– Долгопурова знаешь? – Шеф удивленно последил, как прямо у него на глазах распрямилась моя непонятно откуда взявшаяся сутулость, и расправились плечи.
Выдохнув порцию застоявшегося воздуха, я ожил и внутренне собрался. Долгопуров? Кто же в городе его не знает? Одна из ключевых фигур местной власти, депутат, в свое время удачно присоседившийся к нужным людям и получивший немалые доли почти во всех предприятиях региона. Стремится в Москву. Иногда помогает нашей организации своими возможностями, но лишь по большой необходимости: боится афишировать связь с людьми, которые понимают порядок и справедливость несколько по-другому. А нам приходится стесняться денег от такого человека.
– Знаю, – подтвердил я и проинформировал о подробностях: – Год назад после звонка из офиса я помог ему разрулить ситуацию с ребятами Идриса: водитель Долгопурова решил развернуться на красный, а те гнали по встречной. Наше вмешательство позволило обойтись без стрельбы и лишнего напряжения в городе.
– У него опять неприятности. Понимаю, что не твой профиль, но ты же у нас на все руки мастер?
Похвала всегда приятна, однако нет особого желания помогать людям, которые и так могут все. Это ж надо уметь влезть в дерьмо, из которого при почти неограниченных возможностях самостоятельно вылезти не в состоянии. Если бы не личное участие чем-то заинтересованного Бориса Борисовича, я однозначно сказал бы: «Увольте, это не мое». Правда, за такую отповедь действительно могут уволить.
– Что нужно сделать?
Я не стал делиться с шефом итогами мыслительного процесса, весьма неутешительного для избранного представителя власти. Причем, «избранного» – не от слова «выборы», а от того, что подобные ему считают себя Избранными – вот так, с большой буквы. То есть, не такими как все. Повелителями мира. И чем круче себя воображают, тем больше позволяют себе такого, что классу пролетариев-плебеев-морлоков сразу тюрьмой аукается. Когда мои возможности еще немного вырастут, такие Избранные отправятся на свалку истории. Но это в будущем, а пока приходилось сотрудничать и даже помогать, поскольку помощь была взаимной.
– Что случилось, он сам расскажет, – сказал Борисыч, – а что сделать – решишь на месте. В общем, я на тебя надеюсь. Через полчаса он ждет тебя в своей приемной.
4
Выехать сразу не удалось, ко мне пришли посетители. Я решил, что успею, и согласился поговорить – иногда отложенный разговор стоил людям жизни. Уже бывало, к сожалению.
– Пропустите, – сказал я охране внизу. – В приемную комнату,
Там будет лучше, чем в моем кабинете, больше напоминавшем проходной двор из-за сновавших туда-сюда соратников, то и дело забегавших со своими большими и малыми нуждами (в хорошем смысле).
Я встретил посетителей у лестницы и отпустил сопровождавшего охранника.
Один из двоих пришедших был мне известен. Василий Дмитриевич – следователь, он частенько снабжал моих ребят информацией, которая «не для общего пользования». Василий Дмитриевич пожал мою протянутую руку и указал на спутника:
– Громынин Сергей Сергеевич, мой давний друг. Человек бизнеса, к представляемым мной структурам отношения не имеет.
– Алекс, – представился я, пожимая еще одну ладонь, небольшую, но жесткую.
– Сергей.
– Проходите.
Они прошли внутрь переговорной. Сели. Василий Дмитриевич прокашлялся:
– Алекс… В качестве ответной услуги… Я же никогда тебе не отказываю…
– Какой разговор! – прервал я его мучения. – Пришли именно ко мне – значит, знаете, как я работаю. Если в произошедшем обнаружится вина клиента – я выберу не покой клиента, а справедливость, и конечный результат вмешательства может оказаться даже хуже, чем был до обращения ко мне.
Громынин кивнул.
– И еще, пока не начали, – добавил я. – В полицию со своим вопросом уже обращались?
– Три месяца назад.
– Результат?
– Нулевой.
– Понял. Слушаю.
– Все просто, – сказал Сергей Сергеевич, бизнесмен не самого высокого полета, судя по связям не выше Василия Дмитриевича и костюму от китайских умельцев. – У меня угнали машину. Три месяца назад. Перехватили на въезде в гараж, стукнули по голове и уехали.
