Они собираются в привычном вип-зале кафе Рика, и сегодня тут не протолкнуться: кажется, пришли все. Ана с сочувствующим видом порывается обнять Джека, но он шарахается в сторону. Многие косятся на Генри, но даже если кто-то узнал его, то виду не подает.
Джек ощущает себя не в своей тарелке. Все взгляды прикованы к нему, и ему сразу хочется скрыться от них, спрятаться подальше. Он вспоминает Ричарда и набирает в грудь побольше воздуха:
— Они попали в аварию. Ричарда выписывают сегодня, я еду за ним сразу после этой встречи. Он в порядке. Отец… хуже. Он выживет, но пока останется в больнице.
По стае прокатывается рокот. Они любят и уважают как вожака, так и Ричарда, которого называют «молодым волком».
Стаей всегда управляет не только самый сильный волк, но и самый умный. Тот, за кем идут. Кто способен принимать решения и брать ответственность. Когда-то именно вожак определял, когда и как пройдет охота, кто пойдет, а кто останется, где стоит охранять границы.
Оборотни давно не охотятся, но всё равно именно вожак принимает самые трудные и важные решения. Без него стая теряется.
Джек понимает, что руки у него немного дрожат и сцепляет их вместе, натянув рукава клетчатой рубашки. Он терпеть не может вот такие выступления. И знает, какую реакцию вызовут следующие слова:
— Это было колдовство. Авария устроена колдовством. Оно было направлено на отца. Если бы мы с Ричардом не провели ритуал, отец точно был бы мертв.
Никто не спрашивает подтверждения. Если шаман говорит, что виновато колдовство, значит, это действительно так. А Джек хорошо помнит ощущение и шепоты от духов на месте аварии. И Ричард успел сказать, что это не отец не справился с управлением, а колдовство направили, чтобы его уничтожить.
Ричард был центром защиты, и атака была не на него, поэтому он почти не пострадал. Ритуал защищал и отца, но не так сильно… и колдовство явно было слишком мощным.
Стая рычит и волнуется. Кто-то предлагает прямо сейчас явиться к Мортонам и отомстить за вожака. Этого Джек и боялся: Мортоны наверняка с удовольствием готовы ответить на прямую атаку. Не зря же так провоцировали! А Джек — шаман, но не вожак, он не может утихомирить стаю, не может управлять. Но напоминает:
— Пока отец не сможет заниматься делами, вожаком будет Ричард. И вы должны дождаться его!
Это звучит жалко, но Джек с облегчением видит, что работает. Стая слишком привыкла к иерархии. Они подождут того, кого признали не столько по праву рождения, сколько из-за его личных качеств.
К тому же, у Джека есть еще кое-что, способное занять стаю на ближайшее время.
— Это Генри. Мой старший брат. Он жив и расскажет вам свою историю.
Генри бросает на него яростный взгляд, он не ожидал такой подставы. Но Джеку его не жалко.
Он только решает пока не говорить, что проклятье было направлено не на Генри, а на «старшего брата». Это должен был быть Ричард, из него дух выпивал бы силы и толкал к необдуманным действиям. Что бы тогда сделал Ричард? Генри вот приехал спустя семнадцать лет.
Пока стая возбужденно голосит вокруг Генри, он сбивается, пытаясь рассказать — не то, из-за чего уехал, а почему вернулся, просто о проклятье и о том, что у него есть сын-волк. Джек ускользает к дивану у стены, забирается на него с ногами и смотрит время на телефоне: ехать в больницу еще рано, пока закрыто. Но волков так много, они все говорят, Джеку хочется оказаться как можно дальше от этой комнаты.
Кейт садится рядом, ее Генри не очень волнует. Джек старается отодвинуться еще дальше, ему кажется, Кейт слишком близко.
— Я поеду с тобой в больницу.
— Нет.
Он не хочет, чтобы это звучало грубо, но по в момент разозлившейся Кейт понимает, что так и было.
— Джек, ты что, не хочешь, чтобы я увиделась с Ричардом?
— Нет… я… черт, я имел в виду, что не надо сейчас. Позвони позже днем и приезжай.
Джек еще не знает, будут они в доме родителей или уедут к себе. Но сидеть среди толпы тяжело, видеть разозлившуюся Кейт тоже, хотя Джек отлично понимает, что она тоже просто боится.
