генри остался с матерью на дороге, а Джек сразу увидел Ричарда.
Тот, кажется, не до конца понял, что произошло. Но не отпускал Джека всю дорогу до больницы.
Как оказалось, Ричард отделался многочисленными ушибами, но на всякий случай его оставили в больнице до конца дня и на ночь. Отцу повезло меньше: Джек не очень разбирался в медицинских терминах, понял только, что тот сильно пострадал — только к вечеру врачи сказали, что он в очень тяжелом состоянии, но его жизни ничего не угрожает.
Врач не стал говорить этого матери, но отвел Джека в сторону.
— Вашему отцу повезло. Врачи, которые везли его с места аварии, не думали, что он дотянет до больницы.
Джек не стал говорить, что это помощь духов и ритуала, которые они с Ричардом провели накануне.
Весь день Джек провел в больнице, успокаивая мать. Она явно испугалась, хотя старалась держаться прямо, слепыми глазами уставившись в пустоту. Только вздрагивала каждый раз, когда подходили врачи.
Беспокоясь о ней, Джек не успевал волноваться сам. И его это устраивало.
Но теперь он сидит в одиночестве на крыльце, и чай остывает в руках. Вокруг сгустилась ночь, и сегодня тишина пригорода кажется особенно зловещей. Джек предпочел бы привычный шум, который можно поймать даже нечутким человеческим ухом на пожарной лестнице ночью. Но возвращаться в квартиру без Ричарда не хочется.
Джек вообще предпочел бы остаться в больнице, как и мать. Но она мягко коснулась лица сына после того, как попросила поехать домой:
— Выспись, Джек. Ты понадобишься Ричарду завтра.
Она предложила Генри пожить пока у них в доме и попросила Джека всё ему показать. Сначала это даже сработало: в такси Джек писал в общую беседу стаи, договариваясь об утренней встрече, они хотели всё знать. Потом показывал Генри его комнату, искал постельное белье и еще какие-то мелочи. Генри казался слегка ошалелым, как и в больнице.
Но когда он уехал в гостиницу за вещами, Джек не смог оставаться один в пустом доме. Тот слишком огромный.
Когда Ричард уехал, он предложил Джеку пойти с ним. Тот согласился. И хорошо помнит смущение Ричарда, когда тот показал квартиру, в которой собирался жить.
— Она маленькая, — говорил он, — понимаю, после родительского дома вообще ни о чем, но я не хочу брать деньги отца, и это всё, на что мне хватило… еще счета оплачивать…
Джек так и не понял, что такого в квартире, и почему Ричард оправдывался. А уж когда сказал «пойму, если ты вернешься к родителям», Джек только фыркнул. Он сам только устраивался работать, так что денег у них и правда было совсем мало. Но они быстро приспособились, а Джек так и вообще никогда не понимал любви к роскоши. Зачем это всё?
Главное у них уже есть: лес, они сами, возможность обращаться в волков. У Джека еще и духи.
Он не знает, сколько так сидит. Подмерзает, но только кутается в теплую рубашку. Кончики пальцев той руки, что держат чашку, холодные, как и нос. Вторую Джек спрятал подмышку.
Ставит не тронутый остывший чай на ступеньку рядом. Обхватывает колени и прячет лицо.
Они с Ричардом собирались побегать волками. В это время они бы как раз скидывали одежду, весело пихая друг друга локтями, а потом углубились в лес. Чтобы вернуться… может, к себе в квартиру, а может, и сюда. Мать приготовила бы пирог, отец опять поворчал о бизнесе, Генри наверняка бы не знал, куда себя деть и как вести.
Теперь отец и Ричард в больнице, мать осталась там, а Джек не представляет, как он вообще сможет уснуть.
Он не знает, сколько так сидит, но поднимает голову, когда слышит подъезжающую машину. За его спиной горит свет, человеческое зрение не такое острое, как у волка, но он видит, как Генри выходит из такси с небольшой сумкой.
Он топчется перед Джеком, как будто не знает, что сказать, и Джек не пытается ему помочь. Думает, что и отец, и Ричард не стали бы так стоять, а позвали в дом, сказали, что делать.
Они бы и не бросили.
Джек вообще не помнит Генри, так что для него это чужой волк, и почему-то надо принять, что это его брат, его семья.
Нет, зло думает Джек. Его семья сейчас вся в больнице.
— Твой чай остыл, — невпопад говорит Генри. Его голос похож на голос Ричарда.
Но это не он.
Джек поднимается на замерзших ногах. Рубашка поверх футболки давно перестала греть. Молча берет чашку и проходит в дом, Генри следует за ним. Но не поднимается по лестнице наверх, в свою комнату. Мнется:
— Джек, если хочешь поговорить…
— Нет.
Генри — чужой. Волки долги привыкают к чужакам, прежде чем пустить в стаю. Джек готов помогать как шаман тем, кому это требуется, но это не значит, что он обязан сразу же принимать «брата». У него уже есть старший брат, и этого достаточно.
Ричарда всегда было достаточно.
Джек только спрашивает:
— Послушай… как его зовут? Твоего сына.
Генри останавливается на нижних ступеньках лестницы, и его лицо озаряет легкая полуулыбка:
— Коди. Ему будет двенадцать.
Генри медлит, и Джек надеется, он не начнет показывать фото. Потом Джек с любопытством посмотрит, но только не сегодня. Генри, видимо, тоже это понимает, поэтому только кивает и наконец-то поднимается.
Джек не хочет спать в своей старой комнате. Он устраивается в гостиной внизу. Притаскивает на диван плед и пару подушек. Оставляет только приглушенный свет лампы на столе.
Он хочет позвонить матери, но передумывает. Спать тоже нет желания, и спасает Кейт, которая пишет сообщения. Она хотела приехать днем в больницу, но Джек предупредил, что не стоит. Он и сам толком не успел поговорить с Ричардом. Как пояснили врачи, сначала был шок, а потом его долго осматривали, в итоге вкололи каких-то успокоительных, так что он уснул.
Хорошо, думает Джек. Значит, и ночь Ричард проспит. Не будет мучиться от паники или шрамов.
Кейт вскоре уходит спать, Джек тоже начинает дремать. Но до утра так и не может уснуть. Только ворочается на диване, вздрагивает от липких мутных снов, едва стоит задремать.
Джек встает с рассветом. Разбитый и совершенно не выспавшийся. Долго принимает душ, потом решает приготовить завтрак, но вспоминает, что последние пару лет всегда готовил и на Ричарда или хотя бы уточнял, будет ли он.
Конечно, бывали дни, когда Ричард не ночевал дома, и он или сам Джек куда-то уезжали, но это было другое. Сейчас Джек остро понимает, что они могли остаться с матерью вдвоем. И месили бы грязь на кладбище.
Джек долго сидит за столом на кухне, не шевелясь. Пока не спускается Генри. Он понятия не имеет, где теперь даже кофе: когда-то это был и его дом, но теперь он тут чужой и не пытается сойти за своего.
Джек всё показывает и коротко роняет:
— Поедешь со мной.
— В больницу? — уточняет Генри. — Конечно.
— Нет. До больницы мы встретимся со стаей.
Лицо Генри вытягивается в удивлении, но Джек не настроен обсуждать.
Стая взбудоражена и обеспокоена.