– С этим могли бы просто позвонить. – Я взглянул на часы, прикинул путь, который предстояло проделать для выполнения задания шефа, отсчитал себе две минуты и принялся за дело. – Назовите марку, модель, год выпуска, цвет, идентификационный номер.
На стол лег подготовленный листок-распечатка. Я открыл на планшете базу данных автоинспекции, ввел данные и запустил одну хитрую программку. Программа была простейшей, как табуретка.
– Вот адрес, – выданный результат отправился в принтер на печать, – по которому с вероятностью в девяносто девять целых девяносто девять сотых процента теперь зарегистрирована ваша машина. В соседней области. Съездите, посмотрите. Если царапины или какие-то другие особенности подтвердят, что автомобиль именно тот самый, будем действовать дальше. Полиция не поможет, у вас просто не примут заявления. Новый хозяин, возможно, вполне законопослушен и понятия не имеет о криминальном прошлом приобретенного имущества.
Василий Дмитриевич улыбался. Он никогда не знал, что я сделаю, чтобы помочь человеку, но в эффективности помощи не сомневался.
Держа в руках распечатанный адрес, Сергей Сергеевич не верил глазам. Мои пассы над электронным помощником произвели неизгладимое и необъяснимое логикой впечатление, а меня самого приняли за волшебника или экстрасенса. Или, в крайнем случае, за величайшего хакера.
– Ничего сложного, – объяснил я. – Среди зарегистрированных в последнее время автомобилей этой марки компьютер выбрал те, ВИН-коды которых почти совпадают с вашим. Например, цифра один стала четверкой, тройка – восьмеркой. Вываривать идентификационный номер целиком, чтобы заменить другим, долго и муторно, и угонщики стараются не заморачиваться. Намного проще добавить к одной цифирке пару штрихов.
– И вы так просто выяснили…
– Не так просто. Большинство угнанных машин находят уже на этом этапе, но в вашем случае ответ был отрицательный. Тогда компьютер проверил регистрацию машин этой марки с номерами кузова, которые в базе данных производителя отсутствуют либо присвоены другой модели, другому цвету или выпущенному не в указанном году. И вот тогда ваша потеря нашлась.
– Действительно, просто, – хмыкнул следователь.
– Но данные немецкого автогиганта… разве они в свободном доступе? – удивился Сергей Сергеевич.
– Вы удивитесь, но да. Сделать такую проверку может любой, у кого есть доступ к гаишной базе данных.
– Кроме самих гаишников.
– Почему-то да. – Еще один взгляд на часы заставил меня поторопиться: отведенные две минуты были на исходе. – Простите, спешу.
– Спасибо! – Вскочивший Сергей Сергеевич стал трясти мою руку.
– Еще не за что. Удостоверьтесь, что это именно ваша машина, тогда найдем тех, кто перепродал, а через них выйдем на перебивщиков номеров и угонщиков. Мы поработаем с ними, уговорим больше так не поступать, потому что это плохо, и раскаявшиеся грешники принесут компенсацию. Вот тогда сможете поблагодарить.
Передав воодушевленных гостей охране, я бросился вниз.
5
Дорога заняла минуты, гораздо больше времени ушло на оформление пропуска, согласование и проверку на тему, можно ли допустить такую птицу непонятной породы пред светлы очи с а м о г о.
Секретарь – обыденно-стандартная в таких случаях крашеная блондинка с выпирающими сверху и снизу мощными якорями, которыми крепко держалась за это место – угодливо улыбнулась: ей сообщили уровень гостя. Дверь передо мной распахнулась, и, миновав чистилище, я оказался в райских кущах истинного народовластия.
Долгопуров Евгений Вениаминович, обрюзгший, с жирной родинкой над правой бровью, в непомерно-дорогом костюме (увы, теперь и я разбираюсь) и с «Брегетом» на запястье (уж, поверьте, не с ближайшей барахолки), бросил карикатурному гориллообразному охраннику:
– Мить, погуляй пока, – и, далее, уже мне: – Алекс, если не ошибаюсь?
– Не ошибаетесь.