Он не знает, что и как сказать, поэтому просто уходит.
Приезжает в больницу раньше, находит сначала врача, потом и мать, уговаривает ее поехать домой поспать. Она мягко улыбается и гладит сына по голове.
Джек волнуется перед встречей с Ричардом, но тот выглядит почти так же, как и всегда. Только более бледный, уставший. Его лицо как будто озаряется, когда он видит Джека и мать.
Джек обнимает брата, ему важно почувствовать его, ощутить, что тот живой и в порядке. Пусть сейчас от Ричарда несет больницей и лекарствами, и он слабо усмехается:
— Аккуратнее, Джек, рёбра болят.
Джек ослабляет хватку, но Ричард и сам мягко его обнимает.
Как никогда, Джеку тесно в человеческом теле. Он бы хотел сейчас вилять хвостом, урчать как щенок, и покусывать брата за ухо.
А еще он думает, что Мортоны заплатят за то, что сделали.
========== 8. ==========
Джек любит карамельный кофе. Настолько сладкий, что, когда Ричард однажды попробовал, чуть не выплюнул обратно.
— Как ты вообще можешь это пить!
Джек пьет с удовольствием. Он не любит шоколад и сладости, но карамельный кофе — о да. Так что мать до сих пор покупает сироп и ставит на верхнюю полку, для сына, когда он приезжает.
Джек сидит с большой кружкой на диване, подогнув под себя одну ногу и пристроив на коленях ноутбук. Свой старенький, его вполне достаточно, чтобы, почти не задумываясь, полистать дизайн-проекты для вдохновения. Гостиную наполняет густой запах кофе с приторными нотками карамели.
Генри входит в комнату и топчется на пороге. Джек смотрит на него поверх монитора, ждет, когда Генри сам скажет, чего хочет.
— Это которая чашка кофе за сегодня?
— Не знаю. Не считал.
— А Ричард где?
Джек молча кивает в сторону прохода в другую комнату. Генри идет туда, и Джек снова утыкается в ноутбук, но на самом деле, листает проекты абсолютно бездумно. Он пьет сладкий кофе и прислушивается к негромким голосам. Не пытается различить слов, просто интонации.
Разговор заканчивается быстро.
Генри кажется обескураженным, когда возвращается. Джек смотрит на него, отпивая кофе.
— Я поеду в больницу, — говорит Генри. — Ты же присмотришь за Ричардом?
— Конечно, что за вопрос. Попробуй привезти маму домой. Она упрямая, но ей нет смысла торчать в больнице.
Генри кивает и уходит. Вздохнув, Джек ставит чашку с остатками кофе на столик, захлопывает ноутбук и откидывает голову на спинку дивана. Пялится на светлый потолок и думает, что в комнате забавно смешивается запах свежести от каких-то чистящих средств и запах цветов. Наверное, стоит сменить воду у букета, маме явно не до того.
А на кухне на таком же потолке еще должно остаться пятно. Маленьким Джеку однажды стало очень скучно завтракать, и он пытался запульнуть кашей в потолок. Пару раз вышло неплохо. Пока не пришел отец и не надавал ему по ушам — фигурально выражаясь. Хотя Джек помнит, что в тот момент ему очень хотелось быть волчонком, чтобы поджать хвост и прижать уши к голове.
Джек прикрывает глаза.
Сознание забавно плывет из-за большого количества кофеина, но Джек знает, что тот ему не особо навредит. А спать днем у него не выйдет точно так же, как не вышло ночью.
Ричард в соседней комнате. Он не стал спрашивать, когда Джек назвал таксисту адрес родительского дома. Не возражал, что они приехали сюда. Не спрашивал, когда они поедут к себе домой.
Джек хотел рассказать, что просто хотел дождаться маму, не оставлять тут Генри одного и провести с ним вечером вторую часть ритуала, чтобы окончательно снять проклятье. Джек планировал рассказать, но слова застревали в горле тихим жалобным рычанием, когда взгляд натыкался на потерянного Ричарда.
Он был здоров, как сказали врачи. Синяки да ушибы. Но его взгляд походил на тот взгляд, который был у Ричарда, когда он вернулся из плена Мортонов.
Джек не знает, как подступиться, боясь сделать хуже.
Так что он даже рад, когда приезжает Кейт. Она позвонила Ричарду, он не был против.
Кейт с любопытством, смешанным с удивлением, оглядывается в доме родителей. Ричард, конечно же, водил ее к себе домой, в маленькую квартирку, где при попутном ветре пахнет китайской едой из забегаловки за углом, а при открытых окнах даже ночью слышны гудки машин.
Этот дом больше, тише, он дышит основательностью и спокойствием пригорода. Никакой мебели, купленной на распродаже, никаких валяющихся на стульях рубашек. Здесь не услышишь «да где эта чашка», всё аккуратно и на своих местах.
Отчасти это всегда было необходимостью: Морвена от рождения слепа, для нее важно, чтобы вещи оставались на одних и тех же местах. Джек никогда не воспринимал мать неполноценной: она легко передвигалась по дому, а на улице почти незаметно опиралась на одного из сыновей или мужа.
Отец всегда был строгим, требовательным, как к себе, так и к другим. Не делая скидку даже на возраст: от маленьких сыновей он всегда требовал много. Но все новые идеи, любую гибкость воспринимал в штыки — так они и поссорились с Ричардом. Отцу не нравилась его работа, татуировки, мысль о том, что стая может не замыкаться сама в себе.
Хотя Джек подозревает, Ричард ушел жить отдельно просто из-за того, что устал от постоянной требовательности отца. Из-за этого за ним последовал и Джек. Чтобы иметь возможность дышать полной грудью, не оглядываться на чужое мнение и раскидывать вещи по пусть маленькой, но своей квартире.
Джек с удивлением понимает, что в аккуратном родительском доме и Кейт выглядит как будто неуместно. Ее кожаные браслеты на руках, тонкие косички в прическе и темный макияж подходили маленькой квартирке с выходом на пожарную лестницу.
Подходили Ричарду.
Их разговор Джек не слушает. Он уходит в комнату, чтобы собрать предметы для ритуала с Генри. Под кроватью еще лежит обувная коробка с мелочами: Джек вытряхивает из нее камушки с необработанными гранями и высохшие травы. Свечи пыльные, так что Джек моет их в ванной и высушивает. Надеется, что они всё-таки будут гореть.
Шаману нужны свечи, но отец их не любит, так что не держит, а матери они тем более были не нужны.
Со связкой свечей Джек возвращается в гостиную и находит тут Кейт. Она стоит, как будто ожидая его, теребит сначала один из многочисленных браслетов, потом вертит серебряное кольцо почти на всю фалангу пальца.
— Джек… я волнуюсь за Ричарда.
Джек кивает. Он тоже.
— Поговори с ним. Вы близки, и я знаю, если кто и может ему помочь, так это ты.
Джек удивлен. Он не ожидал от Кейт таких слов, откровенного признания, что она, по сути, ничего не может, зато он способен. Впервые Джек думает, что, возможно, Кейт и сама не понимала, насколько для нее важен Ричард. Не понимала, пока это не стало важным. Пока больницы и угрозы Мортонов не стали дышать в загривок. Пока она сама не увидела потерянный взгляд Ричарда.
И тогда оказалось, что ей плевать на то, что она недолюбливала Джека — если он может помочь Ричарду.
Джек кивает:
— Конечно.
— Напишешь мне или позвонишь, если что?
— Конечно.
Телефон в кармане Кейт звонит, она оставляет в покое кольцо на пальце и смотрит на экран. Хмурится:
— В стае творится черт-те что. Они взбудоражены, готовы идти мстить Мортонам. Микки уже влез в какую-то драку с их стаей. Сломал руку.
Микки — один из сыновей Рика, ему всего четырнадцать. Джек — неожиданно для самого себя — просит:
— Поговори со стаей. Скажи, чтобы ничего не делали без Ричарда. А ему нужно время.
— Скажу, что это неуважение к раненому вожаку и его сыну, — хмыкнула Кейт. — Они от такого вечно хвост поджимают.
Кейт не хочет показывать, но Джеку кажется, что она переживает и за стаю, которая теперь стала ее домом. Временным ли? Или Кейт всё-таки остановит свой собственный бег? Ричард может давать ощущение дома, Джек это точно знает.