Уважительно отворивший передо мной двери охранник пождал, пока я войду, и старательно прикрыл дверь с другой стороны.
– В чем проблема? – спросил я, не обращая внимания на жестом предложенное кресло. Задерживаться я не собирался.
Долгопуров пошевелил губами и растянуто-хрипло выдал:
– Шантаж.
При его достатке и положении – логично. Райские облачка благополучия разлетелись рваными ошметками, солнце уверенности и значительности сорвалось с крючка и рухнуло к ногам незадачливого декоратора. Реальность прорвалась сквозь дым старательно насаждавшегося миража. Ибо – нефиг. На каждую силу всегда найдется другая сила.
– Почему обратились к нам, а не в полицию?
Брови Евгения Вениаминовича собрались в кучку, веки чуточку опустились:
– Не хочу поднимать шум.
– Понятно. Рассказывайте.
Он дважды качнулся в мягком кожаном кресле в разные стороны, чтобы удобнее расположить телеса, и вздохнул:
– Девчонка. Семнадцать лет. – Вызвавший колыхание щек резкий кивок указал на листок с адресом и общими сведениями. – Ее мамаша требует миллион, иначе – суд.
У меня все упало. Раскалилось. Запылало.
Почему Борисыч поручил э т о мне?
Первый порыв был вспылить, бросить все к чертовой матери и уйти, хлопнув дверью так, чтобы косяк развалился.
Я переборол этот порыв.
И тогда включились мозги. Ведь поручил же Борисыч зачем-то? Зная меня, историю моей жизни и принципы…
Мой голос почти без сознательного участия задал еще один главный вопрос:
– А… гм… действительно было?..
– Да, – обреченно кивнуло мне сытое лицо, и новые волны пробежали по отвислым щекам. – Но совсем не то, что ты думаешь.
– Попрошу не тыкать, – огрызнулся я, – мы с вами на брудершафт не пили.
Депутат проскрипел зубами, но устанавливаемые мной правила принял.
– Она… сама.
Ну да, сама. Конечно, сама. А как же. Если он – депутат… Кто бы сомневался.
– Алекс, ты… Вы… поговорите с ней. Сами все поймете.
Обязательно поговорю. Теперь не смогу не поговорить. Раз уж это дело поручили мне…
– В свои шестнадцать она выглядит как взрослая.
– Стоп, – прервал я. – Все-таки, семнадцать или шестнадцать?
– Скоро будет семнадцать, – хмуро уточнил Долгопуров. – Через пару месяцев. Но это роли не играет.
Да, шестнадцать или семнадцать – все равно, статья одна и та же.
– Миллион за вашу свободу – считаете, это много?
– На кону стоит не свобода. – Грузное тело передо мной жутко надулось и через секунду выпустило громкую струю воздуха, как кит свой фонтан. Оставалось порадоваться, что это произошло через рот. – Репутация. Я хочу, чтобы дело не получило огласки в любом случае, поэтому лучше заплатить еще и вам. Деньги в данном случае роли не играют, мне нужна гарантия конфиденциальности.
Очередным его вздохом меня чуть не смело.
Он сказал: «Репутация». Мне стало смешно. Для человека, который дорвался до безнаказанности…
Я видел, что за необходимость оправдываться депутат ненавидит меня всеми фибрами души, но сейчас он зависел от меня. Не столько от меня лично, сколько от конторы, которую я олицетворял, и это удерживало Евгения Вениаминовича в узде, не давая взорваться.
«Что сделать – решишь на месте» – сказал мне шеф. Вот и ладненько. Решу. Сам. И меры приму такие, какие сочту нужным. Наверняка, не те, что в сказочном сне мерещились напыщенному нанимателю.
Меня послали разобраться. Вот и разберусь. Закон един для всех, иначе это не закон. Об этом Борис Борисович не забывал, поручая какое-нибудь дело именно мне. А еще, как вдруг подумалось, шеф, должно быть, желал, чтобы я лучше присмотрелся к житью-бытью нервно дышавшего передо мной уважаемого человека. Народного избранника. Слуги народа.
Почему? Потому что меня шеф тоже прочил в депутаты. Народный защитник, молодой, красноречивый, интеллигентный, ничего общего не имевший с набившей оскомину прежней номенклатурой… Чем не герой для нового поколения? В моем случае даже судимость играла в мою пользу. Человек, осужденный за борьбу с преступностью… Это было круто. Ореол борца, защитника, олицетворение вечной мечты обывателя, который сам ничего делать не хочет или боится, и только ждет, что кто-то придет и сделает за него.
Вот я и пришел.
Действительно, за меня могли бы проголосовать. За мной могли пойти. Мало того, за мной уже шли.
Тогда… почему не попробовать? Ведь намного удобнее вести государственную машину рулем, чем бросая палки под колеса или присыпая ямки, прекрасно при этом осознавая, что этих ям – миллионы.
6
Выйдя от Долгопурова, я сделал несколько звонков и поехал по указанному адресу.
Деревянная восьмиквартирка сталинских времен зияла оскалом разбитых окон. Взгляд еще раз упал на листок – адрес был правильный. Осторожно ступая сквозь хлам по стервозному визгу досок, я пробился к нужной квартире.
Звонка на ней не было. Несильный стук в дверь чуть не рассыпал ее и результата не дал. Я использовал последнее средство – крик:
– Простите, здесь живет Зинаида Григорьевна Манько?
Было похоже, что дома никого нет или меня не слышат, но упорство вознаградилось: через пару минут, когда я собрался повторить воззвание, внутри послышалось приближавшееся шарканье:
– Чего надо?
– По поводу вашей дочери Оксаны, – сообщил я намного тише.
Незачем посвящать в дело посторонних.
Оказавшаяся незапертой дверь распахнулась так, будто ее ударили ногой. Обитое ромбиками дерматина полотно просвистело около моего носа. Около – потому что я успел отпрянуть.
– Ну? – Осунувшееся злое лицо глядело на меня исподлобья, словно прожигая классовой ненавистью. – Я Зинаида. И чо?
Вид за ее спиной сообщил, что здесь пили, причем пили много и долго. И часто. И не в одиночку, потому что в районе окна с засаленными занавесками поверх ящика с бельем лежали тощие волосатые ноги. Одна нога приподнялась и заскорузлым ногтем почесала вторую в районе голени. Скрип донесся даже сюда, на лестничную прлощадку.
Я вернул взор на подозрительно разглядывавшую меня собеседницу. Зинаида Григорьевна оказалась достаточно молодой женщиной, возрастом чуть за тридцать, то есть ненамного старше меня, но жизнь наложила на нее отпечаток.
– Я от Долгопурова.
– Деньги принесли?
– Нет. Меня попросили разобраться в обстоятельствах дела, и если все окажется именно так, как вы говорите…
Мне не дали возможности рассказать, какой я хороший и как собираюсь сыграть в этой партии на стороне пострадавшей.
– Что еще задумала эта мразь?! – завопила женщина на весь дом. – Что ему еще нужно? Я все сказала! Моральный вред! Пусть несет деньги! Он сломал жизнь ребенку! Он – преступник!!!
– Если он преступник – почему вы не обратились в полицию? – улыбнулся я, сам удивляясь своей выдержке.
Внутренний голос при этом раз за разом цитировал Карлсона, который живет на крыше, повторяя для себя в тщетной попытке убедить: «Спокойствие, только спокойствие!»
– Вы мне тут словами не играйте! – взревела Зинаида, распаляя себя еще больше. – Этот высокопоставленный ублюдок… я его в порошок сотру! Запомните, мне терять нечего!
Она старательно вгоняла себя в истерику. Видимо, надеялась произвести этим более грозное впечатление.
– Полиция именно для таких дел и существует, – объяснил я.
Но женщина меня не слышала или не слушала.
– Не парьте мне мозги! У него везде все куплено.
Боже мой, ведь – почти ровесница, а как выглядит… И как живет…
Интересно, проголосует она за меня, когда увидит на плакате или по телевизору? За меня вот такого, каким являюсь на чужой непредвзятый взгляд – в тщательно подобранном костюмчике, пахнущего успехом, деньгами и мыслями?
– Не будет денег – он будет сидеть за решеткой! До Президента дойду, но добьюсь! Так и передайте своему хозяину!