Джек находит Ричарда в маленькой задней комнате, где пахнет землей. Она еще осталась на центральном столе, где Джек, Генри и мама пересаживали растения, когда им позвонили и сообщили об аварии. Несколько брошенных горшков тут же.
По стенам многочисленные растения, маленькая и любимая мамой оранжерея. Для того, чтобы видеть и чувствовать ее, ей не нужно зрение. А многие травы, которые она выращивает, потом с удовольствием берет старый волк Франклин. Как он любит говорить, медицинское образование научило его, что иногда полезны и травы. Ричард в такие моменты всегда со смехом добавлял «о да, травка вылечит что угодно!»
Сейчас Ричард стоит у большого окна, которое обвивают лозы ползучего растения. Сквозь мутное стекло смотрит во двор. Его пальцы в тяжелых металлических кольцах отбивают нестройный ритм на деревянном столе.
Джек не любит чужие прикосновения, но ему почти физически необходимо касаться семьи. Может, это пошло от матери, от ее осторожных касаний кончиками пальцев, которыми она всегда проводила по лицу или рукам. Джек настолько к ним привык, что ему самому они требовались.
И сейчас он тоже хочет обнять Ричарда, просто почувствовать, что тот жив и в порядке. Но Джек осмеливается только подойти и робко положить подбородок на плечо брату. Он бы хотел сейчас быть волком, чтобы ткнуться носом, и это сказало бы больше любых слов.
Джек тоже смотрит во двор. На оставшиеся с их детства качели, чуть кривоватые, но любимые. У них никогда не было сада — зачем, если мать его не видит? Зато двор всегда в распоряжении детей.
Ричард стоит молча, только его пальцы замирают, больше не отстукивая ритм.
Джек внезапно думает: почему бы и нет?
— Пойдем! — говорит он. — Обратимся и побегаем. Чего тут сидеть!
Ричард косится на него:
— Давай в другой раз.
И Джек использует запрещенный прием:
— Ты мне обещал! Хочешь не выполнить обещание?
Этого Ричард никогда не хочет, поэтому вздыхает и вяло идет за Джеком во двор. Он первым стягивает кофту, и Джек замирает при виде ушибов и особенно темного синяка, который пересекает правую половину груди брата.
След от ремня безопасности, понимает Джек.
Он сам скидывает клетчатую рубашку, стягивает футболку и ежится от пронизывающего ветерка. Ричард терпеливо ждет его, пока Джек справляется с ремнем на джинсах и начинает обращение.
Ломающиеся кости, мышцы — это больно каждый раз. Но боль быстротечна, а потом накатывают новые ощущения. Изменившегося тела, иного строения и окружающего мира, у которого будто выкрутили ручку громкости и яркости.
Это всегда пьянит. Как постоянна боль от превращения, так же постоянно для Джека оглушающее счастье от изменений. Он первым устремляется к неприметному куску забора, который сделан как будто для собак, с дверцей. На самом деле, для волков, чтобы те сразу нырнули в начинающийся за домом лес.
Ричард идет за ним. Крупнее, сильнее, но на этот раз Ричард следует за Джеком, а тот ведет его тропками по палым листьям, которые видны только волкам.
Мир вокруг такой огромный, но он принадлежит им. Лес обнимает их шкуры, ластится к шерсти опадающими листьями, щекочет прутиками, приветствует запахами ягод и орехов, нашептывает шебуршанием белок и переговорами птиц в высоких ветвях.
У леса много детей. Он любит их всех. Волки отвечают взаимностью.
Мягкие лапы Джека неслышно касаются лесной подстилки, он выбирает направление, руководствуясь только чутьем, инстинктом, ощущением единения с миром вокруг. В какой-то момент Ричард наконец перестает бежать сзади, пристраивается рядом. Выждав удобный момент, Джек сбивает его с ног, валяет в траве, покусывая за ухо и виляя хвостом.
Ричард наконец-то отвечает.
Они возвращаются во двор через пару часов, довольные и усталые. По-собачьи отряхиваются, прежде чем обратиться в людей. Забор достаточно высокий, чтобы скрыть их от любых любопытных взглядов.
Джек отфыркивается и залезает в джинсы и футболку, накидывает сверху рубашку. Улыбаясь, Ричард вытаскивает из его спутанных волос мелкий листочек. Говорит: